ИЗВЕСТНЫЙ ПРОТОИЕРЕЙ ОБВИНИЛ БЕЛГОРОДЦЕВ В НЕУСЕРДНЫХ МОЛИТВАХhttp://ateism.ru/article.htm?no=2756
0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.
Поверить в то, что ТАКИЕ марксисты существуют, могут только неграмотные ДАРКИ.
Цитата: "Logos"Поверить в то, что ТАКИЕ марксисты существуют, могут только неграмотные ДАРКИ.Ключевое слово - "поверить". На большее "каноники от марксизма" просто неспособны.
Так ваша сталинская паства вам именно СЛЕПО ВЕРИТ, не в состоянии САМОСТОЯТЕЛЬНО изучать книги Маркса и Ко.Я и пишу - дарки вам ВЕРЯТ, вместо того, чтобы ЗНАТЬ, что вы - ВРУНЫ.
Цитата: "Logos"Так ваша сталинская паства вам именно СЛЕПО ВЕРИТ, не в состоянии САМОСТОЯТЕЛЬНО изучать книги Маркса и Ко.Я и пишу - дарки вам ВЕРЯТ, вместо того, чтобы ЗНАТЬ, что вы - ВРУНЫ.Уже раз двадцать повторили - давайте, покажите примерно, где и кому мы врём.
LogosКак давно известно, флудить - не мешки ворочать. Пока наше враньё не показано...
...Исторической особенностью периода первой половины 1990-х годов явился окончательный политический крах тоталитарного государства, в основе идеологии которого лежал суррогат из марксистских идей, имперских традиций, самодержавной амбициозности, революционного мессианства, утопических общинных иллюзий, убогой гордости невежественных правителей и невежественных масс.На смену этому государству пришел странный полукоммунистический, полукапиталистический, полукриминальный гибрид, жизнь которому дают все те же люди, кто был рожден, взращен и воспитан в послевоенный период. Каждый, кто даже бегло взглянет на состояние нашего общества, увидит, что прежний режим властно диктует свои параметры во многих общественных областях, в отношениях между людьми, между властью и обществом. Он масштабно передал новой России свои кадры снизу доверху, свою ментальность, обычаи, психологию, привычки, комплексы и многое другое. Он, наконец, передал ей глубоко криминальную сущность, при которой буквально вся страна от генсека до последнего дворника жила "не по закону". Этот странный общественный синтез относится и к кадрам историков, и к исторической науке в целом. Единственное, чем новый режим отличается от прежнего состояния коренным образом - известной, почти официальной свободой от сталинизма, без которой, как это выяснилось уже бесповоротно, невозможно было дальнейшее движение общества в условиях современной цивилизации. Появившийся идеологический вакуум был почти мгновенно заполнен единственной мощной, неплохо организованной, имевшей определенные традиции идеологической силой - концепциями "шестидесятников", натуральных антисталинистов, сторонников "первозданного" марксизма, адептов позднего Ленина, нэпа и всевозможных альтернатив - от Чаянова до Бухарина и Троцкого, "истинной" социал-демократии Мартова и Плеханова. Кажется, что их восхождение к идеологическому официозному Олимпу началось в период "перестройки" Горбачева, но их реальная энергия была освобождена, конечно, в полной мере лишь с падением либерально-коммунистического режима "нового мышления", поскольку "санкционированная" горбачевская свобода, не удовлетворявшая радикалов-антикоммунистов, мешала в значительной мере полностью раскрыться и "шестидесятникам". Сегодня соотношение сил поменялось: радикалы и в политике, и в публицистике, и в науке расчистили завалы сталинизма, а "шестидесятники", верные своим либерально-коммунистическим, "истинно марксистско-ленинским" политическим взглядам, отринутым в период "застоя" историческим концепциям, обогатившись новыми архивными пластами, огромным, ставшим доступным фактическим материалом по истории XX в., властно вступили на научный подиум, безапелляционно оттесняя оттуда как консерваторов-сталинистов, так и сторонников радикальных антикоммунистических воззрений, которых они роднят с новым режимом, с дилетантистской, официозной, совершенно антикоммунистической публицистикой и т.д.Это их безусловное доминирование в современной историографии, этот их запоздалый реванш, ставший результатом победы противных им политических сил, вполне исторически оправдан и закономерен. Сегодня это неопровержимый факт отечественной историографии, факт, выстраданный антисталинистскими, а вместе с ними и антикоммунистическими силами в целом, факт безусловно этапный, но, как и все в науке, безусловно преходящий.Одновременно с этим в историографии вслед за публицистикой все более и более мощно звучит антикоммунистическая научная линия, представленная радикалами, свободными от обаяния и традиции "шестидесятников". Для радикалов вся сумма фактов отечественной истории XX в. перевешивает в сторону антикоммунистических и антимарксистских исторических концепций вообще. Любопытно, что порой принципиальные расхождения между историками, исповедующими идеалы "шестидесятников", и радикалами-антикоммунистами видны лишь в обобщающих концептуальных выводах, между тем как трактовка отдельных фактов мало чем отличается друг от друга. Заметим, что два этих основных направления в историографии являются отражением реальных исторических процессов.