Не хотел я в выходные вылезать на сайт. Эти два чудесных дня недели надо посвящать полному переключению с того, чем занимался всю неделю. Почитать литературу иную, желательно побыть на природе… Воздух, солнце и вода… Ох, если она льется сверху, то дружеских щупалец солнца, увы, не увидать и не почувствовать. Остается ремонт на кухне и в перерывах интересная книжка.
«Любите ли Вы Леви?», - задалась недавно этим непростым вопросом одна дама из наших форумчан. Не знаю, можно ли полюбить заочно – задумываться сейчас об этом я не стану. Но перечитать его решил. Хоть я далеко не во всем соглашаюсь в теории и практике психотерапии с этим человеком, который оказал столь большое влияние на умы всех наших психологов-практиков, но у него можно встретить очень важные акценты.
Особый интерес всегда представляют письма заочных пациентов, обращающихся за советом. Надо сказать, что публикация таких писем являет собой один из самых действенных приемов психологической коррекции. Часто говорят: человек пошл, ибо ему радостно оттого, что кто-то другой ниже его «ростом». Не вина это человека, а беда. Беда и особенность. Мы бы и готовы порадоваться успехам других – это «встроено» в организм почти каждого – но угнетает то, что при этом мы можем чувствовать себя ущербнее, и от этого страдать. А сравнение с менее удачным человеком позволяет нам почувствовать себя хотя бы «не хуже других».
Чтение таких книг всегда будоражит воспоминания. Вспоминаются люди, их проблемы (от которых так и хочется спрятаться), их типы личности. Не все гладко в жизни людей. Фортуна как погода на открытом месте – много ли мест на Земле-матушке, где всегда светит ласковое солнце, и нет недостатка в питьевой воде? А кому то она и показывалась то лишь в компании с другими. И хочется людям того самого рая, который они потеряли . Потеряли хотя бы в своем воображении. Или хотя бы хочется просто надежного отсутствие невзгод.
Величайший психолог современности Зигмунд Фрейд как-то написал возмутительную фразу (а их у него было немало): если человек задумался над смыслом жизни, значит он проявляет признаки психического неблагополучия. Какой кошмар – он все опошлил! Как приятно думать, что суть человека составляет стремление к высшему смыслу своей жизни. Действительно, любое сладостное переживание притягивает к себе, но оно слишком неустойчиво, очень мимолетно, краткоживуще. А счастья и удовлетворения хочется нескончаемого и надежного. Вот и переносим мы свой взор в заоблачную даль, и ничего с собой поделать не можем. Мечта и предвкушение приятно греет душу.
Мечты, мечты… Но что же Фрейд, откуда он все это взял? Психологам известно, как энергия неудовлетворенных человеческих страстей отвлекается на другие цели. И когда в качестве таковой становится мечта о всеобщем счастье, она приобретает качество идеи-фикс. Вся жизнь отдается на служение этой мечте. Такие люди становятся по-своему счастливыми, ведь именно смысл, найденный в наших страданиях, именно смысл нашего существования, делает его наполненным и удовлетворительным. Мы умрем? Мы стареем? – Продолжимся в наших детях. Нет детей? – уже сложнее. Можно отдать себя на службу обществу, и общество благодарностью своей само укажет нам на смысл наших радений. Может, не сразу, может, оно поймет это потом, после нашей смерти, но оно обязательно оценит наше подвижничество. Не может не оценить, ведь мы не вынесем иного! Отдать себя обществу, пожертвовать собой во имя его блага – вершина благородства. Конфуций – не первооткрыватель благородных традиций, а последовательный продолжатель пути, столь витиевато начертанному самой природой. Вспомним, как много безусловных рефлексов отдельной особи большого или малого «коллектива» животных (чтобы не произнести невзрачное - «стада») стоит на страже интересов этого «коллектива». А есть и более красноречивые примеры явного самопожертвования у стадных животных.
Каков же будет наш путь служению человечеству? Как выбираются и из чего складываются основные положения? Если человек не умеет удовлетворять свои потребности, он не очень привлекателен с виду, он стеснен в самовыражении, он ограничен в своих возможностях, в качестве защитных механизмов вырабатываются моральные установки в резонансе с этими условиями – более вероятно, что они будут пуританскими. Перво-наперво: как минимум понижается приоритет плотского удовольствия. Может быть, они импортированы из-вне (от родителей или учителей), но усваиваются легче при наличии соответствующих условий. Но то, что становится запретным для себя, необходимо запретить и у окружающих. Все вокруг становятся должниками – всем необходимо ограничить до минимума свои аналогичные если не потребности, то их реализацию.
Сила, с которой проводится в жизнь эта пуританская парадигма, пропорциональна тому, насколько ущемлены в реализации природные потребности этого человека – в сексе, нарциссической потребности, самоуважении, самооценке, материальном и т.п. Все кто не с нами – те против нас.
