И вот, по поводу обещанного:
Всеволод Ревич
ЛЯРПУЛЯРЧИКИ
О фильме «Новые приключения янки при дворе короля Артура»
Сов. культура (М.).- 1989.- 8 июня.- ( 68).- С. 5.
Публикуется с любезного разрешения Ю. В. Ревича - Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2002
Чтобы не томить читателя, скажу, что слово в заголовке придумано Герценом. Так он трансформировал французское выражение l'art pour l'art, то есть искусство для искусства.
Начиная разговор про фильм "Новые приключения янки при дворе короля Артура" (Студия имени Довженко, постановщик В. Гресь), надо прежде всего заметить, что тень великого писателя потревожена всуе. Ничего подобного Марк Твен не писал. Его "Янки при дворе короля Артура" - веселое, ерническое повествование о том, как один разбитной коннектикутец сумел встряхнуть экономический строи целой страны, погруженной в сонную одурь средневековья. Ко всяким там рыцарям, королям и круглым столам автор относится без пиетета. Высший всплеск его насмешливости - кульминационная сцена романа: вызванные по телефону рыцари Круглого Стола - рассказчик предпочитает называть их "наши ребята" - во главе с прославленным Ланселотом Озерным мчат при всех своих доспехах на велосипедах к Лондону для вызволения короля.
Приписать в скобочках после упоминания имени Ланселота, что, дескать, в фильме его роль исполняет А. Кайдановский, невозможно, потому что мрачнейшая, с апокалипсическими или даже инфернальными задатками фигура ничего общего с тем Ланселотом не имеет.
Продолжаю придерживаться точки зрения: в киноэкранизациях гораздо интереснее следить за художественными поисками режиссера, нежели выискивать, насколько "бережно" он подошел к первоисточнику. Можно изменять, переносить, монтировать, коверкать "по мотивам". Можно. Однако ежели духовного сродства нет совсем, то не естественнее ли обратиться к чему-то более близкому собственным задумкам. Ведь дефицита в сочинениях, преисполненных звоном погребальных колоколов, мировая литература не испытывает.
Правда, отдельные комические сцены в фильме есть, например поединок главного героя, фантастическим вихрем занесенного в Англию VI века американского летчика Хэнка Моргана, с незадачливым странствующим рыцарем, которого Хэнк побеждает, даже не прикоснувшись к сопернику, и ему достается в качестве переходящего приза смазливая девица несколько неопределенного, а, может быть, напротив, слишком определенного предназначения. После чего следует действительно поэтичная сцена их, скажем так, брачной ночи, не стыкующаяся ни с предыдущим ходом фильма, ни с последующим.
Ладно, бог с ним, с Марком Твеном и его устарелым романом. Фильм сделан, выпущен в прокат, его и давайте разглядывать. По многим признакам картина В. Греся относится к категории костюмированных. Экзотические одеяния, причудливые рыцарские доспехи, красочные колонны войск и паломников, которые особенно хорошо смотрятся, когда они сняты с вертолета. Такого рода фильмов на мировом экране появляется множество, обходятся они в копеечку и делаются для того, чтобы привлечь так называемого массового зрителя. Не задаваясь особыми философствованиями, что, впрочем, не возбраняется и не исключается, они, как правило, привлекают кроме красочной зрелищности, еще и сюжетной напряженностью. Приключенческое начало легко вычитывается из романа, но в фильме заметно, как именно с этим началом режиссер ведет яростную борьбу, в которой и одерживает победу по очкам. Стоит только появиться намеку на динамику, как тут же пускаются в ход любые замедлители, чаще всего рапидная съемка, чтобы, не дай бог, не довести критическую массу до сюжетного взрыва.
Ладно, оставим в покое и сюжет тоже. Хотя, подождите, почему же оставим? Нас пригласили в кино, поманили именем известного писателя, нам рисовали на афишах латы я вымпелы, не грех бы подумать и о зрительских ожиданиях или по крайней мере не обманывать их, а честно раздать копии по киноклубам где найдутся любители отгадывать режиссерские ребусы.
