БУЛАТ ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ
ПО ПРОСЬБЕ ТЕТИ
Моя тетя – экстравагантная особа. Они с дядей уже четыре года в браке – она бежала из Московии в 2020, перебивалась случайными заработками и как-то в Эрмитаже (где нашла работу реставратора, это после того, как православные его подожгли 4 ноября) познакомилась с дядей. Дядя тогда был консультантом в пароходстве и должен был торжественно вручить директору Эрмитажа от спонсора большой чек на реставрацию. Мне тогда было 13 лет, и я учился в 7 классе. Почему-то я плохо помню эти годы. Детство – хорошо. Все, что было в старших классах – хорошо, а между ними провал. Так вот именно тетя уговорила меня на эту поездку. Я бы никогда сам не поехал. Но она упросила меня поехать на ее родину – в Кострому и выяснить, осталось ли что от ее дома, а если осталось, то забрать ее детские рисунки. Тетя всегда хорошо рисовала. У меня в комнате висят ее миниатюры морских закатов и готических городков. Но в детстве ее стиль (еще не изуродованный художественным училищем) был совсем иной, лучше, чем теперь. Так она сама говорит. У меня, правду говоря, на это лето были другие планы. Я только что поступил на истфак в Университет и хотел вознаградить себя поездкой с моей девочкой в Болгарию (или даже в Чехию; я там был в 2023 году с классом – очень понравилось). Но тут уж уговорила, так уговорила. Другой человек сказал бы ей: тетя, а вы сами не съездите? Но, во-первых, это невежливо, а во-вторых, ее туда уже никогда не пустят, потому что она нелегально бежала в Ингерманландию. А это там запрещено. И назад уже никого не пускают.
Едем в поезде до границы. Со мной в двухместном купе пожилой человек. Хорошо одет, пачка дорогих сигарет. В пункте Ерзовка-3 (это у самой границы) мы должны пересесть на московитский поезд (у нас уже давно перешита колея, и поэтому доехать прямо до Москвы нельзя). Я откупориваю бутылку кваса, наливаю тяжелый стакан – чуть не расплескал на соседа! Он улыбнулся на мои извинения. Разговорились. Он – бизнесмен-предприниматель, едет в Московию по делам.
--Там можно делать отличный бизнес! Там все очень дешево. У нас не так. А у них на угольных шахтах в Кимовском (есть такой разрез) работают из монастырей люди. Так они даже зарплаты не получают – только за еду работают. И получается очень дешевый уголь.
Угольщик оказался мечтателем. Романтика штолен!
--И что нашли в нефти? Вот я тебя спрашиваю! Жидкая, да и мало ее, скоро кончится. А угля хватит на века. Вон, китайцы – большей частью живут на угле. Им и нефти не надо так много, как американцам. Если бы еще с XIX века мы сохранили угольную промышленность и паровой транспорт…
Я решаюсь вставить слово в мощное русло речи говоруна:
--Но экология…
--А вот и нет. Уголь более экологически чист, чем нефть, особенно если его коксовать.
Я думал, что попасть в Московию сложно, но оказалось на удивление просто. Оформляешь визу «Странник по Святым Местам» (так она называется на московитском) – это как турист вроде, и можно съездить на неделю. Когда-то быстроходный «Сапсан» проходил от Петербурга до Москвы меньше, чем за четыре часа, но сейчас его перевели на линию Петербург – Балтийск (5 часов), а до границы ехать тоже четыре часа.
Мы сидим с моей девочкой в гламурном кафе напротив Казанского собора в ожидании моей неторопливой очереди в кассах неподалеку. Над нашими головами – полки с книжками (зеленоватый Майн Рид), а за столиком напротив нас – две девушки (временами целуются; лезбиянки?) Здесь собираются студенты Финэка, а иногда и преподы захаживают. Я уже чувствую себя студентом. Через месяц я буду ежедневно ездить от Ульянки по красной линии метро с пересадкой на Восстания – и до Василеостровской. Оля спрашивает:
--А там не опасно?
--Нет, -- должен же я успокоить мою любовь.
