Как пишется эссе - ПОСТТРАДИЦИОНАЛИЗМ

[Владимир Владимирович]

Что неудивительно.  Если два человека разумных смотрят на кошку, то точки зрения на нее у них, скорее всего, будут схожи - это кошка, а вовсе не кантовская непознаваемая "вещь в себе", как этого хотелось бы мистикам.

Насчет переносов, я попытался связаться с модератором раздела "флейм", но почему-то не нашел кнопки "отправить л/с".  Не поможете перенести в мой раздел темы отсюда:

Как пишется эссе - ПОСТТРАДИЦИОНАЛИЗМ

У КОШКИ ЧЕТЫРЕ НОГИ!

Люди. Книги. Фильмы. - краткие аннотации

КИНДЕРРЕЙХ - лучший роман 2007 года.

и Мой новый роман - КАК Я ВОЕВАЛ В ГРАЖДАНСКУЮ
?

[farmazon]

Насчет переносов, я попытался связаться с модератором раздела "флейм", но почему-то не нашел кнопки "отправить л/с".

Там нет модератора. Если ещё что нужно перенести из флейма, пишите Vivekkk'у или мне.

[Владимир Владимирович]

О!  Благодарю!
Из флейма, пожалуй, все.  Потом посмотрю другие разделы.

[Владимир Владимирович]

Далее:

У коммунистической идеологии и идеологии, которую сейчас пытаются слепить из традиционных и новоприобретенных ингредиентов православия, есть еще одно даже не видовое, а родовое отличие.  Это отношение к социальной активности.  Нет нужды подробно рассказывать, что коммунизм был, есть и будет идеологией революционной, нацеленной на социальную динамику и социальные революции, которые воспринимаются, как тайфун в природе – они освежают воздух, а неизбежные жертвы столь же неизбежны, как неизбежна гибель космонавтов на далеких планетах, что ничуть не ставит под вопрос необходимость освоения космоса.  Вся советская ментальность была заточена на революцию, ее эстетику и теоретическое обоснование.  Советский учебник истории воспевал революции, где бы они ни происходили и кто бы в них не участвовал.  И советский школьник штурмовал Бастилию, переходил Анды с Боливаром, сражался на баррикадах с героями Виктора Гюго, брал Зимний дворец и у стен Мадрида бросал клич «Но пасаран!»  Создание революционных организаций (разумеется подпольных) в советское время было нормальной практикой социальной активности молодежи; историки называют сотни таких групп, от троцкистов 30-х до ленинградского Коммунистического союза борьбы с преступностью 1980-х гг.  Власть хорошо была осведомлена о таких тенденциях, пыталась ими управлять (под эгидой комсомола), применяла иной раз репрессии, но переступить через принцип, естественно, не могла (солженицынская отсебятина о Сталине-реакционере, который решил, во что бы то ни стало, «запретить революцию» - это его личные попытки выдавать желаемое за действительное).  Все 70 лет советской власти революция была ценностью.  Собственно, и в годы перестройки вполне официальным (в 1986-1988 гг) был лозунг: «Революция не окончена!  Революция продолжается!»  И активисты неформального движения видели себя дантонами и гарибальди.  Трудно себе представить что-нибудь более далекое от этой советской эстетики, чем зверь, именуемый «православная идеология».  Она то мечется между врагами Советской власти – от черносотенцев и испанских франкистов до Пентагона, «предотвратившего расползание коммунистической заразы», то просто объявляет себя основой партии порядка, смыкаясь с самым махровым капитализмом или идя в услужение откровенному оккупанту (как в 1941-1944 гг).  Что ничуть не удивительно, поскольку РПЦ на протяжении двухсот лет (от Петра Первого до Николая Второго) была всего лишь духовным министерством (то, что православные идеологи сейчас пытаются затушевывать или вообще отрицать, в XIX веке было общеизвестной истиной, которую озвучивали самые разные публицисты – от славянофилов до Соловьева), а затем – проигравшей фракцией, реликтом всех антисоветских сил.  Это там у них – в Латинской Америке или во Франции – могла быть «теология освобождения», «революционный католицизм» или «христианский социализм» (как правило, между прочим, в католических странах, а не в протестантских).  В России (что 1913, что 2013) ни один язык не повернется произнести безнадежный оксюморон «православный социализм».  Это ведь, когда надо возвращать религиозным организациям собственность, отобранную еще при Екатерине Второй, тогда РПЦ участвует в «мирских делах», а как только речь заходит о социальной справедливости, эта организация мигом взлетает в небеса и опять до смешного банально боится брать хоть какую-нибудь ответственность.  Гапон так и остался единственным исключением, лишь подтверждающим правило.  И если активистами революционных организаций советской поры была молодежь, то «православные активисты» - это сплошь старые бабки, а т.н. «православная молодежь» - это аутисайдеры, уязвленные экзистенциальным страхом смерти, или же свихнувшиеся на почве антикоммунизма чудики, которые (перефразируя одного из героев Виктора Гюго), будучи внуком академика и правнуком конюха, вознамерились снова стать конюхом.  Все это обильно приправлено самым наивным патриотизмом (за границей люди с песьими головами!) и теориями заговора, которые составляются исключительно против России (против распавшихся Австро-Венгрии, Османской Империи, дважды разгромленной Германии, потерявшей колониальную систему Великобритании, разумеется, никаких мировых заговоров не было, ведь только Россия имеет право быть жертвой мировых заговоров).  Какая уж тут революционность и свежесть в такой атмосфере?
Это приоткрывает «тайну принятия православия» современной путинской элитой.  Разумеется, трудно предположить, что окончивший ЛГУ Путин всерьез «верит» в хождение по воде и чудесное исцеление от прикосновений к иконам (хотя, почему нет, на рубеже тысячелетий в рамках работы силовых ведомств России имели место магические ритуалы и всяческие разработки паранормальных явлений; например, в структуре Министерства обороны существовало подразделение в/ч 10003 под командованием генерал-лейтенанта Савина, которое занималось использованием экстрасенсорных «ресурсов» и было втихую расформировано в 2003 году), а если Прохоров заделается православным, это никак не повлияет на его личную жизнь с несовершеннолетними, и ни один православный борец с педофилией его не достанет (можете пофантазировать на тему «исповеди» Прохорова о куршавельском деле).  Все дело в другом.  Православная идеология оказалась невероятно удобной опорой современного правительства России, поскольку способна на то, на что не способна ни одна другая идеология: безоговорочная поддержка любой власти (если та не рубит попам головы), ориентация верующих на социальную пассивность, попытки пресечь любую антиправительственную деятельность, как разновидность богохульства (вплоть до демонстрации специфического православного мазохизма: бьет, значит любит).  Поставьте себя на место власти, и если у вас нет некоторой брезгливости, вы с охотой воспользуетесь такой поддержкой.  Путинское правление очень четко делится на два периода: ранний Путин и поздний Путин.  В первом периоде сугубая аполитичность основной части населения (а главное – наиболее активной его части) вполне гармонировала с быстрым ростом благосостояния (все же, даже с учетом роста цен, доходы населения выросли в среднем в 2000-2008 гг в 3-4 раза, и в 2006 году средний уровень жизни превысил советские показатели) и нежеланием государства вмешиваться в ментальную сферу общества.  Между 2009 и 2011 все круто изменилось.  Материалист сразу же укажет на прекращение или резкое замедление экономического роста и, соответственно, роста доходов (цены на нефть никакого влияния на сей раз на этот феномен не оказали).  Уже одно это создало почву для роста социальной, а в перспективе и политической напряженности.  Когда Путин объявил о своем втором (третьем) сроке, оказалось, что, кроме верной «Единой России», большая часть элиты в лучшем случае принимает это решение с оговорками, а в значительной части вообще отреагировала негативно.  Не помогло ни смещение Лужкова, ни назначение в Петербург «жлоба» Полтавченко.  Путин вдруг обнаружил, что безоговорочно поддерживает его только РПЦ и околоправославные круги (по иронии судьбы, в т.ч. те, кто, как старообрядцы от Петра Первого, открещивался от «оккупационного режима, управляемого из Вашингтона»).  Здесь, разумеется, тоже удивляться нечему.  Никаких революционеров из «русских мальчиков», взявшихся перерисовать карту звездного неба, чтобы она не противоречила православному учению, получиться не могло по определению.  Православие может существовать только при самой деятельной (в т.ч. репрессивной) поддержке государства, в противном случае его удел – влачить существование мелкой и злобной маргинальной секты с воспоминаниями о прекрасном и могучем прошлом.  Поэтому «православная идеология» заранее поддержит любой режим.  Родина для них – это государство, а вовсе не общество.  Следующие полтора года Путин был занят (и занят по сию минуту) обеспечением своей легитимности.  Оказалось, что всех рабочих полпредами не назначишь, всем многодетным семьям машины не подаришь, а всех богохульников не посадишь.  Попытки насадить православие в школе также закончились позорным провалом, а отдельные рьяные православные активисты создавали «атмосферу здорового безумия».  Если нынешний политический режим избрал в качестве опоры самую неподходящую идеологию (при том, что все современные идеологии страдают маразмом и шизофренией), то следует поподробнее остановиться на ее составляющих и соотношении с нею современного образа жизни.

