Может ли ложь быть полезной для Церкви?
(О мироточении, подлинном и мнимом)
Диакон Владимир Соколов

"Наше время особое — мы живем накануне..." — с таким ощущением времени всегда жили христиане. Это ощущение было верным, потому что каждый христианин живет ожиданием будущего века и, одновременно, ожиданием изменений в этой жизни. Это ожидание и рождает ощущение особенности нашего времени.

Особенность нашего времени, в частности, выражается и в том, что наблюдается повсеместное массовое мироточение икон. "Что бы это значило? — ломают головы христиане, — возвещает ли Господь нам о грядущих бедствиях, укрепляя нашу веру этим мироточением, или это явление милости Божией, которую Он обильно изливает на Церковь?" Вряд ли мы сможем ответить на эти вопросы. Одно только ясно, мироточение — это явление Славы Божией. И в этом явлении Бог показывает нам Свою власть над материей, которую Он создал и подчинил установленным Им законам. И вот в этом явлении Славы явлена и Сила Божия, которой эти законы и преодолеваются. Создатель этих законов показывает нам, что Он может их и преодолеть — в этом Он властен.

Мироточение — это великое чудо, которое Господь являет своим чадам в удостоверение Своего Всемогущества. Поэтому мы должны к этому чуду отнестись с особой ответственностью и серьезностью. Но вот как раз такой ответственности и серьезности нам и не хватает.

Ответственности и серьезности, с которой надо подходить к этому явлению, неплохо бы было поучиться у наших предков. До революции порядок был такой: если обнаруживали на иконе истечение мира, то об этом докладывалось в епархиальное управление, откуда приезжала комиссия, которая учиняла подробное расследование: опрос свидетелей, тщательный осмотр иконы, ее местоположения, условий ее хранения. Если комиссия давала повод для того, чтобы утвердиться в том, что икона действительно мироточит, назначалась другая комиссия, которая учиняла еще более подробное расследование: она выясняла, не могли ли маслянистые пятна на иконе появиться каким-нибудь естественным путем. Если же комиссия и здесь не давала повода к сомнению, то икону обязательно помещали в киот, если она до тех пор не была под стеклом — опечатывали его, а в некоторых случаях и приставляли охрану. И только тогда, когда вся эта длинная бюрократическая процедура была проделана, а на иконе все равно продолжали выступать маслянистые пятна — икона объявлялась мироточивой.

Невольно спрашиваешь себя: "Для чего проделывалась такая длительная бюрократическая процедура? Почему она вообще возникла?" И ответ напрашивается сам собой: "Очевидно, было много случаев, когда за мироточение принимали пятна случайного происхождения: кто-то пролил масло из лампады, кто-то помазался из лампады и приложился к иконе, кто-то приложился к ней после помазания на полиелее". Вот именно для того, чтобы избежать таких случайностей, наши предки и устраивали столь длинную процедуру выяснения подлинности мироточения. И это показывает их серьезный подход к религии, к чуду.

А сегодня мы видим, как под влиянием многочисленных случаев подлинного мироточения возникает массовая истерия, порождающая нездоровую духовную атмосферу. Все находятся в состоянии постоянного ожидания чудес. "Раз иконы мироточат повсюду, то и у нас они должны мироточить, что же мы хуже других? Что же мы, плохо молимся? Мы же акафисты каждый день читаем" — так думают и так говорят. При этом начинается планомерный поиск следов мироточения — и, "естественно", следы находятся. Любое маслянистое пятно на иконе сразу же, без всякой проверки, объявляется мироточением. Я сам был свидетелем того, как только что освященная перед богослужением икона, после него (а это была полиелейная служба, на которой многие, приняв елеопомазание, прикладываются к иконам) — была сразу же объявлена мироточивой.

Тут-то и вспоминаешь о мудрости наших предков, выработавших длинную бюрократическую процедуру признания иконы мироточивой. Ведь даже, если все иконы в храме мироточат, и это комиссионно подтверждено, то и новая икона должна подвергнуться такой процедуре, дабы и в этом случае избежать ошибки. Это — серьезный подход, а описанный выше — легкомыслие, которого в Церкви не должно быть. Но, по-видимому, мы вообще страдаем легкомыслием — и привыкнув к нему в нашей мирской жизни, мы привносим его и в Церковь. К примеру, все иконы в храме объявлены мироточивыми (на них обнаружены маслянистые пятна), кроме тех, которые находятся под стеклом, в киотах или на недосягаемой высоте, или в алтаре, где к иконам народ не прикладывается. Кроме того, замечено, что пятна на иконах появляются после полиелейных служб (когда производится помазание). Какой вывод должен был бы сделать здравомыслящий человек? А такой: "Появление пятен на иконах связано с возможностью или невозможностью к ним приложиться". Это первый и очевидный вывод. Второй вывод, менее очевидный, но непреложно вытекающий из первого: "Пятна могут появляться в результате того, что к иконам прикладываются". Этот вывод, по идее, должен насторожить. Но у нас же делается совсем другой вывод: "Все правильно — чего же им мироточить там, где к ним нельзя приложиться, они и мироточат именно там, где к ним можно приложиться. Чего им мироточить в будни, они и мироточат по праздникам".