Но все-таки примкнем к ним на время. Очень хочется засудить художника по его собственным законам, очень хочется "дойти до самой сути" и выяснить, что же нам предлагается вместо. Вместо Твена, вместо юмора, вместо приключении, вместо истории, вместо Англии. Школьник схватил бы двойку по географии, если бы рассказал про природу этой страны по впечатлениям от фильма. Такие бесконечные пустыни приличествуют разве что библейским широтам.
Где-то в предфиналье мне показалось, что я догадываюсь о намерениях постановщика. Он, похоже, хотел сказать человечеству вот что: идите-ка вы ко всем чертям с вашими прогрессами. Не нужны нам ни самолеты, ни, тем паче пулеметы, вам было так хорошо в старом марке с - милосерднейшими королями и благороднейшими кавалерами. И ваш патриотический долг - поскорее сунуть горящий факел в чудом залетевшую из XX века машину, пусть она отправляется в тартарары вместе с пилотом. Если именно к этой мысли подводил нас режиссер два часа, то могу высказать несколько замечаний.
Во-первых, он нечестно поступил с главным героем, превратив Хэнка, может быть, по-американски немного развязного, но незлобивого паренька, в хладнокровного палача, даже мясника. Надо ли считать, что безжалостность - неотъемлемая черта наших современников, ведь при той степени символики, на которую претендует фильм, Хэнк выдвинут в представители от всего современного человечества, не меньше? В данном случае, быть может, уместно применить статью одиннадцать прим - за слишком уж огульную дискредитацию людей.
Но я вовсе не убежден, что я верно трактуй замысел авторов. Потому что - это следующее замечание - моему предположению решительно противоречит все предыдущее содержание фильма, состоящего из множества эпизодов, каждый из которых может (а постановщик полагает, что должен) разгадываться автономно. Но в любом случае они никак не свидетельствуют об общественной гармонии в стране короля Артура. Если другого выхода нет, то лично я предпочитаю все же быть расстрелянным, нежели сожженным на костре.
Возникает, к примеру, большой кусок, посвященный контактам героя и церкви. Поставленный с голливудским размахом, этот эпизод, несмотря на некоторую засерьезненность, по-моему, просто парафраз "Праздника св. Иоргена". Оно, конечно, - в ваше время мягкотелости и либерализма не вредно напомнить об опиуме для народа и разоблачить жуткое иезуитство церковников в духе некогда модного журнала "Воинствующий безбожник".
А тут еще Фата Моргана с распушенными, как у дикой Бары, волосьями, врывается. Простите, не Фата, а просто Моргана в превосходном, должно быть, исполнении А. Вертинской. Я бы убрал "должно быть", если бы понимал задачу, поставленную перед актрисой. Но кого-то она должна была сыграть и кого-то сыграла - то ли вероломную интриганку, то ли местную Жанну д'Арк. Опять-таки зритель вынужден мучительно раздумывать, почему эта фурия поступает именно так, а не иначе.
Раздумываешь так, раздумываешь, но где-то в первой половине, фильма появляется и уже не исчезает подленькая мыслишка: а есть ли что разгадывать? Не тщетно ли отыскивать черную кошку в темной комнате, если ее там нет? А есть только красивые костюмы, надетые на людей, принимающих различные позы. Вроде как в танце. Смотрим же мы балетные композиции и поболее двух часов. Почему бы и в кинозале не потерпеть? Смущают лишь дороговизна постановки и воспоминания о том, что в прошлой картине В. Греся, доброй "Черной курице", подобны сомнения не возникали.
Всеволод РЕВИЧ
http://www.fandom.ru/about_fan/revich_19.htm- Право, не знаю, - сказал стрелок. - В доме мы не нашли ни одной
женщины.
- Благодарю тебя, - сказал Дик. - Вот тебе монета за труды. - Но, по-
рывшись у себя в сумке, Дик ничего не нашел. - Завтра спросишь меня, -
прибавил он. - Ричард Шелтон. Сэр Ричард Шелтон, - поправился он. - Я
щедро вознагражу тебя.
Стивенсон "Черная стрела".
