Люди. Книги. Фильмы. - краткие аннотации

[Владимир Владимирович]

Угадал.  Это как с Сиртаки - все думали, что это всамделишняя Древняя Греция (даже в советский мультик о Тесее и Минотавре попало, и в Ну Погоди!), а оно популярный танец греческого происхождения, созданный в 1964 году для фильма «Грек Зорба». Он не является народным греческим танцем, однако представляет собой сочетание медленных и быстрых версий хасапико — старинного танца воинов. Танец сиртаки, а также музыку к нему, написанную греческим композитором Микисом Теодоракисом, иногда называют «Танец Зорбы». Хореографом фильма и, в частности, танца Зорбы и Бэзила в финальной сцене, был Йоргос Провиас.

[Владимир Владимирович]

Александр Секацкий "Странствия постороннего: Эссе". СПб.,2014.

В "Незнайке на Луне" Носова встречается журнальчик "Для любителей почитать лежа", который покупали даже не любители почитать лежа, из любопытства.  Мы, дожившие до воплощения носовской Лилипутии в постсоветскую жизнь, примерно представляем, о чем там было написано.  Вот первая эссеистическая ассоциация с книгой Секацкого.  Это книга для любителей почитать лежа.  Больше о ней мало что можно сказать.  Все сведущие в философии знают: Аристотель - скучен, Гегель - нуден, Шопенгауэр - претенциозен, Ницше - сумасшедший, Кирхегарт - несчастный, Бердяев - эстет.  А Секацкий - никакой.  Да, так уж получается.  Его можно читать, но проходишь сквозь книгу, как нож сквозь масло.  Ничего не запоминается.  С ним даже и спорить не хочется.  А соглашаться - тоже не хочется (рискуешь согласиться с какой-нибудь банальной вещью, типа "Волга не впадает в Красное море"; ведь почти каждый мало-мальски думающий человек приходит примерно к тем же выводам, и эта всеобщность на него не работает).  Пара попыток писать слово "бог" с Большой Буквы тоже не добавляют: какой околопарадоксальный околобогослов не пытался облечь свое философствование в такую форму, как это сделал Секацкий?

[Владимир Владимирович]

Знаете, какая фраза из беляевской "Человек-амфибия" мне всегда больше всего нравилась?  Вот эта:

Сальватор отбыл срок наказания, вернулся домой и снова занялся  научной
работой. Он готовится к какому-то далекому путешествию.
   Кристо продолжает у него служить.

Именно последнее.  Полуграмотный индеец Кристо соприкоснулся с миром науки, получил хорошую работу, обрел самоуважение - и уже не смог это оставить, жить иначе.  Послал в задницу всех попов, борцов за нравственность против вживления жабр в человека и вернулся к доктору Сальвадору (хотя сам был виновником всех закрутившихся происшествий романа).  Беляев не описал (зря!) их диалог с Сальвадором.  Но здесь зачаток будущего - в руках у этих двух человек (обладателя научного гения и носителя народного здравого смысла).  Дон Ки-хот и Санчо беляевской фантастики.

[Владимир Владимирович]

Фильм Бертрано Бертолуччи "ХХ век" ("Novecento") 1976 года.

Фильм начинается с "годаровской" сцены, в которой простые итальянские крестьяне готовы на вилы поднять какого-нибудь муссолиниста (май 1945 года).  А ведь всего за 5 лет до того они на 98% рейтинговали того - предыдущего - пловца за амфорами



и куда рейтинг ушел?  Нет, не завидую путинистам.  И не думайте, что я вас буду защищать от вашего "электората" с вилами.

[Владимир Владимирович]

Когда читаешь публицистические статьи Ремарка времен второй мировой войны (1944 год и т.д.), возникает интересное чувство "де жа вю" (в паре с ощущением иного бинокля: ведь мы привыкли смотреть на вторую мировую с другой стороны фронта) - атмосфера немецкого менталитета начала 1940-х (вставание с колен, всемирный заговор против Германии, хитрый замысел фюрера, немцы своих не бросают и т.д.) удивительно напоминает российскую современность.  Это уже не та почти эрнстюнгеровская романтика первой мировой, а тупая бессмысленная бойня, в которой победы быть не может.  И романтики - тем более.  А потом все постараются забыть свою верность присяге и ее последствия, и будут вину валить друг на друга (генералы - на "Единую Рос... виноват на НСДАП, "честные партийные функционеры" - на кровавых ублюдков из СС), и найти виноватого станет совершенно невозможно.