Мы очень мало знаем, что там – в Московии – происходит. Миллионы беженцев прошли через нашу страну за последние годы, миллион осел в Ингерманландии, но все их рассказы путаны и противоречивы (как сказал наш историк в мае: «трудно составить представление по столь противоречивым источникам»). Называется эта страна официально Русское Государство. Столица – Москва (говорят, что ее население сократилось по сравнению с переписью 2010 года в десять раз). Территория – полтора миллиона квадратных километров (у них сейчас версты, а это на 14% меньше, чем в километрах – получается миллион триста квадратных верст). Население неизвестно, но по оценке ООН (смотрел в Сети сегодня утром) – двадцать семь миллионов. Государственная система – теократия (во главе государства – Патриарх РПЦ), государственный флаг – красное полотнище с лицом какого-то святого или какого-то бога. Граничит с Карелией, с нами, с Белоруссией, Украиной, с Черноземьем, с Мордовией, Чувашией, Мари-Эл, Татарстаном, Удмуртией, Уралом, Коми и у самого Ледовитого океана – с Сибирью. С нами они воевали в 2018-2019 годах из-за Валдая. И кстати, они до сих пор в состоянии войны с Югороссией, но они с нею не граничат, и поэтому военных действий не ведется. Уровень жизни – ВВП на душу населения 10000 долларов (или меньше). Это в три раза меньше нашего. Вот, собственно, и все. В 1993 году там – в Костроме родилась моя тетя. Но тогда была еще единая Российская Федерация. И правил Путин. Или Горбачев. Или Ельцин. Ельцин! Это я ЕГЭ по истории вспоминаю. Набрал 85 баллов. Сам себя зауважал.
А я родился в 2008 году в Петербурге (он еще не был столицей Ингерманландии и красивейшим европейским городом). Кстати, родился ровно через девять месяцев после знакомства моих родителей (и такое бывает))))). Маме тогда было 20. Папе – 33 года. Мой папа – программист, мама – экскурсовод. У меня – самая лучшая девочка на свете. Ее зовут Оля, ей – 16 лет, и она хочет стать химиком (сейчас читает учебник «Органическая химия»).
Астрономы уже открыли много экзопланет. На некоторых из них есть вода и условия существования жизни. Интересно, что там? Есть ли люди? И какие люди? Знают ли они о нас?
Доехали до Ерзовки. Это пограничный пункт на границе с Московией. Мы выходим из купе и проходим контроль. Я похож на странствующего студента: небольшой рюкзачок, зонтик, iPad и сумка с продуктами. Я не заметил, как мой попутчик отстал, и вдруг слышу: его задержали и что-то от него требуют. Московитские пограничники в каких-то оперных кафтанах, но не клюквенного цвета, а маскировочного. У одного большая икона на груди. Меня просят подождать (московиты говорят по-русски почти как мы, но произносят некоторые слова нараспев, и кажется, что говоришь с евнухом). Через контроль на нашу сторону перешел невысокий человек, похожий на Шевчука, в очках и футболке. В руках – один угловатый чемодан (точно, беженец). Он пересекает невидимую линию границы, поворачивается и плюет в сторону Московии. Наши пограничники и московитские реагируют спокойно-безразлично. Значит, этим их не удивить? Моего попутчика ведут куда-то в будку, и оттуда слышны громкие ругательства. Наконец, доходит очередь до меня. Пограничник изучает мои документы. Рядом с ним человек в черных одеяниях и шапочке (монах?) Он спрашивает меня:
--В паломничество?
--Д-да, -- я не хочу ничего отвечать.
--Крещеный?
--Что?
--Нехристь?
--Вам-то что?!
--Сэсэзэшник!
Я не отвечаю. «Сэсэзешниками» здесь дразнят нас – граждан Ингерманландии. Это от ССЗ («Сатанинский Северо-Запад»). Но тут монах привлечен идущей за мною женщиной. Она в платье до колен. Он делает ей замечание: надо переодеться. Мне возвращают документы, и я вхожу в другой поезд (на параллельной колее). Поезд прицеплен к паровозу (!) – я не шучу. Настоящий паровоз. Вот и сбылась мечта бизнесмена. Я попал в мир стимпанка? Вечереет.
Я думал, что все четырехместное купе до самой Москвы будет в моем распоряжении (мой попутчик так и не объявился; что с ним?), но в Бологое (так себе городок: деревянные домики, похожие на наши дачные поселки, тоскливо-желтого цвета вокзал) в купе вошли парень и девушка моих лет. Я из вежливости кивнул, и они стали располагаться. У обоих уйма каких-то авосек и чемоданов (терпеть не могу ездить куда-нибудь с вещами; мой дед вообще гордился, когда ему удавалось ездить «с газеткой» (с)). Странно одеты. На парне простецкая полосатая рубаха и треники, на девушке – длинная юбка, кофточка и платок сизого цвета, под который тщательно упрятаны волосы. Что мне до них? Правда, поезд тащится удивительно медленно – от границы до Бологое (я посмотрел по карте) всего 35 километров (30 верст), а мы ехали целый час. Паровоз время от времени отрывисто свистит.