Я совсем недаром процитировал Стивенсона. Когда Твен сочинял "Приключения янки...", в Англии процветал неоромантизм - кстати, Стивенсон был его зачинателем и самым ярким представителем (к той же когорте можно отнести Киплинга, Войнич, Гамсуна, Буссенара, Лондона, Горького, Куприна, Грина, даже Набокова). Можно ли считать "Приключения янки..." марктвеновской сатирой на все это направление (написал же Оскар Уайльд пародию на готический роман - "Кентервильское привидение", впрочем, привидение в повести имеет свои причуды - оно выступает в роли художника, актера, жаждет признания зрителей)? Все-таки, как мне представляется, Марк Твен "троллит" не только средневековье, но и свой родной век (предки недоборщили, современники - переборщили): по идее, янки XXV века должен столь же критически оценивать реалии Коннектикута 1889 года.
Но опять же - тут я соглашусь с рецензентом - мне не хочется углубляться в марктвеновскую повесть, хочется говорить о фильме. Интерпретации литературных сюжетов не столь уж редкое явление, и не следует каждого интерпретатора обвинять в плагиате. Сколько бытует сюжетов на темы Шекспира, да и сам Шекспир был интерпретатором. Если интерпретация появляется, значит что-то вызвало ее к жизни. Попробуем ответить на вопрос: что именно? 1988 год. Закат СССР, хотя, наверное, большинство советских людей именно в том году об этом еще не догадывались. Можно было смотреть на СССР 1979 года или 1991 года со скепсисом, но не на СССР 1988 года (казалось, перестройка влила новые силы). Стоп... А почему я завел разговор о советской ментальности, если у нас на повестке дня средневековье, столкнувшееся (как материя с антиматерией) с его же американским будущим? Во-первых, хочу в очередной раз напомнить, что аутентичная "советская цивилизация им. Кара-Мурзы" не считала себя чем-то обособленным от мирового процесса, у нее не было нынешнего проекта заморозиться во главе с главстерхом на "исторических землях" (будучи частью мировой истории, советские люди числили в своих предках Парижскую коммуну и Итальянское Возрождение, а вовсе не Сергия Радонежского или Андрея Первозванного). Когда-то мой научный руководитель студенчесчких времен полуизложил (я должен был сам продолжить его мысли) свою теорию мировой истории: античность, точнее греки, оказалась в тупике случайно. Почему? Дело в том, что цивилизации делятся на замкнутые и открытые (да, почти как экономики). Замкнутые цивилизации обречены (там реально действуют законы Шпенглера-Данилевского), и в итоге от египтян осталоись пирамиды, от скифов вообще ничего не осталось, Индия, Китай... хотя Индия чуть было не стала мусульманской (англичане - парадокс! - уберегли, а то был бы сейчас один такой большой Пакистан). И была так называемая "главная последовательность" мировой цивилизации - Вавилон, финикийцы, греки, Европа, Запад. Тот самый "буждающий центр" цивилизации, который Ж.Атали видит в "мировом городе". Им нет нужды себя оборонять - они сами цивилизация. Конечно, замкнутая цивилизация могла обессмертить себя - вернувшись или присоединившись к "главной последовательности": Япония эпохи Мэйдзи, Россия 1700-2014 гг (в прошлом году Россия снова вернулась в замкнутое состояние, а поскольку, как заметил Константин Леонтьев, "мы много прожили, но мало сотворили", конец этой замкнутой цивилизации близок; Украине повезло гораздо больше). Впрочем, нет нужды углубляться в эти детали (как Тойнби в труде "Цивилизации перед судом истории" в статье о советской России так и не смог приладить цивилизационные категории к сиюминутно-политическим, хотя чья-то сиюминутность могла стать для потомков цивилизационным фактором: не боги горшки обжигают).
Что думал о средневековье советский человек? Для официоза, безусловно, средневековье было темным и лишь стадиальным (что-то вроде перехода от античности к новому времени; нет, не обсуждались на съездах КПСС традиционные ценности, зуб даю)))), но и для неофициальной советскости средневековье оставалось всего лишь экзотикой (хоть свое, доморощенное: "Хмуриться не надо, Лада!", хоть западное - от аляповатых сказок Божены Немцевой до экранизации в стиле григовско-ибсеновского Пер Гюнта "Гамлета"). Средневековье для человека ХХ века было вроде хищника в клетке, может и укусит, но все равно экзотика ("откуда ж тигр в Ясной Поляне?!" - как-то воскликнул Лев Толстой). Экзотике многое позволено. Мало кто одобрит людоедство или калым у русских (даже очень-очень древнерусских), но вполне смирится с этим у племен "ньям-ньям" (было такое звукоподражательное название у одного из племен мору-мангбету в Африке) или у афганцев. А поэтому средневековье стало местом сбора людей, которым элементарно опротивела окружающая действительность (неприязнь к современности - не есть отличительная черта наших дней: "О почему столь любящий древность был я слишком поздно рожден?" - вопрошает поэт Танского Китая с неблагозвучной фамилией). Уходя из опостылой современности, люди не могли не романтизировать средневековье (тут же присоседилась гонимая в СССР религия, ей не прощали ни гибель Античности, ни благословение черносотенцев, но в рамках medium avium была для нее экологическая ниша, и труды советских историков по средневековью содержали на удивление мало антирелигиозных инвектив). Получался почти идеал.