Сегодня открылось много новых храмов, в которых, в силу недостатка кадров, подвизаются малоопытные и малообразованные священнослужители. Часто в новых и восстанавливающихся храмах иконы еще не успели поместить в киоты, под стекло — доступ к ним открытый. При этом иконы, в силу недостатка средств, часто вывешиваются не писаные, а печатные, бумажные. Бумага же имеет свойство впитывать и долго удерживать масло. При недостатке опыта такие пятна можно принять за мироточение, тем более, что мироточения очень хочется, и его уже давно ожидают.

Недавно у меня состоялся с одним священником разговор на эту тему. Я позволю себе на нем остановиться, потому что он очень симптоматичный и типичный. Разговор наш постоянно заходил в тупик — мы никак не могли найти согласия в ответе на вопрос: полезна или разрушительна для Церкви ситуация, когда мироточения на самом деле нет, но о его наличии объявляется с амвона. Священник пытался убедить меня в том, что эта ситуация неоднозначна: "Ведь пробуждает же это в людях благочестие и веру, поэтому все зависит от того, с какой стороны на это взглянуть". Тогда я решил обострить ситуацию и задал этот вопрос иначе: "Может ли быть полезной, а не разрушительной для Церкви ложь?" На что мне священник ответил, что он такие сложные богословские вопросы не уполномочен решать. Я же возразил, что это отнюдь не сложный богословский вопрос, а совершенно простой, нравственный, предполагающий выбор и требующий простого евангельского ответа: "да, да; нет, нет"; а что сверх того, что от лукавого" (Мф. 5, 37). "Ложь есть ложь, — продолжал я, — и правдой стать она не может. Диавол — отец лжи (Ин. 8, 44) и источник ее. "Господь же творит правду" (Пс. 102, 6) и "любит правду" (Пс. 32, 5), "всякий же, не делающий правды, не есть от Бога" (1 Иоан. 3, 10 — эту фразу, кстати, апостол употребляет в контексте того, как отличить детей Божиих от детей диавола). Поэтому ложь не может быть полезной — она может быть только разрушающей, как и все дела диавола".

Священник, выслушав все это, покачал головой и в раздумье заметил, что заниматься отвлеченными богословскими вопросами не имеет благословения, да и мне не советует это делать, а надо поступать по послушанию в каждом конкретном, а не отвлеченном, случае. Я попытался объяснить, что могут возникнуть такие экстренные ситуации, когда нельзя будет избежать личной ответственности и придется самому выбирать, как поступить — и вот тогда такой отвлеченный богословский вопрос может стать очень конкретным вопросом нашего личного участия или неучастия во зле. Но это не дало никакого результата — разговор наш, совершив еще несколько кругов, в которых мы повторили уже все то, что говорилось прежде — исчерпался, и мы решили возвратиться к нему годика через два.

А мне подумалось в тот момент, что чего-то мы в нашей церковной жизни утратили, что лишило нас живого нравственного чувства, которое говорит нам: "да, да: нет, нет" (что можно, а чего нельзя), коль скоро нам приходится вступать в богословские дискуссии там, где следовало бы просто поступить по заповедям Божиим, запрещающим нам лгать ("не лгите и не обманывайте друг друга" Лев. 19, 11) и лжесвидетельствовать (Исх. 20, 16). Не уподобляемся ли мы в наших рассуждениях тем библейским персонажам, которые говорят: "корван", устранили слово Божие преданием человеческим (Мф. 7, 13)?

Приведу в пример еще один разговор священнослужителей, который я недавно услышал в храме. Обсуждалось, как ради того, чтобы успокоить жалобщика, разыграть комедию: приезд комиссии. Распределялись роли, обсуждались детали — и удивительно, но никто не сказал, мол остановитесь, это же обман, подлог. Возражения были только по части того, что вот это будет выглядеть неправдоподобно, а вот здесь могут разоблачить, испросив документы. И все это обсуждение проходило под девизом пользы для Церкви. Да! Что-то мы утратили в нашей церковной жизни, раз не можем прямо назвать ложь — ложью, грех — грехом, раз не можем верно почувствовать, что можно делать, а чего нельзя. Вот это и есть безответственность, маскирующаяся под послушание. А ведь безответственность и ложь, пусть и невольная, может стать разрушающим началом для Церкви.