Оля очень не хотела меня отпускать. Ее что-то все время тревожило (она даже видела про меня дурной сон; но мы смеемся над снами, когда рассказываем их друг другу: вот мне перед сдачей ЕГЭ по литературе приснилось, что мы купили большую квартиру – метров сто – но со странными арочными потолками, как в каких-нибудь средневековых зданиях, и в стену гвоздя не вобьешь). Я видел свою поездку в Московию, как некое экзистенциальное путешествие, вроде как молодой английский джентри по завершению образования совершает поездку по стране марсиан – Франции. Но тут не Франция, ох, не Франция! В тот день, когда я покупал билеты (туда и обратно), в новостях сообщили: В Московии под Смоленском неизвестные убили священника РПЦ Дмитрия Куфаева (об этом сообщают прибывающие в Ингерманландию беженцы). Дмитрий Куфаев известен своей критикой руководства РПЦ, особенно введения смертной казни за «богохульство». Последние годы он исполнял обязанности просто го священника в одной из деревень под Смоленском. Но и до Багдада им далеко. Вот где борцы за веру!
Как я и ожидал, здесь мой iPad интернет не берет. Я от нечего делать играю сам с собой в карты. За окнами купе накрапывает унылый дождик. Если наша Ингерманландия смахивает на Туманный Альбион, то что можно сравнить с этим серым небом, сочащимся бесконечным дождем? По сторонам от дороги – елки да березы. Парень обратил внимание на мой iPad. Ему очень хочется что-то спросить, но он стесняется (или это наша обычная славянская деликатность; хотя нет, славянская деликатность – это правила хорошего тона: если вам что-то предлагают, положено трижды отказываться и только на четвертый раз нехотя соглашаться). Я – ноль эмоций. До Москвы тащиться еще долго, а за окном почти стемнело.
Прошлым летом (через полгода, как наша Ингерманландия вступила в Европейский Союз) поехали мы с папой в Париж. В детстве мне казалось, что я – на самом деле родился не в Петербурге, а в Париже, и хотелось посмотреть на мою виртуальную родину. Когда смотришь на разные страны через прицел туристических агентств или окна новостных передач, кажется, что заграница – это что-то особое, и даже мостовая здесь особенная – из особой плитки. Но нет, когда приезжаешь, видишь, что плитка тротуаров – самая заурядная, и воздух здесь – тот же. А джунгли экзотических стран не отличаются от нашего парголовского кустарника. Но Париж прекрасен (даром, что, будучи побратимом единственного Рима, Париж в позапрошлом году сделал одно исключение – для Петербурга). В Париже я познакомился с Олей (и такое бывает)))))))))).
Наконец-то парень решился:
--Извините… извини… (он не знает, как меня называть – на вы или на ты?), а это у тебя что такое?..
--Карточная игра. Подкидной и переводной дурак.
При словах «карточная игра» глаза девушки рядом с парнем погасли (сама какая-то на крыску похожая: темные глаза и нос большим треугольником((((, но он переспросил:
--Нет, вот это что такое? -- парень показывает на iPad.
Он не знает, что такое iPad! Вот так государство!
--Это такой компьютер портативный. У вас таких нет?
--Есть, но не такие. А как он с интернетом соединяется?
--Через WiFi.
Еще одно непонятное слово для них. Впрочем, мне говорили, что тут – в Московии – интернет отрезан от мировой Сети, а иметь WiFi запрещено (пограничник просто не обратил внимания на мой планшет, или не понял, что это такое, да оно все равно не работает; и мобила здесь не пашет).
Оказалось, что Оля тоже из Петербурга и живет в Сосновой Поляне – недалеко от меня (я ее даже дразнил: Сосновая Оляна!) Когда мы вернулись в Петербург (она – на два дня позже меня), я – как столичный мальчик – пригласил девочку в хорошую кафэшку KFC – напротив Парка Победы. Мы втиснулись в небольшой простенок (рядом с нами за большим столом пять девчонок играли в карты), и именно здесь я признался ей в любви (увы, Париж!)
