Итак, СССР не был Россией, а был конфедерацией в политическом отношении и унитарной экономической системой с определенной долей преобладания РСФСР (опять же не Русской ССР, а РСФСР! - т.е. федерации многих народов - в т.ч. русских). Я потому так осторожно формулирую тему "преобладания" РСФСР, что отнюдь не во всех сферах оно присутствовало. Даже сейчас - 23 лет спустя - без украинских комплектующих российские ракеты не взлетают, Азербайджанская ССР до конца 1940-х обеспечивала более чем полстраны нефтью, а один из крупнейших в СССР полиграфических комбинатов достался от Финляндии Карело-Финской ССР (в 1940-1958 вполне равноправной союзной республике, которая могла дожить до 1991 и отвалить к Финляндии). В 1989 году, имея 18% населения СССР, Украинская ССР производила 40,8% чугуна, 45,6% железной руды, 34,3% стали и 59,1% сахара Советского Союза (если не ошибаюсь, единственный ресурс, который Украина не имела в достаточном количестве - это нефть и газ: 0,9% и 3,9% соответственно от общесоюзного объема).
Общий лейтмотив всех национальных движений в СССР в 1989-1991 (включая русское и даже русско-монархическое) был прост - союзный центр мешает нам развиваться, давайте его уберем и... Экономика здесь была наименее сильным аргументом - ведь СССР изначально создавался как единый сложнейший (и поэтому заведомо хрупкий) концерн, и перевести его в советском социалистическом виде в конфедеративную совокупность "хозрасчетных" зон (как мечтали в 1989 году умеренные сепаратисты) было физически невозможно. Теоретически (лишь только!) советская экономика могла перейти в рыночное состояние современного типа, но для этого нужна была унитарная власть, а это даже в рамках реального СССР 1980-х была ненаучная фантастика. Современная экономика гибче. Если бы нечто подобное современным событиям на Украине произошло там же в 1990 году, ее экономика (а заодно и экономика всего СССР, потребляющего украинский чугун и сахар) рухнула бы за месяц. Но сейчас мы не видим на Украине ни гиперинфляции, ни заметного падения производства. Не то чтобы позднесоветский человек не отдавал себе отчет в том, что после обрушения СССРа "немного потерпеть" не получится, но он видел (именно тогда - в 1989) будущее в радужном свете. Тем более, что в чисто экономическом отношении окрылял пример Польши, где инфляция с 2000% в 1989 снизилась до 73% в 1991, а уже в 1992 начался экономический рост.
Но помимо экономики, для Литвы, Казахстана или Грузии начинался звездный час национальной идеи. В целом самосознание национальных элит и широких масс было очень схожим - они видели свою историю, как некое "прекрасное" или просто самостоятельное прошлое, которое от настоящего (обретения новой независимости) отделяли где 40, а где 70 лет "совка" (или советской империи - как кому больше нравилось). Центробежные тенденции осмыслялись в контексте возвращения не только к своей единичной самостийности, но и в свой цивилизационный круг, из которого они ранее были выдернуты Москвой. Прибалтика и Молдавия принципиально видели себя в Европе. Грузинские активисты еще в 1989 году говорили о желательности вступления в НАТО. Тюркские республики смотрели на вдохновляющий пример Турции (в конце концов, чем Азербайджан или Казахстан хуже Турции? в 1990 году ВВП на д/н Казахстана был больше, чем Турции).
Куда было податься России? Императорский период – это все-таки стремление в Европу (консервативно-монархическую или либерально-демократическую – не суть важно; хотя бывали периоды международной изоляции, как во времена Крымской войны, но всегда находился Горчаков, который восстанавливал позиции – надо заметить, что в современной российской дипломатии Горчакова нет и не предвидится – и царские сановники (как в фильме 1993 года «Сны»), загляни они ровно на сто лет вперед, были бы удручены не только ценами на хлеб и курсом рубля, но и тем фактом, что единственными союзниками России на текущий момент являются Зимбабве и КНДР, а вся Европа – противник). Не смотря на желания эмигрантских фракций национал-большевиков и даже целую строчку Блока о скифах «с раскосыми и жадными очами», революция 1917 отнюдь не была антипетровской реакцией, попыткой отвернуться от Запада. Если уж и была революция 1917 реакцией на что-либо, то скорее уж реакцией на патриотизм Александра III и Николая II. Наоборот, пришедшие к власти большевики видели русскую революцию как часть мирового революционного процесса, а и другие социалисты не замечены ни в пропаганде «русского мира», ни в симпатиях к православным монархистам. Столь же фантастическим и не имеющим отношения к действительности является мнение, будто «Россия всегда была объектом агрессии Запада». Война сама по себе – заурядное событие в истории, в т.ч. европейской, поэтому все европейские и неевропейские страны неоднократно «становились объектом агрессии Запада», а с другой стороны, как раз найти войну всего Запада против России довольно затруднительно. После Петра (и до него, между прочим) Россия была включена в систему европейских отношений и принимала участие в различных коалициях, ни одну из которых нельзя назвать «антизападной». Вторая мировая война – это война Германии и Великобритании, к которой подключились СССР, Япония и США. Первая мировая – война Антанты и Центральных держав, наполеоновские войны – это войны Франции против всей Европы (включая Россию), Семилетняя война – опять война коалиций, Петр Первый в 1700 году напал на Швецию в союзе с Польшей, Саксонией и Данией. В годы Тридцатилетней войны Россия более-менее открыто выступала на стороне протестантов (и русско-польская война 1632-1634 гг. вполне вписывается в эту ориентацию). Наконец, ливонская и крымская войны могут быть названы войной Запада и России, причем обе эти войны велись не с целью защиты отечества, а с целью расширения владений, и, кстати, обе войны Россией были проиграны. Были, конечно, отдельные конфликты России со Швецией, Польшей и Турцией, но считать их злодейским нападением всего Запада на Россию – столь же наивно, как и считать революцию 1917 года привезенной в пломбированном вагоне из Германии. Не смотря на все войны и вражду с отдельными европейскими странами, Россия мыслила себя частью «христианского мира», и вряд ли бы пошла войной на какую-либо европейскую страну в союзе с неевропейской. В мусульманском или дальневосточном мире Российская империя принципиально не видела союзников. Поэтому современные метания евразийцев в надежде на любовь то Ирана, то Китая, то какой-нибудь Аль-Каеды, привели бы российскую дипломатию XVIII-XIX вв. в ужас. Ориентация на третий мир - это атавизм хрущевских мегаломаний, когда действительно казалось, что объединение бывших колоний и полуколони1 европейских держав с СССР переломит баланс сил на мировой арене.
(продолжение следует)