[Molodcov Yuriy]

Чем, собственно, Вам не нравится патриотизм? Я не вижу иных причин, кроме личной неприязни. То, что патриотизм сочетается с идиотизмом, неубедительно: идиотов везде хватает. Факт национальной изменчивости - довод против абсолютизирующих аспектов патриотизма, не затрагивающий его основы. Идеи национальной замкнутости характерны для национализма; не всегда признаются даже "пограничными" национальными патриотами.
Национальность остаётся одной из наиболее устойчивых общностей людей, а попытка советских интернационалистов сконструировать "единый советский народ" с треском провалилась. Проект "единого российского народа" также находится на грани провала. Замалчивание национальных проблем нисколько их не решает.

[Владимир Владимирович]

Да, вы правы.  Личная неприязнь, причем взаимная.  В отношении патриотов, коммунистов, либералов, монархистов, исламистов и прочих носителей современных идеологий.  Причины данной неприязни (в т.ч. взаимной) я уже объяснял в теме ИДЕОЛОГИЗАЦИЯ.  Вкратце: век идеологий (1789-1991) закончился, но некоторые люди этого упорно признать не желают.
Реальное существование стран и народов напрямую с идеями не связано.  Кстати, казаки и землепроходцы в XVII веке без всякой идеологии заняли Сибирь.  И, кстати, без государственного вмешательства.  Если общество жизнеспособно, оно будет жить, если - нет, его никакая идея не оживит.  А идея и жизнь - вещи все-таки разные.  И вторая первой не определяется.  Такой вот материализм. :mrgreen:

[Владимир Владимирович]

Далее:

Советский человек жил в реальном мире, познаваемом с помощью научной методологии, чья объективность проверяема на практике.  Какие бы споры и бури не возникали в советской науке по поводу генетики, языкознания или первичности ленинградского университета по сравнению с московским, это были именно научные споры – участникам в голову не приходило сказать в подтверждение своих слов «я верю» или «такова традиция земли нашей».  Самоценность знания и его универсальность, признание высшей ценностью все же человека, а не идеи или иной внечеловеческой сущности, познаваемость мира и возможность его освоения – таковы основные опорные пункты советского взгляда на мир.  Вне зависимости от того, капитализм или социализм более эффективен, и за чем из них будущее, советский человек считал прогресс основой нормального развития, а «реакционность» была самым бранным словом.  Не все шло так, как замышлялось, но советский эксперимент был наиболее последовательным прорывом человечества в будущее, удивительно не отягощенное прошлым.  Жертвы на этом пути не должны смущать.  Любое развитие может быть болезненным процессом.  А реакция – это жертвы без развития, впустую.
Что же предложило взамен неорелигиозное сознание?  Первым делом, следует заметить, что т.н. «возрождение религиозности» никогда не было искренним – это всегда была игра в некую антиутопию, игра с фигой в кармане, когда ее участники будут всячески пропагандировать ценности своей игры, но никогда не будут всерьез играть по ее правилам.  Как только им предложишь или лечиться молитвами, или раздать имущество бедным, или еще что-то в этом роде, последуют оговорки, что это не по настоящему, что здесь нет реального, а есть некий духовный смысл и т.д.  Оно и понятно.  Как однажды выразился Невзоров, современный человек не может всерьез «верить в говорящие кусты и хождение по воде».  Впрочем, и насчет наших далеких предков на этот счет есть достаточно обоснованные сомнения.  Здравый смысл, обеспечивавший развитие во все века, не смотря ни на какие религии и фанатизмы, все же оказывался сильнее самых буйных фантазий.  Средний человек, даже желая жить после смерти в некоем лимбе, не подвластном времени, отнюдь не желал в нагрузку получать свору наглых бездельников, которые будут от имени сверхъестественного существа решать, как ему жить.  И всякий раз здравомыслие одерживало победу над бесплодным фанатизмом, который в последний момент прятался за духовным смыслом.  Шизофрения современных верующих очевидна, и ими самими, как правило, признается: «Обливаясь кровью, буду говорить в напряжении:  credo, quia absurdum est.  Верю вопреки стонам рассудка, верю именно потому, что в самой враждебности вере усматриваю залог чего-то нового, чего-то неслыханного и высшего».  Это Флоренский, который большой ученый.  Абсурд хорош в фарсе или игре, но никак не помогает в опыте.  Нельзя верить, что самолет полетит без крыльев и двигателя, и верующие это очень хорошо представляют.  А это уже прямое недоверие боженьке.
Итак, место разума занимает вера, причем, трудно назвать небылицу, в которую бы верующий не смог поверить.  Тут полный набор самых нелепых выдумок и тем желтой прессы: инопланетяне, атлантиды, «чудесные исцеления», «страшные случаи» с христианской моралью и прочие «неистовых баб басни».  Нелепым россказням нет границ, верующие одной религии с охотой пересказывают небылицы другой, «взаимно признавая» реальность выдуманных существ друг друга.  Это некритическое отношение к воспринимаемой информации раз за разом ставит верующих в дурацкое положение, опять способствуя укреплению статуса вечной жертвы разного рода розыгрышей.  Дискутировать с человеком, чей ум находится в плену подобного образа мысли, чрезвычайно трудно.  Сам, будучи глубоко невежественен, он уверен, что и другие люди такого же образа и подобия, и еще более уверен, что достаточно декларировать свою веру во что бы то ни было, и предмет веры оживет.  В крайнем случае, верующий ухватится за антиномию, т.е. скажет, что «мы не можем знать точно».  Кант, помнится, ограничил количество антиномий всего тремя.  Но верующему Кант не указ, и тут уже растут целые химеры веры в выдуманные исторические события, назидательные проповеди, нелепые паранаучные версии.  Я верю! – провозглашает один верующий.  А я не верю! – ему другой.  Называется это все «дурак – сам дурак».  Вот и дискутируй.

[Владимир Владимирович]

Верующий ругает материалистический взгляд на мир за грубость, примитивизм, пренебрежение к экзистенциальным истинам отдельной личности.  Но если человека заманят в религиозную фэнтези, он быстро обнаруживает еще более откровенную грубость, примитивизм, запрет на все иные веры, кроме одной правильной.  О личности вообще речи нет, потому что если божество – все, то человек ничто, что бы там не сочиняли верующие работорговцы, желающие продать свободу выдуманному сверхъестественному существу, который, как чеченский боевик, приписывает себе все на свете, все теракты и не только.  Я как-то раз – несколько лет назад – написал рецензию на экранизацию «Мастера и Маргариты» Булгакова.  В этом «сатанинском» романе все сводится к встрече конечного человека с бесконечным духом, ограниченного материей человека и всемогущего существа.  Возможен ли их диалог?  Вряд ли.  Их диалог всегда будет диалогом неравных.  С тем же успехом может состояться равный диалог преступника с пистолетом и безоружного обывателя.  Писатель попадает в дурацкое положение пытающегося сочетать несочетаемое.  Аналогичен диалог между верующим, за которым стоит его всемогущее божество, и просто человеком.  Можно сколько угодно повторять заклинания о диалоге, но он невозможен.  Более того, выдумывание всемогущего существа – своего рода эскапизм, демонстрация собственного бессилия по сравнению с просто человеком.