--Мы – брат и сестра, -- представляется парень в купе.
Это мы уже познакомились. Им тоже по семнадцать, но они не родные, а двоюродные. Едут на работу в Москву.
--Меня зовут Саша. Я из Петербурга.
--Перебрались к нам? От сатанистов, -- последняя фраза не вопросительная, а утвердительная.
--Нет, как турист.
--А от вас многие к нам перебегают. Уже миллион человек. Аркадий Мамонтов недавно фильм снял – «Изошедшие от сатанизма». Но наш батюшка сказал, что это двусмысленно звучит: как бы вы все сатанинского племени, а это не так, и мы вам всегда рады. У нас – на Святой Руси – только и есть спасение.
Я смотрю на парня и не понимаю, что он хочет сказать. Что-то я ничего не слышал о миллионе переселенцев из Ингерманландии в Московию, один поезд раз в день ходит до границы, и в поезде купе полупустые (сейчас от нас едут на заработки по всему Европейскому Союзу, но беженцев из Московии столько, что население не уменьшается – как было девять миллионов, так и осталось по переписи 2020 года). И что он обозначил словом «спасение»? У меня ничего, кроме спасения рыбаков с оторвавшейся льдины, не возникает в памяти. Надо сказать, что тетя (да и все остальные взрослые) перед отъездом строго-настрого мне наказала с местными здесь ни в какие дискуссии не вступать (особенно, на религиозные темы). Потому что они очень обидчивые и даже агрессивные, и думают, что мы все хотим их уничтожить, и вообще люди в других странах рождаются только для того, чтобы навредить Московии. Поэтому я ничего не говорю. Но парень, видимо, принимает мое молчание за согласие:
--У вас же там невозможно жить. Все вокруг – гомосеки (я вспоминаю двух девчонок в гламурно-студенческом кафе, да и в Париже я не то искал))))). А всех детей отбирают у родителей в ювенальную юстицию.
--Да нет, меня не отобрали. У меня папа и мама.
--Ну это тебе повезло еще. А где ты работаешь?
--Я еще не работаю. Я закончил 11 классов и поступил в Университет, -- я произнес последнее слово с большой буквы.
--Да?.. А у нас церковно-приходская школа семь классов. А потом все работаем. Сначала мы работали в приходском хозяйстве, а сейчас нас перевели в Москву – в хозяйство Сретенского монастыря (а Ксения – в Покровский монастырь).
Оказывается, в Московии много людей работает в монастырских хозяйствах, практически только за еду. Но зато у них, кажется, нет безработицы. Правда, мой попутчик-бизнессмен (где он сейчас?) говорил, что постепенно по такой схеме работает все больше и больше – ведь предпринимателю выгодно, чтобы работник только за кормежку работал, и сейчас уже так работает почти половина московитов.
--Семь классов? А дальше? А вузы?
--Как это «вузы»?
--Ну, получаешь высшее образование, потом работа хорошо оплачиваемая. Ну и знаний много получаешь.
--Это разве что духовная академия. Но туда только батюшки могут поступать.
«Батюшки»? Ах да, на московитском языке так называют попов.
--А Московский университет?
--Не знаю…
Тут в дискуссию вступает его сестра:
--Там сатанисты преподавали, так разогнали давно, а здание вернули Церкви.
--Здание – это такое большое на Воробьевых горах, что при Сталине построено? – я в курсе старого спора двух вузов о первородстве.
--Да, Сталин его для духовной академии построил, а потом при безбожном Хрущеве отобрали для университета сатанисты.
Сестра явно лучше образована, чем ее кузен. И фразы строит с напрягом, как будто ножом консервные банки вскрывает. Но ее брата интересует другое:
--И что вы там целых 11 классов учите?! Это же, наверно, трудно очень?
Спросите выпускника – трудно ли было учиться в школе?)))))))))))
Я читал перед отъездом «Улисс» Джеймса Джойса. Хотел взять с собой – читать от скуки (в Московии никаких развлечений нет), но меня предупредили: книги в Московию ввозить нельзя. «А что можно ввозить?» - спросил я не без иронии. – «Библию можно?» Оказывается, только на церковнославянском языке, а все иные переводы запрещены. Неправославная литература у всех изымается (даже у туристов) и сжигается. Вот я и еду с одним iPadом. Хотя… «Улисс» - здоровая книженция в 1000 страниц (я купил ее в «Старой книге», что близ Сенной площади, 2012 года издания), так что с такой тяжестью носиться по всей Московии…
Я спрашиваю в ответ:
--А что вы целых 7 классов учите?