Мать одного моего знакомого недавно окрестилась и стала посещать как раз такой храм, где было необоснованно заявлено о мироточении икон. У нее возникло сомнение по поводу мироточения. Ей все казалось, что кто-то приложился к иконам. О своем сомнении она рассказала сыну: вот, мол, какое у нее искушение, какая она неверующая. На самом деле не было у нее никакого искушения, а было нормальное трезвомыслие, которое и требуется в Церкви. И вот представим себе такую ситуацию: эта недавно обратившаяся христианка, всему верующая без всякого сомнения (на ее месте, кстати, может оказаться любой другой человек), видит такую картину: кто-то, помазавшись на полиелее, прикладывается к иконе, оставляя на ней масляный след — кто-то другой, кто не видел, как это пятно образовалось, докладывает об этом батюшке — и это пятно тут же объявляется мироточением(*). Что она подумает о священнослужителях, о Церкви? Вот это уже будет подлинное искушение. Сумеет ли она победить его? Не скажет ли она в сердцах — все у них такие чудеса и все они обманщики? Вот так ложь, пусть и неосознанная, может, в данном случае, стать разрушительной для Церкви.

Эта ложь становится профанацией святыни, профанацией Церкви. Это уже не прославление святыни, а попрание ее. Ложь — всегда профанация, и ложью нельзя прославить Бога, ибо славить Бога можно, как сказано в псалме, "по правде Его" (Пс. 7, 18). За ложью всегда скрывается какая-то страсть человеческая, которая в этой лжи получает корень и начинает развиваться в душе.

Поэтому и корень такого нетрезвого отношения к святыне надо искать в наших страстях. Только побеждая наши страсти, мы можем получить подлинное духовное зрение (т.е. созреть, дозреть до понимания). Для чего, по отцам, и необходимо трезвение. Но без здравомыслия трезвения не бывает. Вот именно для того, чтобы нас не заносило, чтобы не впадать в истерию, заставляющую искать чудесного подтверждения своей "праведности и своего благочестия", ибо род "род лукавый и прелюбодейный ищет знамения" (Мф. 12, 39) — наши предки и создали такую отрезвляющую бюрократическую процедуру расследования подлинности мироточения икон.

Не пора ли и нам эту процедуру ввести в обиход Церкви? Иначе мы рискуем, на фоне нашей всеобщей безграмотности и безответственности, впасть во всеобщую истерию бесконечного поиска чудесного подтверждения наших "благочестивых подвигов", чем нанесем и себе и Церкви непоправимый духовный вред.

* Здесь я описываю ситуацию возможную, но она основана на подлинных фактах. Один мой знакомый рассказал мне о том, что его малолетняя дочь по младенческой привычке все ощупывать языком, прикладываясь к иконе, оставила там влажный след. Следом прикладывающаяся пожилая женщина, уже настроенная всеобщей атмосферой на поиск мироточения, обнаружила этот след и доложила батюшке. Батюшка тут же всему храму сообщил о мироточении.

оригинал публикации

Послесловие А-сайта.

В этот раз мы представили нашим читателям взгляд на мироточение со стороны православного священнослужителя. Прочтение таких статей полезно как верующим, так и атеистам. Первым – чтобы понять, насколько они обмануты официальными чудесами своей же церкви, вторым –чтобы лишний раз убедиться в своей правоте.
В принципе, статья не нуждается в комментариях, но всё же, позволим себе прокомментировать особенно понравившиеся нам места.

“Одно только ясно, мироточение — это явление Славы Божией. И в этом явлении Бог показывает нам Свою власть над материей, которую Он создал и подчинил установленным Им законам” – пишет диакон.

В действительности, ясно только одно – даже если бы мироточение и имело место, то делать из этого явления столь далеко идущие выводы было бы по меньшей мере безосновательно. Такое “чудо” показывает “власть над материей” не более, чем случайно оброненная копейка свидетельствует о богатстве её обронившего и его власти над мировыми финансовыми потоками.
Но дело даже не в реальности или нереальности этого “копеечного чуда” - дело в изначальной психологической установке верующего, которую хорошо выражает диакон:

“Мироточение — это великое чудо, которое Господь являет своим чадам в удостоверение Своего Всемогущества.”

Хорош “всемогущий господь”, всего могущества которого хватает лишь на то чтобы выдавить капельку масла из иконки!
Но (и это блистательно показывает диакон) даже на это “господь” не способен. Даже такое “чудо” ему не по силам – вот и приходится фальсифицировать его руками самих же верующих, выдавая желательное за действительное, неумелую фальсификацию за реальность, заблуждения за истину.

И этот процесс внутрицерковной фальсификации чудес достиг такого размаха, что даже сами церковнослужители начали осознавать его нелепость. Об этом, собственно, и писал диакон Владимир Соколов.