В этой связи встает вопрос, который для многих является абсолютно ясным, - о так называемом кризисе современной российской исторической науки. Что есть этот кризис? Ответ на этот вопрос также дается в связи с теми основными направлениями в науке, о которых шла речь выше. Одни видят кризис в обвале всей старой идеологизированной исторической науки, неспособности на основе старых марксистских подходов познать историческую истину и призывают к поискам новой синтезированной теории исторического познания ("Кризис отечественной историографии в главном и основном рожден кризисом марксизма"4, "Марксизму как в принципе догматическому учению противопоказано творческое начало", "Марксизм и плюрализм мнений несовместимы"5).Другая точка зрения говорит о том, что кризис в науке объясняется не крахом марксизма, а несостоятельностью его советских истолкователей, гипертрофированностью некоторых положений марксизма, в том числе об общественно-экономических формациях, классовой борьбе в качестве решающих рычагов общественного развития. Общеисторическая теория (философия истории) возможна и необходима, а теоретический плюрализм ценен лишь как необходимое условие разработки адекватного варианта теории. Марксов исторический материализм видится при этом в качестве той основы, которая, освобожденная от лженаучных примесей, по-прежнему будет играть решающую роль в познании исторического процесса6 ("сегодня, на настоящий момент, социальной антологией, не имеющей конкурентов, остается все-таки марксистская теория")7. Свидетельством кризиса, таким образом, представляется либо полный, либо частичный отказ от прошлых методологических и научно-исследовательских ценностей и поиск новой адекватной историко-методологической опоры.Совершенно очевидно, что и эти оценки также находятся в идеологическом и политизированном поле.Мне представляется, что вообще разговоры о кризисе исторической науки возникают именно в период острейшего не столько научного, сколько политического и идеологического противоборства спорящих сторон, для которых не существует права на инакомыслие и все, что не укладывается в их собственную схему, видится как очередная ересь. Выход же из кризиса мыслится как победа "истинной" теории исторического познания, т.е. создание очередной монопольной концепции, поглощающей и подчиняющей себе все остальные неправедные направления.С этой точки зрения, именно отказ от раз и навсегда данных установок в науке, обращение к новым методологическим ключам познания, не только возрождение обновленного марксизма, но и новое прочтение - с учетом судеб мира и России в XX в. - творчества Н. Данилевского, О. Шпенглера, А. Тойнби, М. Вебера, основателей "школы Анналов", современных западных адептов социальной истории, эмигрантской русской историософии и других историософских и методологических течений свидетельствуют о том, что российская историческая наука как раз выходит из кризиса, который означал лишь отсутствие движения мысли, и вступает в новый плодотворный этап своей жизни. Сегодня, на мой взгляд, для российских историков не существует более какой-то одной избранной теории познания. Напротив, наиболее важные из них осваиваются в качестве инструментария познания; не существует какого-то одного избранного периода или региона, когда бы и где бы исторические разработки были взяты за образец. Напротив, сегодня российская наука стремится синтезировать все лучшее, что дала мировая историография. Историки с успехом осваивают богатейшее наследие российской исторической науки в лице ее крупнейших представителей, чье творчество в течение долгих десятилетий замалчивалось, либо искажалось8. Пристальным вниманием пользуются достижения советской историографии, особенно достижения в области конкретной истории с одновременным отказом от тоталитарных оценок в науке, от препарированных в советское время основных положений марксизма9. Осваивается широчайший спектр западной историографии истории России и СССР, которая в течение долгого времени подвергалась отрицанию и квалифицировалась как фальсификация истории. Выходят в свет как прежние работы западных историков, так и исследования последних лет, посвященные проблемам российской и советской истории10. Сегодня для нас стало совершенно очевидным, что нет больше какой-то отдельной западной историографии, как нет отдельной российской исторической науки. Существует единая мировая историческая наука, как существует единая мировая физика, химия и т.п...