--М-м-м… У нас – Закон Божий, История Церкви, Православное Естествознание, Православная Литература, Патриотизм…
--У меня по Истории Церкви пятерка, -- похвасталась его сестра.
За окном уже темень. У них много чемоданов, но ни в одном нет еды. Есть при них как-то неприлично. Я, тем не менее, спрашиваю:
--Тут чай полагается?
--Наверное…
--Я спрошу.
Я выхожу в коридор, добираюсь до купе проводницы. Беру три стакана в чеканных подстаканниках. Стоит это 17 московитских рублей, значит… 120 наших рублей. Дешево.
Когда я вернулся, мельком заметил, что парень молниеносно отпрянул от моего iPadа (но я-то его заблокировал!) Я говорю:
--Я угощаю.
Они смущены. Девушка спрашивает парня:
--Молитву как творить?
--Да не надо молитвы! Он же… Ты крещеный? – спрашивает он меня.
--Нет. Мои родители всегда были атеистами.
Они потрясены.
--Быть не может! – девушка внимательно рассматривает мое лицо, как ботаник засушенный гербарий. – Все атеисты – жиды.
Нет, опять я нарываюсь на проблемы. Мне еще ехать несколько ночных часов (поезд приходит в Москву в четыре утра), и я не хочу их тратить на религиозные дискуссии(((((( Я видел пару таких дискуссий у Невзорова в «Обозрении», и никто никого ни в чем не убедил. Это все равно, как спорить о количестве чертей на острие иголки. Я беру iPad, разблокирую и показываю несколько своих фоток: я на «Алых парусах», я и родители, я – в Париже (кстати, мы познакомились с Олей и ее папой ни где-нибудь, а в лифте, который возносил нас на Эйфелеву башню), я с друзьями в тире, наш класс в Зоологическом музее, мы с Олей гуляем – она забралась на бордюр решетки Михайловского Сада, она на камне в открытом черном купальнике, Нева на закате.
--Как настоящие! – парень поражен.
--И как ей не стыдно?! – этот комментарий девушки касается моей Оли в купальнике, а я вспоминаю ее – такую упругую, розовокожую.
--А где это Париж? – спрашивает парень.
--Это столица Франции.
--Это же где Корсунская епархия, -- подсказывает ему сестра. – Когда Владимир Равноапостольный воевал с Византией, он взял Корсунь в Крыму. Там Испания, Португалия, Франция и Швейцария.
--Нет. Франция не в Крыму, -- опять нарываюсь я на проблемы.
--А где же?
--В Западной Европе. А Новая Франция – вообще в Квебеке, на другой стороне глобуса.
--Какого глобуса?
--Земли. Земля-то круглая.
--Ты, Саша, что-то путаешь. Земля не круглая. Она плоская.
Выражение моего лица побуждает парня сделать то же самое, что и я: вместо объяснений он роется в своем чемоданчике (пришлось согнать сестру с нижней полки; она не села на мою, а так и осталась стоять у двери купе, прямая, как палка) и достает книжку в синем переплете. «Мироздание» называется она. Парень быстро листает ее, и что я вижу??? Это напоминает кекс, хорошенько откусанный снизу, но на верхней его части распласталась довольно правдоподобная карта Московии, а вокруг нее – ближе к краям – размазаны разные страны. Америки и Австралии нет вообще.
--Из науки доказано, что Земля плоская, -- делится знаниями парень. – Сотворена Господом Богом 7533 года назад. Иван Павлов давно доказал, что Земля плоская.
Оля, ты никогда мне не поверишь, если я тебе расскажу это! Но я не ослышался, а глаза мои видели книжку.
А я соврал: мы познакомились с Олей не на лифте Башни Эйфеля. Мы остановились в одной гостинице. И столкнулись на лестнице. Она спросила меня, где кафе. По-русски. Моя девочка…
Парень вышел (наверно, в туалет), а я полистал книжку (на безрыбье и рак – рыба!) Девушке понравилось мое любопытство:
--В этой книге все правда написано. А в ваших книгах – ложь.
