О православной службе в Украине я могу рассказать, если Вам интересно.
Служба идет на церковнославянском языке в сочетании с украинским.
Я бы не хотела, чтобы все происходило на бытовом, разговорном языке. Это умаляло бы торжественность и одухотворенность службы. Для меня церковнославянский - это небесное наречие, окруженное особым очарованием.
Общие молитвы, которые поет вся церковь: Отче наш и Символ веры на литургии , звучат на украинском языке. Рефрен "Господу помолимся" и перечисление: за болящих. путешествующих. сражающихся..., а также за руководителей Церкви и страны - на украинском.
Остальное на церковнославянском. Чтение Евангелия на этом языке не мешает пониманию, потому что тексты хорошо знакомые, и достаточно узнать два-три слова, чтобы понять, какое место читается и внимательно следить за ходом чтения.
Лично я хорошо отношусь к католикам и протестантам. На католической службе не была ни разу,
У протестантов (Церковь Святого Духа) была два раза еще до того, как приняла православное крещение.
Мне нравится высказывание блаженного Августина о разных мнениях в христианстве
" В главном - единство,
в спорном - свобода,
во всем - любовь"
Я тоже могу немного рассказать, если кому интересно, о православной службе в Украине, о понимании православными христианами церковнославянского языка. Насколько я помню, то впервые это "небесное наречие, окруженное особым очарованием" я слышал в раннем детстве, когда приезжал с родителями в деревню, где жили мои родственники. Там среди женщин пожилого возраста был обычай устраивать в избах "красный уголок", только вместо портретов Ленина, красных знамен, агитационных призывов и лозунгов да всяких вымпелов с символикой времен развитого социализма в этом уголке обычно красовались портреты какого-то мужика с суровым лицом и женщины, с угрюмым лицом и с ребенком на руках, в деревянных застекленных ящичках, обвешанных рушниками и агитационными плакатиками с особой символикой, где призывы и лозунги были написаны на "небесном наречии" да такими витиеватыми буквами, что трудно было прочитать, что же там написано. Владелиц таких "красных уголков", видать, не интересовало то, что было написано на развешанных ими агитках, они были научены только тому, чтобы периодически, повернувшись лицом к этому уголку, произносить на "небесном наречии" вызубренные ими наборы непонятных им слов. То, что эти, произносимые ими слова, были им непонятны, мне стало ясно после того, как я однажды спросил у одной бабушки, старательно отмолившейся наиболее часто произносимой молитвой: "Бабо, а шо таке "оченаш"? Она, возможно, впервые в жизни призадумалась над тем, что же это такое и не знала, как ответить. "Много будешь знать - скоро состаришься", - ответила за неё другая бабушка, а бывший в избе мужчина сказал, что не "оченаш", а "отче наш", что это обращение к нашему отцу. По своей детской любознательности (лет 7 мне тогда было) мне было интересно узнать о том, что же это за отец такой и я спросил: "а что такое "жееси?". Промолившаяся бабушка смотрела на меня и, не найдя слов для ответа, несколько раз меня перекрестила, жестикулируя руками и что-то тихо бормоча. В избе было человек 10 богомольцев и никто ничего внятного не мог ответить на мой простой детский вопрос, одни надо мной смеялись, а другие что-то ворчали. Одна тетка, - вероятно, самая авторитетная среди богомольцев, строгим голосом сказала, что не "жееси", а "иже еси" - так написано в молитвослове и что мне надо учиться правильно молиться богу, слушаясь старших, а не задавать дурацкие вопросы, после чего я уже ничего не спрашивал, а молиться богу так, как это делали тамошние богомольцы, мне совершенно не хотелось, ибо целесообразности и какой-либо пользы от таких деяниях я не видел. Потом, помню, я как-то присутствовал на службе в православном храме. Что там говорилось на "небесном наречии, окруженном особым очарованием" понять мне, семилетнему, было трудно, я только некоторые слова понимал из всего, что нараспев произносил батюшка. Присутствовавшие на богослужении периодически хором произносили загадочное для меня слово "аминь" и ещё какие-то слова, кланялись и производили жесты руками (осеняли себя крестным знамением). Я так не делал, а просто рассматривал интерьер храма и наблюдал за происходящим. Это сильно разозлило какую-то тетку-служительницу, одетую в чёрную одежду до пят. Подойдя ко мне, она стала злобно ругать меня и бывших со мною, говоря, что я неблагоговейно веду себя в божьем храме, что я плохо воспитан и что мне надо внимательно слушать то, что говорит батюшка и вместе со всеми делать то, что он говорит, а не смотреть по сторонам. После этого наезда мне хотелось поскорее выйти из этого храма и больше никогда туда не заходить. Таким мне из раннего детства запомнилось посещение божьего храма, "очаровательность небесного наречия" и "торжественность и одухотворенность службы". Последний мой визит в православный божий храм (я уже был не малолетним ребенком, а взрослым мужчиной) был несколько похожим. По просьбе знакомой женщины, приехавшей с небольшого городка, я пошел с ней в один их центровых городских храмов. Её бабушка перед смертью завещала ей, чтобы она пошла именно в этот храм и поставила там свечи всяким святым за упокой её души. Пришли мы с ней в этот храм, накупила она там при входе в него свечей, зажгла несколько из них, подставила их на большом подсвечнике, рассчитанном на несколько десятков свечей, стоим мы молча невдалеке, рассматриваем интерьер. Время было такое, что народу в храме было мало, богослужение не проводилось. Не успели её свечи догореть и до половины, как подходит служительница с ведром и все свечи с этого подсвечника, где они стояли, тушит и бросает в ведро. Бывшая со мной женщина, заметив, что и её свечей тоже уже нет на подсвечнике, тихо и жалобно говорит этой служительнице: "Женщина, зачем Вы и мои свечи потушили и сняли с подсвечника, я ж их только что поставила, они ж ещё и до половины не догорели и я ж стою рядом. Служительница, одетая в спецодежду черного цвета до пят, возвысив голос, на бытовом разговорном языке, по интонации похожим на речь В. В. Жириновского в обычном для себя амплуа, недовольно проворчала в ответ, что кто она такая, чтобы делать ей замечания, что она не будет дежурить у подсвечника и наблюдать за тем, чтобы догорела каждая свеча, что у неё в храме много и другой работы и что ходят тут всякие, - мало того, что какая-то явно не уважающая правила поведения в божьем храме женщина зашла в него в брюках, так она ещё и своё недовольство высказывает, будет учить её, что и как ей делать; что сейчас она скажет старшим, чтобы её выгнали из храма, ибо она зашла в него в ненадлежащем виде. Смутившись от такого нахрапистого ответа, бывшая со мной женщина подала мне знак на выход и мы молча вышли из храма. Выйдя, она расплакалась, причитая, что не исполнила завещание бабушки и что то, что поставленным в храме за её упокой свечам не дали догореть, это плохая примета. Я предложил пойти в другой, не менее крутой храм и поставить там оставшиеся неиспользованными свечи, но она сказала, что, как она слышала, свечи действительны только в том храме, где они покупались, что нельзя свечи, купленные в одном храме, ставить в другом и что она проконсультируется со знающими людьми, что ей делать. Так что давнее высказывание блаженного Августина о разных мнениях в христианстве "В главном - единство, в спорном - свобода, во всем - любовь" ныне настолько же далеко от реальности, как и лозунги недавних времен "Народ и партия едины"; "Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек" и "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!", - нету там ни первого, ни второго, ни тем более третьего.
