Достойно ли слепо следовать традиции, не понимая существа традиции? Может ли быть праведным искушение агрессивно воевать против нетрадиционного? Ошибаются считающие, будто одна традиция всегда противостоит другим. В действительности противостоят один другому безумные нарушители собственных традиций, прикрывающие свое безумие внешней формой традиции, тогда как сущность всех традиций поддается согласованию и располагает к общечеловеческому взаимопониманию.
Традиция – это верность себе, осмысленная история и перспектива своего бытия, основывающаяся на своем мировоззрении, жизненном опыте и самоусовершенствовании. Традиция одного человека – это его осознанная судьба, миссия и призвание, смысл жизни. Традиция нескольких людей – это договор присоединения, то есть добровольное согласие во взаимопонимании и сотрудничестве, подкрепленное общей памятью и общей волей, постоянно меняющееся по общему согласию в силу неминуемого течения времени, пополняющего хранилище памяти и обучающего лучше творить свое будущее, предусмотрительно планируя жизнь.
Все традиции, личные и коллективные, характеризуются разумным замыслом о самоорганизации, который утверждается традицией и отрицает самотек, стихийность бытия.Нельзя было бы назвать совершенной традицию, которая не охватывает весь мир в пространстве и времени своим видением и творческими планами, которая не отождествляет себя со вселенной. Также нельзя было бы назвать разумной традицию, которая не признает существования и самостоятельности иных традиций, отрицает ценность иных традиций.
Истинные традиции – всеохватывающие: они признают, что истина одна и мир принадлежит им, а разнообразие мира трактуют как подтверждение своей традиции.Мудрость традиции состоит в том, чтобы принять вселенную такой, как она есть, не отказываясь от верности себе; в случае несоответствия вселенной традиции усовершенствовать вселенную, начиная с себя; приспосабливать вселенную к традиции и традицию ко вселенной; считать свои мысли и действия, направленные на усовершенствование вселенной, неотъемлемой частью целостного бытия вселенной.
Справедливо отметим, что
каждая традиция содержит в себе «дух отрицания» – идею несовершенства всего нетрадиционного. Но «дух отрицания» сам по себе противоречил бы традиции как пониманию целостности вселенной, если бы противопоставлял традиционное нетрадиционному. Отрицание вторично по отношению к сущности традиции как верности себе и видению целостности вселенной; ведь отрицание – это простейший способ утверждения. Если что-то мешает нам быть верными себе, мы отрицаем это и остаемся верными себе. Однако опыт каждой традиции подсказывает, что причиной нашей непоследовательности часто является лень, безумный догматизм, отсутствие искренней веры в традицию и стремления развивать ее, познавая нетрадиционное и используя его полезные качества; ведь постоянное встраивание нетрадиционного в мироздание своей традиции является непременным путем развития каждой традиции, а развитие традиции останавливается только лишь тогда, когда традиция умирает. Следовательно, чтобы оставаться верными традиции, мы обречены отрицать свою собственную непоследовательность, осуждать и высмеивать свой же догматизм. Иными словами,
«дух отрицания» действительно отвечает традиции лишь в том случае, когда, отрицая нетрадиционное, отрицает также и традиционное и этим помогает сохранить последовательность и животворность традиции. Также, следуя самому «духу отрицания», подвергнем отрицанию и традиционное название этого феномена:
это скорее не «дух отрицания», а благородное сомнение свободной души во всем внутреннем и внешнем, что угнетает ее и связывает ее по собственной воле либо вопреки ей. Благородное сомнение характерно для всех истинных традиций. Так же, как следование традиции всегда признается добродетелью, истинная традиция также признает добродетелью спокойное и самоироническое сомнение в своей верности традиции, заставляющее задуматься над направлениями последующего роста и в конечном счете усиливающее и укрепляющее нашу верность традиции.
В традиции индивидуального самоусовершенствования человека проявлением благородного сомнения является скромность, стремление к простоте, несогласие с самой идеей человеческого неравенства, возвышенности мыслителей и низости простонародья, глубокая уверенность в том, что каждый человек может и хочет развиваться, что способность мыслить присуща всем людям, что истинные знания являются общедоступными. Скромность ведет нас к акту доброй воли – взаимопониманию и сочувствию людей. Не скромностью, а самообманом являются унизительные фантазии про «сверхчеловеческое», «надиндивидуальное», основанные на попустительстве умственной лени и инстинктивному стадному желанию тела «быть частью большего», слепо покоряться внешним раздражителям.
Фанатики «сверхчеловеческого», убеждая нас в том, что человек не владеет собой и отдан на милость непостижимых стихий, этим отрицают ценность всех традиций, поскольку бесчестят каждую традицию, приравнивая ее к слепой и безумной стихии. Чтобы замаскировать свое бесчестие, самые мудрые из них выдумывают «сверхчеловеческую личность» и этим одушевлением вселенной становятся на путь духовного роста, ведущий к выходу из пропасти безумия и созданию для себя истинной традиции – веры в себя, верности себе, владения собой. И этот рост также начинается с благородного сомнения. Ведь, следуя традиции благородного сомнения, ми должны спросить себя, может ли быть воистину «сверхчеловеческой» личность, лишенная элементарной добродетели скромности и способная считать себя «сверхчеловеческой личностью» рядом с человеческими личностями? Отсутствие добродетели скромности обязательно унизила бы такую «сверхчеловеческую» личность в сравнении с мудрыми, скромными людьми.