Что тут скажешь? На титульном листе большая надпись: «Допущено Синодальным отделом религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви». «Се добра зело (Быт. 1,31) относятся к мiру, в котором не было хищничества и плотоядения, но лишь растительный рацион питания», «недоучки и переучки не верят в личного, праведного, всемогущего и безначального Бога, а верят в безличное начало и в какую-то эволюцию мiра и всех существ…», «…сатанисты не признают власти, которую сам Господь Бог даровал Руси над всеми племенами и языцами».
Я опять рассмотрел карту плоской Земли:
--Здесь неточно показаны Черное и Азовское моря…
--А это оттого, что Югороссия провалилась под землю – в преисподнюю. Они хотели перевести богослужение на русский язык, а это – смертный грех. Отче Серафим Карбузан проклял их, и они провалились. И там сейчас Черное и Азовское моря.
Что тут скажешь? Это все равно, как воевать с болотом: чем дальше ты продвигаешься вглубь, тем глубже увязаешь. Умнею я на глазах.
«В районе Стрельны (начиная от улицы Пионерстроя) растет огромный массив: жилые дома, музеи, театры, школы, универмаги. Мы называем этот район Новой Москвой. Здесь поселилось много беженцев из Московии. В первые годы приезжали миллионеры и миллиардеры, строили шикарные виллы, спонсировали гимназии и картинные галереи. Параллельно тек поток забытых политиков и известных журналистов. Приезжали целые коллективы: например, Большой Театр в полном составе. Потом потянулись люди попроще: затравленные ученые, преподаватели, врачи, инженеры, экскурсоводы. Морозным январем бежал целый детдом во главе с воспитателем (их здание «вернули» какому-то череповецкому православному храму). Бежали избитые православными дружинниками, бежали потерявшие работу на развалившихся предприятиях, бежали смешные модницы, которым запретили носить юбки короче пяток, да и те – всеобщего серого цвета, бежали очкастые библиотекари, спасая древние манускрипты, бежали грузины, виноватые в очередной неудачной попытке правительства Грузии вернуть Цхинвал, бежали старые коммунисты, возмущенные сносом ленинского мавзолея, бежали все, кто не хотел жить в удушливой монастырской келье, в которую всего за несколько лет попы превратили доставшийся им кусок распавшейся России. Просачивались лесными тропами там, где еще не проложили пограничную колючую проволоку и не установили с ингерманландской стороны видеонаблюдение. Часть мигрировала дальше – на Запад – в Европу, часть оседала в Ингерманландии. Миллион, полтора миллиона, еще больше. В Петербурге они находили ту Россию, которую помнили на рубеже тысячелетий. Под небом Балтики дули ветры петровской России, здесь православный фундаментализм не привился, наоборот, все хотели поскорее причалить к Европе, а Европа нашла ума бросить им канат».
Владимир Филин «Новая Москва». СПб.,2024.
Если бы это было литературное произведение, а не хроника реальной поездки, мы в купе, по закону жанра, стали бы перебрасываться громкими фразами, я бы заговорил о гуманизме и европейских ценностях, мне возразили бы насчет гомосексуализма (московиты почему-то упорно считают всех ингерманландцев гомосексуалистами; своеобразным компромиссом является Движение в защиту прав православных геев и лезбиянок, которое создал бывший депутат Милонов), но это была серенькая реальность, а поэтому перед тем, как улечься и заснуть хоть на несколько часов перед Москвой (девушка легла на нижнюю полку, парень залез на верхнюю), я лишь спросил:
--Кто управляет Русским Государством?
Я почти был уверен, мне ответят, что это православный русский бог управляет, но я ошибся. Парень серьезно ответил, свесив голову:
--Президент Путин управляет. Он всегда в Кремле.
Я чуть не рассмеялся (нет, никаких дискуссий с местными!) Ведь не далее как позавчера видел в программе «Пулковский меридиан» репортаж с Ибицы: папарацци гонялись за семидесятилетним Путиным (он после того, как сбежал из РФ, ведет замкнутый образ жизни, а тут засветился; Nota bene: по возвращению наконец-то посмотреть «Сладкую жизнь» Феллини – я уже даже нашел, где скачать). Но я опять промолчал.
Я не люблю электронные книги. И не только оттого, что портишь глаза. Книга должна быть печатной. Это не ретроградство, это эстетика роскоши (как в романе Бестера «Тигр! Тигр!» конный экипаж был роскошью в эпоху всеобщего джантирования). У меня уже неплохая библиотека – часть подарили родители и родственники, часть покупаю я сам. Особенно мне нравится серия «Интеллектуальный бестселлер» - красиво выглядит на полке и легко читается.