Впрочем, путин внес существенную новацию - анонимность.  Анонимные войны на Украине, в Сирии... скоро будут отрицать, что Егоров и Кантария были солдатами Советской Армии (отпускники!), если за водружение знамени придется нести ответственность.

[Владимир Владимирович]

Роман Евгения Замятина "Мы".

Замятин считается едва ли не сатириком, ироничным антиутопистом, но его "Мы" - это ведь чистой воды футуризм.  От романа веет Велимиром Хлебниковым (вот первая ассоциация у знатока).  Неужели разница между модернизмом и постмодернизмом меряется лишь процентом иронии?

[Владимир Владимирович]

03 декабря (20 ноября) 1914 года:

 Вчера в Киев доставлены несколько больших партий австрийских пленных около 81 тысяч человек. Эта была такая масса, что вся Безаковская и Караваевская улицы до Б. Васильковской, были заняты пленными. Такого зрелища до сих пор еще не было,—это поток пленных. Посмотреть этот поток было весьма любопытно и действительно, любопытных собралось не малое количество. Вид у пленных измученный, жалкий. У многих вместо шинели накинуты были байковые одеяла. Публика наделяла их папиросами... Торговки наделяли их булками и яблоками.

http://starosti.ru/archive.php?m=12&y=1914

30 (17) декабря 1914 года:

«Сар. Лист.» передает, что в одном из земских лазаретов Саратовской губернии для пленных Немцев в день Рождества по новому стилю была устроена елка. Немцы были хозяевами, a pyccкиe солдаты — гостями. Были устроены елки в некоторых городских лазаретах города Саратова, как, например, в лазаретах 5 и 9 городских училищ. Зажигались свечи, раздавались подарки—конфекты, папиросы и яблоки...

там же

28 (15) января 1915 года:

Сейчас в Астрахани и Астраханской губернии находятся более двух десятков пленных австрийских офицеров, около тысячи пленных австрийских солдат и более двух тысяч военнообязанных германских и австрийских подданных, высланных из Варшавской губернии, Восточной Пруссии и Юга России. Австрийское офицерство, пo словам «Астр. Л.», устроилось в самой Астрахани с полным комфортом: живут на частных квартирах, свободно, как хотят, проводят время, имеют денщиков из своих же австрийских солдат, получают по женевской конвенции «жалованье» и чувствуют себя как дома.
Пленные солдаты исключительно Славяне и Румыны, живут в казармах и подчинены нашему солдатскому режиму. По просьбе самих пленных местные редакции высылаюсь им свои газеты, по которым пленные учатся русскому языку. Солдат свободно отпускают на прогулку по городу, сначала в сопровождении караульных, а теперь одних.
Брали пленных и на работы по постройке канализации, но теперь не берут, так как их труд оказался не продуктивен, да и сами пленные не больно-то охочи до работы.

http://starosti.ru/archive.php?m=01&y=1915

03 апреля (21 марта) 1915 года:

В ТОЛПЕ.
     Публика настроена к пленным крайне добродушно.
Ни одного недружелюбного выкрика, ни одного злого жеста...
Конным городовым, сопровождавшим по Москве вчера пленных австрийцев, время от времени приходилось несколько успокаивать сердобольную публику, которая прорывалась в ряды пленных, чтобы дарить им деньги, папиросы...
Вот стоит на углу Тверской и Камергерского переулка извозчик.
Он только и делает, что торопливо вертит «козьи ножки» с махоркой и передает австрийцам.
Да, достаточно было посмотреть на австрийцев, чтобы убедиться, что они чувствуют себя вполне удовлетворительно в русском плену.
Усталые, желтые лица улыбались широкими улыбками.
     — Дай тютюн!.. — просить усатый поляк.
Какая-то девочка протягивает пачку папирос.
    — Дзенкую, пани!..
Длинна колонна пленных.
Мелькают усатые лица и поляков, и немцев, и угрюмых смуглых венгров, и чехов.
Вот шагает, по-видимому, чех.
На его шее одеяло, а в руках он бережно несет... скрипку.
Старушка, только что вышедшая из булочной, тянется с маленькой пасхой к пленному:
    — Возьми, голубчик, разговеться...
НА СТРАСТНОЙ ПЛОЩАДИ.
     На Страстной площади густая толпа.
Здесь эшелон пленных встретил в автомобиле главноначальотвующий гор. Москвы свиты Его Величества ген.-м. А. А. Адрианов.
Пленные, увидев генерала, отдают честь.
По дороге всем русским офицерам австрийцы также отдавали честь.
Уже в середине Тверской некоторые из пленных стали сильно уставать.
Слабых подбирали, сажали на извозчиков, и пролетки с ними шагом следовали за эшелоном.
Австрийцы—русины и поляки, — проходя мимо Страстного монастыря и других церквей, обязательно снимали шапки и молились.
В КИТАЙ-ГОРОДЕ.
     Когда голова эшелона от Спасских ворот заворачивает на Ильинку, хвост только что начинает втягиваться на Красную площадь.
Пленные шагают быстро, торопясь закончить длинный путь.
Мелькают серые и черные кепи...
С кокардами, с белой металлической цифрой «8».
Мелькают серые накидки и куртке с зелеными петличками, черные шинели...
Палочки в руках, желтая гетры как будто еще более хотят убедить в том, что делом этих людей было ходить из города в город, а вовсе не отсиживаться в мерзлых окопах и под бетонными куполами фортов.
Защитники Перемышля проходят мимо кремлевских стен.
Они с любопытством глядят на башни высоких ворот, на купола, поднимающиеся за стенами, на причудливую пестроту собора Василия Блаженного.
Проходя по Ильинке мимо церкви, пленные слышать, как где-то бьют часы.
Может-быть, они принимают эти удары за колокол, — некоторые из пленных снимают кепи и крестятся.
Это особенно нравится толпе на тротуарах.
Какой-то мужичек подходить к рядам, идет в ногу с пленными и все старается втолковать им:
     — У нас вам хорошо будет... Вы не сумлевайтесь...
И не понимающий его венгерец утвердительно кивает головой. Он догадывается, что ему говорят что-то хорошее.
У вокзала лавочник допытывается у пленных:
     — Знаешь, что за город?
Тот оказывается понимающим:
     — Москва.
     —А нравится?
     — Нравится.
На Красной площади удивляются уже пленные:
     — Большой город.
Временами кто-нибудь сходит с тротуара и начинает оделять пленных папиросами, мелким серебром.
Пленные, наконец, добрались до ст. Угрешская, Моск.-Окружной жел. дор., откуда они будут отправлены в разные города России.

http://starosti.ru/archive.php?m=4&y=1915

До какого же оскотинения патриоты способны довести любой народ всего за 100 лет.

[Владимир Владимирович]

Интересно было бы снять 3-ю серию "Москвы, слезам не верящей" - еще спустя 20 лет.  2000 год.  60-летняя Катерина давным-давно приватизировала свой завод, ее лучшая подруга действительно ненадолго стала генеральшей, но муж погиб в Чечне, Родион Рудольфович создал информационный канал, где в качестве дикторши и ведущей выпусков новостей отлично вписалась его дочь - Александра (взяла себе псевдоним - Маруся), а Гоша так и остался простым слесарем с большой буквы С.

[Владимир Владимирович]

Революционер - это реакционер, который вовремя стал революционером.  И его очень раздражают другие реакционеры, до которых вовремя не дошло.

[Владимир Владимирович]

Интересно было бы снять 3-ю серию "Москвы, слезам не верящей" - еще спустя 20 лет.  2000 год.  60-летняя Катерина давным-давно приватизировала свой завод, ее лучшая подруга действительно ненадолго стала генеральшей, но муж погиб в Чечне, Родион Рудольфович создал информационный канал, где в качестве дикторши и ведущей выпусков новостей отлично вписалась его дочь - Александра (взяла себе псевдоним - Маруся), а Гоша так и остался простым слесарем с большой буквы С.

Но сквернее всего в этой истории то, что, когда Гоша сделает крупное изобретение (а он его сделает), это самое изобретение в слезливой Москве никого не заинтересует, и никто ему не поможет (даже жена с ее заводом, которая все свободные средства уже вложила в нефтянку, а тут дефолт подкрался пушным зверьком).  И придется Гоше самореализовываться на Вашингтонщине (за что его обвинят в антипатриотизме).  Вот что самое скверное в совр. России.