Дальнейшая стадия этого – готовность на подвиг. Терять больше нечего, впереди – лишь цель. Благая и сияющая, манящая тем, что позволяет реализовать себя уже не на 100 процентов, а на все 10000. Цель становится маниакальной. И вот – кульминация. Все, занавес. Зрители были? Да, вот они. Те, кто был восхищен, кто поверил в святость происходящего. А что, нет святости? Своим примером жертва указала путь для всех, путь праведный, путь благой. Сколько было сказано хорошего! Сколько светлого! Не быть тому, чтобы это все прошло. Не быть.
Но зрители разные, как и все люди. Одни решают продолжать благое дело, другие – шевелят мозгами – а нельзя ли из всего этого извлечь какую выгоду поматериальней? И первые идут проповедовать, искренне проникнувшись идеей, и растворяются в массе таких же. Другие более успешны, ведь они – люди опытные. И они начинают сбор средств на благую цель, пробивающую себе дорогу. Под впечатлением сценария и проповеди люди верят и продают свое имущество, вплоть до домов и имений, несут в благую организацию. Такая организация умереть уже не может.
Так или иначе, но нужно продолжать и развивать идеологический фундамент, раскрашивать здание новой церкви. Так или иначе, руками прагматиков или тех, искренних, строится новое основание. Кто недоволен – убрать с дороги. Благая весть идет! Нет, не идет – уже едет. На бульдозере – на нем легче. Сметает все препятствия, а неправедных людишек – вообще можно не замечать. Зачем им жить на свете? Они не удовлетворяют условиям Благой Вести. Вы видите – Весть подросла. Она уже пишется с заглавной буквы. Мы наблюдаем победоносное шествие. Осанна ей, осанна!
Едет Благая Весть. Ничто ее не может остановить. А за ней остается кровь. Ничего – Вождь простит. Цель оправдывает средства.
И кто едет, кто управляет? Давайте хоть посмотрим на один пример? Изобретать не нужно, есть и откровения тех, кто у руля нашего бульдозера. «Майн кампф», например… Или вот пример еще откровеннее:
Августин Аврелий.
Самый влиятельный богослов раннего христианства испытал в юности страстную дружбу к своему ровеснику и бывшему соученику, которой посвящены самые яркие и человечные страницы «Исповеди».
«Что же доставляло мне наслаждение, как не любить и быть любимым? Только душа моя, тянувшаяся к другой душе, не умела соблюсти меру, оставаясь на светском рубеже дружбы; туман поднимался из болота плотских желаний и бивший ключом возмужалости, затуманивал и помрачал сердце мое, и за мглою похоти уже не различался ясный свет привязанности» (И. II, 2, 9).
Внезапная смерть повергла Августина в отчаяние: «Какой печалью омрачилось сердце мое! Куда бы я ни посмотрел, всюду была смерть. Родной город стал для меня камерой пыток, отцовский дом – обителью беспросветного горя; все, чем мы жили с ним сообща, без него превратилось в лютую муку. Повсюду искали его глаза мои, и его не было. Я возненавидел все, потому что нигде его нет, и никто уже не мог мне сказать: «Вот он придет», как говорили об отсутствующем, когда он был жив… Только плач был мне сладостен, и он наследовал другу моему в усладе моей» (И., IV 4, 9)
Однако боль утраты не убила привязанности к жизни. Как же могло случиться, что я, его второе «я», жив, когда он умер? Ведь «моя душа и его душа были одной душой в двух телах» (И., IV, 6, 11).
В позднейшем примечании Августин осудил этот крик души как «фривольную декламацию». Аврелий-человек превратился в Аврелия-Благую Весть, в которой реализовались, нашли выход все его фрустрированные влечения души и тела.
Этот человек не нуждается в представлении. Это тот самый Августин, которого православная Церковь особо почитает как Августина Блаженного, но с которым связаны наиболее жестокие преследования еретиков в IV – V веках. В борьбе с донатизмом и пелагианством – христианских течениями – он выступил как сторонник принуждения и даже насилия в делах веры, стал инициатором союза церкви и государства в преследовании тех, кто упорствовал в своих заблуждениях. Он оправдывал необходимость инквизиции, полагал, что лучше обречь еретиков на страдания на земле и применение к ним пыток и казней), чем на мучения после смерти. Так формировалась теория, обосновывающая принуждения инакомыслящих, свойственная не только западной церкви, но и (как описывается по ссылке «РПЦ и сожжения людей») в восточной тоже.
Страшнее равнодушных нет людей, уверяли нас в школе А может быть, страшнее их – излишне неравнодушные? Первые – не помогут, вторые – помогут нам жить так, как они считаю нужным. Ну а если мы не сможем – помогут умереть. Возможно, мучительно. Искупать грехи то надо как-то.