"Почти" потому что идеал не может испражняться. Вот не может и все. Он описывается и должен соответствовать строгим канонам. Обычно идеалу противостоит "антиидеал", а точнее, наша столь презираемая идеалистами повседневность. И не важно, что у идеала нет денег. Зато он не испражняется.
Экранизация (точнее, даже не экранизация, а интерпретация Марка Твена) стала вершиной, пиком определенных настроений в советском обществе. Глубоко презирая (почти по-булгаковски) "хамский век", любители древности (средневековости) желали видеть там (в той тысяче лет, потеряной, по словам Чернышевского, для мировой истории) "все иначе". Как у Тимура Шаова: "Здесь женщины - богини, мужчины - супермены!" (то есть рыцари, конечно). Старый романтизм бежал от цивилизации на природу, неоромантизм стал скрываться в прошлом (даже у Набокова Гумберт Гумбертович мечтает жить не в 1947, а в 1447 году - там Шарлотту отравить куда проще, да и вообще, кто посмеет обвинить древних греков или Петрарку в педофилии?) Прошлому, с одной стороны, многое позволяется (романтик не допускает мысли, что он лично станет там крепостным крестьянином, минимум - рыцарем; здесь некая хитрость обывателя, который уже стоит выше среднего уровня прошлых веков, значит, прав Марк Твен с его "политэкономией VI века"?), но и многое от него требуется. Впоследствии появилось немало пародийных намеков и на неоромантизм (например, у Пола Андерсона в "Патруле времени"). Однако, романтикам дела нет до недожареной свинины или тесных доспехов, в которых невозможно ходить (реальноисторические рыцари, пардон за прозу жизни, надевали доспехи только перед битвой, а путешествовали налегке, к тому же цельнометаллические доспехи появились где-то в XIV-XV веках, когда была выведена специальная порода лошадей - англо-норман (у Дрюона она неправильно именуется першероном, першероны появились лишь при Наполеоне), способная таскать романтического рыцаря в таких доспехах, а до того воевал он в доспехах кожанных с кольчугой и деревянным с металлическими шипами и оковкой щитом; потому и "тройные брони мавры надевают" у Турольда в "Песни о Роланде").
Ладно, есть тезис, но каков же антитезис? Есть поговорка, что революции подобны сломанным часам: два раза в сутки они показывают правильное время. Радикальное неприятие современности именно в эпоху увлечения ретро (1970-1980-х) попало в унисон с мыслями мало-мальски образованной части общества. Не то, чтобы люди той эпохи окончательно возненавидели прогресс, но он просто надоел, и в поисках куда более утонченных ощущений они заглянули в прошлое (заглядывать в будущее тожде надоело, ведь там тот же самый скучный прогресс). Фильм поспел (в этом отношении) как раз вовремя. Я хорошо помню эпоху, последовавшую за фильмом. Кто бы обратил внимание на Фоменко, на Дугина, на антлантологов, контактеров и православных фундаменталистов, если б что-то не "сломалось" в развитии России? Если средневековье кажется вершиной, значит с тех пор все только ухудшалось.