Только мы стали, наконец, засыпать на каком-то полустанке, в дверь купе постучали. Проводница привела настоящего попа во всем облачении и с большим чемоданом. Поп всем своим видом хотел, чтобы чемодан несла за него проводница, но она не несла, и он очень был недоволен. Хотя его билет соответствовал верхней левой полке, поп сразу же нацелился на мою – нижнюю. Он покряхтел с минуту и спросил меня:
--Молодой человек, вы меня не пустите на нижнюю? Я уже старый человек, а вы – молоденький. Если вы меня пустите на ваше место, вам за это один грех простится. Да, один…
Я едва не спросил: «А если на два места пущу – два греха простятся?» Я пробыл в Московии всего полсуток, но уже понимаю, откуда берется та ярость в глазах беженцев отсюда (два моих одноклассника, ну и тетя, конечно), когда они видят Московию в редких теленовостях. Никакой он не старик. Бороду отрастил, это верно, но самому лет тридцать пять – не больше. И жирный, неприятно жирный, с заплывшими глазками. Если бы хоть раз в день делал зарядку, залез бы на верхнюю полку без посторонней помощи. Но силы неравны: парень и девушка на его стороне (девушка сама готова уступить ему свою нижнюю, но лазать на верхние полки православной девушке неприлично). Я с глубоким вздохом и без слов встаю, перетаскиваю матрас с одеялом, перехожу наверх. Поп благословляет всех на сон грядущий. Парень и девушка целуют ему ручки, и наконец-то можно спать. Но non ici c'était (как говорит в таких случаях моя Оля – она учит в гимназии французский): поп сразу же раскатисто захрапел, и я так не уснул до ночной Твери и предутренней Москвы. К тому же поп страдал метеоризмом, а поэтому атмосфера купе непоправимо испорчена. А открыть дверь или окно нельзя. «Человек звучит гордо, а выглядит – отвратительно!» - кто это сказал?
Мне вспомнилась рамштайновская «Москва» (но мой друг раскритиковал: старье!)
Я добрался до Москвы. На площади трех вокзалов (ее переименовали в Богоявленскую) рано утром холодно и никаких кафе-ресторанов (все закрыто). Когда-то, говорят, здесь было самое злачное место Москвы, но в такую рань – ни одной проститутки. Только я ходил от одного вокзала к другому, а потом – к ювелирному магазину (тоже закрытому в четверть пятого). Лучший способ скоротать время – постоять в очереди. В железнодорожных кассах началась путаница. Во-первых, на табло я увидел дату – 19 июля. А ведь сегодня – 1 августа 2025 года. Не сразу разобрался, что у них же восстановлен юлианский календарь (т.н. старый стиль). Год у них вообще 7533 от сотворения мира (ага, а ледниковый период, получается, был за 4500 лет до сотворения мира – так и запишем). Все бы ничего, но в моих-то документах стоят наши – нормальные даты. И несколько кассирш начали перебрасывать меня друг другу, как мячик: «пройдите в кассу № 12, там вам оформят билет», «…мы не занимаемся документами, молодой человек», «обратитесь в справочную», «пройдите в кассу № 3…»
--Но меня уже оттуда посылали к вам!
И у каждой кассы приходилось отстоять хоть и небольшую, но мучительно-медленную очередь. Этот аттракцион (а говорят, в Московии никаких развлечений) продолжался уже два с половиной часа, и тут выявилась новая проблема: моя виза в качестве цели поездки называла Кострому, а тут выяснилось, что Кострому уже год как переименовали («вернули историческое название – Богородицк, ведь сатанисты его назвали именем языческой богини блуда и плодородия!»), но никаких данных об этом в консульстве в Петербурге не было, и теперь цель моего путешествия исчезла, как летучий голландец. Я добрался до помощника начальника Ярославского вокзала, но он лишь объяснил мне, что ничем помочь не может, и мне надо обращаться в консульство в Петербурге, которое и выдавало мне визу. В кабинете помощника работал маленький старенький кубической формы телевизор с рогатой антенной – помощник смотрел хоккейный матч, а на стене висел большой календарь с иконой «Спас – Ярое Око». Это ярое око издевательски смотрело на меня, и я, несолоно хлебавши, побрел прочь. Здесь и время не как у нас – другой часовой пояс.
«Если Петербург уже почти неотличим от стандартного европейского города, то современная Москва напоминает захудалый областной центр времен раннего Путина».