[Molodcov Yuriy]

Да, вы правы. Личная неприязнь, причем взаимная. В отношении патриотов, коммунистов, либералов, монархистов, исламистов и прочих носителей современных идеологий.

Патриотизм проявляется в двух основных формах:
1) патриотизм как чувство, личное переживание человека, для которого имеют значение национальные интересы своей страны;
2) патриотизм как идеология.
В первом случае чувство либо есть, либо нет, третьего не дано.
Монархизм и исламизм – формы архаичного бреда.

Причины данной неприязни (в т.ч. взаимной) я уже объяснял в теме ИДЕОЛОГИЗАЦИЯ. Вкратце: век идеологий (1789-1991) закончился, но некоторые люди этого упорно признать не желают.

Думаю, Вы преувеличиваете крах идеологий. Во-первых, идеологии по-прежнему актуальны как на Западе, так и на Востоке. Плюрализм, создаваемый либерально-демократической идеологией, сам по себе ведёт не к их упразднению, а к возникновению конкуренции за умы граждан. Во-вторых, ослабление идеологичности в России я считаю временным явлением «застоя» и стабильной аморфности. Как только у государства и/или общества появится стратегия развития, стройная система представлений о будущем социальном устройстве как цели и начнётся движение к ней – не на словах, а на деле – безыдейность по определению исчезнет.
Присутствует "обратная связь": если мало кто «верит» в упадок идеологий, они вследствие этого продолжают существовать, что создаёт эмпирические аргументы для отрицания упадка идеологий.

Реальное существование стран и народов напрямую с идеями не связано. Кстати, казаки и землепроходцы в XVII веке без всякой идеологии заняли Сибирь. И, кстати, без государственного вмешательства.

Никто не утверждает, что без идеологий и шагу ступить нельзя.

Если общество жизнеспособно, оно будет жить, если - нет, его никакая идея не оживит. А идея и жизнь - вещи все-таки разные. И вторая первой не определяется. Такой вот материализм.

Какой-то материализм у Вас механистический... Идеология – часть «духовной надстройки», а значит, не может не влиять на жизнь.

[Владимир Владимирович]

Какой-то материализм у Вас механистический... Идеология – часть «духовной надстройки», а значит, не может не влиять на жизнь.

влияние влиянию рознь.  Можно сидеть над чашкой воды и говорить заклинания: хочу, чтобы вода была сладкой, а можно освоить производство сахара и подсластить.  Современные идеологии заняты почти исключительно первым.

Присутствует "обратная связь": если мало кто «верит» в упадок идеологий, они вследствие этого продолжают существовать, что создаёт эмпирические аргументы для отрицания упадка идеологий.

Даже если бы никто не "верил" в вымирание мамонтов, они от этого не бегали бы вокруг нас.

Плюрализм, создаваемый либерально-демократической идеологией, сам по себе ведёт не к их упразднению, а к возникновению конкуренции за умы граждан. Во-вторых, ослабление идеологичности в России я считаю временным явлением «застоя» и стабильной аморфности. Как только у государства и/или общества появится стратегия развития, стройная система представлений о будущем социальном устройстве как цели и начнётся движение к ней – не на словах, а на деле – безыдейность по определению исчезнет.

Знаете, что первым делом нужно для победы идеологии в обществе X?  Надо первым делом уничтожить все альтернативные источники информации.  Это было вполне осуществимо 100-150 лет назад (хотя бы потому, что этих самых источников информации почти не было, и идеология не уничтожала, а наоборот создавала их впервые). Но сейчас, когда у нас "век сквозной информации" (Солженицын, кстати), это невозможно.  Как я не раз говорил людям, которые упорно пытались меня в чем-нибудь убедить: к большому вашему сожалению, вы - не единственный мой источник информации.  И дальше будет еще хуже.
Вот разрешите хотя бы эту проблемку идеологии.

1) патриотизм как чувство, личное переживание человека, для которого имеют значение национальные интересы своей страны;

Вы не замечаете противоречия?  "Чувство" - это эмоция, а национальные интересы - нечто реальное.  Да и каждый понимает их по-своему.  Поэтому примирить разные точки зрения можно только на чем-нибудь грубо-материалистическом.  Я думаю, и монархисты, и коммунисты согласятся, что надо регулярно мести улицы.  Но не более.