В качестве "мальчика для битья" избран средний американец (особенно забавно смотрятся его музыкальные темы: гимн республики, янки-дудл, кантри - будто демоны, преследуют они его в прошлом). Я уже как-то заметил, что если сталкивать современную реальность и древнюю легенду, реальность, разумеется, будет проигрывать. Хотя бы эстетически. Она имеет слишком много "обязательств", в то время как легенда не связана ничем (как мы помним, ей даже испражняться не приходится, хотя она - не дура выпить и закусить; интересно, что, хотя христианские богословы могут спорить на тему интимных отношений Иисуса Христа, все они едины по вопросу: испражнялось ли второе лицо троицы? - конечно нет!) Надо бы сталкивать тогда уж легенду с легендой. Короля Артура с Гарри Поттером (хотя бы для начала). А так... прошлое и настоящее говорят на принципиально разных языках: настоящее тащит в прошлое свои пулеметы и технологии, а прошлое сжигает будущее на кострах (за богохульство?) Даже как-то язык не повернется сказать, что Хэнк Морган - потомок рыцарей круглого стола (и в стадиальном, и даже в этническом отношении), а ведь так оно и есть. Нет такой гадости в прошлых веках, которую не оправдал бы романтик-стародум, и нет такой ценности в настоящем, которую он же не обоблевал бы за деградацию и подмену. Наверное, это поправимо только в одном случае: расширение Вселенной сменилось сжатием, и теперь мы забыли прошлое и помним только будущее (я как-то написал на эту тему фантастический рассказ). Во всех остальных случаях нам с ним не тягаться.
Такова общая эстетика фильма.
Пофрагментарно. Фильм достаточно четко разбит на некие "эоны" (влияние гностической философии?)
А. Ланселот лицом к лицу с железным драконом.
Б. Сцены при дворе Логрии (в т.ч. неудачная попытка сожжения Хенка)
В. Вставная новелла о Сэнди и ее рыцаре
Г. Засасывающая история Морганы
Д. Вставная новелла с работорговцем
Е. Вставная новелла (в предыдущую) с церковью
Ж. Сцена посвящения в рыцари и последующего разоблачения Моргана Морганой
З. Поединок.
Я недаром назвал три "эона" из восьми вставными. Без них сюжет все равно существует. Но вот они-то (в меньшей степени "эон" о работорговце, в гораздо большей - остальные) оживляют повествование. Все остальное - голая философия (заглянул тут вчера в книжку "В поисках темного логоса" Дугина и хмыкнул - набор букв; какие бы сложные истины не описывал философ, он обязан уметь их донести до читателя, а у Дугина - набор букв, из которых составлены одно непонятное слово, объяснимое через другое непонятное слово и т.д. - до бесконечности, впрочем, чего еще ждать от гностика?) "Эон" Сэнди живо напомнил мне нашего советского и современного российского историка Ю.Г.Алексеева (кафедра истории России с древнейших времен СПбГУ), который отстаивает идею сугубого практицизма и рационализма людей средневековья. Вставная новелла с участием Евстигнеева и его пиара (да, таким современным термином иначе и не назовешь) церкви и ее роли производит тягостное впечатление. Кинокритику она напомнила (а он подошел к фильму сугубо профессионально - с т.з. кинокритики, в то время как режиссер очень хотел выйти за ее пределы) "Праздник святого Йоргена" - советский еще немой антирелигиозный фильм ("Излечился, дурак!"), но если режиссер так уж хочет за пределы, то ситуация еще хуже. Попытка заменить "примитивно-материалистические" истины марксизма-ленинизма духовностью прошлых веков оказалась откровенно неудачной. Великий Инквизитор (американец оказался знатоком русской литературы и сразу узнал героя Достоевского ("Тот самый")) так долго и упорно разъяснял Хэнку превосходство теократии над всеми иными общественными устройствами, что ожидаешь чего-то сверхъестественного. Но с народом Великий Инквизитор разговаривает еще примитивнее, чем Коля Красоткин у Достоевского (Достоевский вывел в этом образе сатирический образ "хождения в народ", но ему самому даже эти высоты не дались). Как-то неприятно, когда тебя считают лохом, особенно в национальном масштабе. А ничего другого церковь народу предложить не может. Она не просто хранит невежество, она хранима им. Хоть в VI, хоть в XXI веках (вот уж истинно вечные ценности). Все это в значительной степени обесценивает те интеллектуальные высоты, которые были (да, были) рядом со свинарниками и лепрозориями. В итоге цивилизация (та самая - открытая, которая переживет все, всех суверенных) пошла по другому пути. А красивый мир средневековья остался в наследство модернофобам. Все справедливо.