Галиуллин М.А. «Новейшая история Ингерманландии: от Полтавченко до ЕС». СПб.,2025.
Семь утра. Очень хочется есть (я ведь так, из славянской деликатности, и не стал ни есть, ни пить в присутствии парня и девушки, а поп – кстати – ночью как-то незаметно выдудлил все три стакана чая в чеканных подстаканниках и снова захрапел). Открылись первые кафе. Но тут очередное неудобство: пятница в Московии – постный день. Поэтому меню во всех заведениях постное: какие-то ватрушки, жидкое картофель-пюре и салатики. В конце концов, я отаборился в привокзальной гостинице (сменял заодно наши рубли на московитские), вымылся, сел за стол с телевизором и хорошо наелся из своих запасов (отличная ветчина, помидоры и солено-сушеное мясо кальмара с паприкой; запил остатками кваса). Не успел я доесть, в дверь постучали. Вошла пренеприятнейшего вида дежурная по этажу (какая-то вся – что в ширину, что в высоту – колобкообразная; рыжая и тоже в серой униформе до пят). Она с подозрительной любопытностью обшарила глазами номер и спросила:
--Вам монашека привести?
--Что-что? – не понял я.
--Ну, монашека-послушника. Мальчик тут свеженький у нас есть. Из Данилова монастыря.
--Нет!
Это репутация «сэсэзешников» такая или… Или!
[Когда я уже в Петербурге рассказывал своему другу эту историю, он меня успокоил:
--Дело не в «репутации». Ты забываешь, что ты в Париже был туристом из небогатого – по французским меркам – государства. А в Москве ты – богатенький Буратино на их фоне, и они хотели просто подзаработать на глупо-богатом иностранце. А уж как заработать – это детали. Могли и экскурсию по Москве организовать.]
Я бесцельно ходил по Москве. Никогда здесь не был, и сравнивать не с чем, ни с какими воспоминаниями. Угадывалось, что когда-то это был новенький город – большие здания, яркие фасады, разнообразные магазины. Сейчас это напоминало большую и хорошую квартиру, где давно – уже лет пятнадцать не было ремонта. Кроме множества церквей и часовен, на которые денег, видимо, не жалели, все остальное ветшает и приходит в негодность. На Арбате много закрытых магазинов и офисов с печально грязными от алебастровой крошки витринами. Машин мало, и многие люди ездят на велосипедах (попутчик-бизнесмен объяснил мне, что хотя Московия добывает какое-то количество нефти в Баренцевом море, этого очень мало, а потому у них «энэргэтычна крыза» - он скривил лицо в псевдоукраинской улыбке). Люди одеты бедно и невыразительно (немало людей в каких-то подрясниках, что ли; а женщины все, как на подбор, с длинными подолами, которые нередко измазаны снизу в грязи). Если все женщины – с длинными подолами, то многие мужчины отпустили бороды (у некоторых уродливо-бесформенные). На Лубянской площади – большое, давно потухшее пепелище (что тут сжигали?), рядом – большой поклонный крест, напротив – памятник Сталину, держащему тоже большой православный крест (видел целую семью, которые поклонились памятнику и истово крестились). На Мясницкой у магазина – большая и злая очередь (я так и не узнал, за чем). На Рождественском бульваре – ветер полощет транспарант: ХVIII Международный Сретенский православный кинофестиваль "Встреча". Тут же на тумбе – реклама фильма «Православная Русь Гонимая». На Тверской я зашел в книжную лавку. Большие библии, молитвенники, календари, путеводители по монастырям, рецепты православной кухни, сонник (наверное, тоже православный), многотомник какого-то предсказателя, который уверяет, что в 2033 году «Петроград смоет в унитаз» (цитирую), опять календари с ликами святых. Роскошно изданный «Домострой» (500 московитских рублей). Тут же продаются иконы и ладанки с мощами: пояс со вшитой частичкой пояса богородицы стоит 70 рублей, тоже московитских (это на наши рублей 500). Придется возвращаться в Петербург? Пусть тетя сама добывает свое детское творчество.
В детстве мне попался альбом «Искусство Древнего Египта». ЕМНИП, 1972 года издания. Меня поразило то, что все эти пирамиды, статуи фараонов, изваяния жрецов выглядели как космические объекты. Пустыни вокруг Гизы чем-то были похожи на пустыни Региса в романе Станислава Лема.