В государственнической традиции проявлением благородного сомнения является признание естественных прав человека, в частности, права на протест и, как его крайнее проявление, права на восстание нестерпимо угнетенных; отрицание тоталитаризма как несовершенной государственности. Честное государство отрицает свою способность купить человеческую свободу за хлеб и зрелища. Следуя мудрой традиции истинной государственности, честное государство признает, что оно не может удовлетворить все потребности людей, поэтому люди должны создавать свое счастье самостоятельно; миссия государства – создать всем одинаковые возможности для самообразования, проявления собственной инициативы, обеспечения себе занятости и выживания, поддерживать базовый уровень безопасности и институционности общественной среды, решительно пресекать любые рецидивы превращения людей в животных и подмены общественного соглашения животным стадным инстинктом.
В научной традиции проявлением благородного сомнения является фальсифицируемость, проверка методической возможности опровергнуть на практике любое научное знание. Например, утверждение «все люди грешны» не может быть научным, поскольку никакое наблюдение не может опровергнуть это утверждение – у каждого исследователя или группы исследователей свои представления о грехе и все при желании находят большие и малые грехи в любом человеке, если хотят их найти и не останавливаются перед выявлением собственных грехов, грехов любимых, друзей, лидеров. Напротив, утверждение «не все люди самоубийцы» может быть опровергнуто наблюдениями, если изучение причин всех подряд человеческих смертей, как правило, будет показывать, что умершие люди самостоятельно укоротили себе жизнь насилием над собой. В то же время для научного доказательства этого утверждения достаточно подтвердить, что хотя бы один человек умер против своей воли, по естественным причинам или вследствие убийства, и поскольку такие примеры общеизвестны, это утверждение можно смело относить к сокровищнице научного знания.
В философской традиции проявлением благородного сомнения является стремление к объективности и недоверие к субъективному. Абстрактные, умозрительные философские истины, фундаментом которых является реальность субъективных идей, благородное сомнение заставляет проверять соотношением с объективной реальностью – искренним чувством веры, приемлемостью субъективных идей в качестве предмета осуществления, реализации в практической деятельности, а также как предмета диалога, соглашения и взаимопонимания с единомышленниками и инакомыслящими.
И, конечно, в религиозной традиции всегда есть место проявлениям благородного сомнения. Верующие люди, принимая и осознавая священное откровение единой истины во всех ее формах, решительно отрицают будничные страсти злокозненных небылиц; ценя мудрость пророков, которые учат людей владеть собой, мы пренебрегаем хитростями мошенников, которые вызывают доверие к себе, чтобы обмануть себя и других в поиске быстротечных наслаждений.
В Библии, в книге Бытие христианам дарован прекрасный пример благородного сомнения. Авраам видел волю Божью в том, чтобы принести в жертву родного сына. Он связал парня и даже взял нож, но благородное сомнение явилось ему в форме Божьего ангела, который потребовал не поднимать руку на отрока. Это укрепило веру Авраама, его верность мудрости Божьей, и открыло этому человеку среди немилосердия и жестокости тогдашних обычаев высокую истину милосердия Божьего, достойную последовательного осуществления в мыслях и действиях.
Внимательные читатели Корана найдут многочисленные проявления благородного сомнения в исламе. Мудрая покорность воле Аллаха у мусульман неразрывно связана со страхом неправильно понять и так нарушить его волю, отрицанием стихийной обусловленности, избежанием одержимости джиннами невоздержанных чувств. Пророк Мухаммед неоднократно подчеркивал в своих поэтических проповедях, что по милости Господа он не прорицатель и не одержимый, и в этом есть высокий смысл самосохранения мудрого разума и обучения единоверцев преодолению инстинктивной, безбожной агрессии, присущей несовершенной психике. Именно благородное сомнение побуждает мусульман отличать разумный замысел Аллаха, осуществляемый их верностью и послушанием, от безумных раздражителей одержимости.
В буддизме благородное сомнение проявляется в применении понятий шуньяты (неисчерпаемости) и анатмана (несамостоятельности) ко всем дхармам (феноменам, формам, проявлениям состояния действительности). Единство причин и последствий, неотделимость состояния бытия от состояния небытия в истинно целостном состоянии совершенной, свободной от страданий действительности, которое называется нирваной, буддийская традиция развивает путем отрицания какой бы то ни было отдельности дхарм, отказа от ошибочных представлений про первичность дхарм по отношению к нирване, поскольку полнота нирваны в одинаковой мере освобождает от диктата всех дхарм. Состояние духовного усовершенствования в буддизме достигается на восьмеричном пути, одинаково требующем от верующих преодоления страдания от излишка невоздержанных потребностей и преодоления страдания от неудовлетворения разумных потребностей; иными словами, восьмеричный путь отрицает и потребительство, и аскетизм, будучи «золотой серединой» праведности, которая объединяет достоинства и избегает недостатков этих крайних состояний и таким образом ведет к полноте нирваны, просветленного состояния мудрой человечности, образцом которого является состояние будды.
Есть еще одна традиция, более древняя, чем мировые религии – это традиция человеческого языка.
В самом языке заложены как целостность бытия, так и благородное сомнение в совершенстве человеческой самоидентификации. То, что на каждом человеческом языке можно назвать все бытие в целом одним словом – лучшая демонстрация всеохватности языковой традиции. Но и соотношение единицы с множеством в мировых языках достойно особого внимания. С одной стороны, «я» и «мы» – разные слова и разные понятия. С другой стороны, понятие «мы» во всех языках мира применяется для обозначения неразрывного единства «я» с «не-я, подобным мне» (не даром человеку, верному традиции, традиция позволяет выступать от имени множества: руководитель организации говорит «мы решили», исследователь пишет «мы установили» и так далее). Воистину, нет в мире такого традиционного языка, на котором можно было бы всерьез и искренне высказать приблизительно такую исповедь-нарекание фантастического «социального существа» про элементарный случай, который часто случается в жизни: «Мы и я иногда не понимаем друг друга, и тогда мы сердимся на меня, а я терпеливо стараюсь понять, почему мы такие сердитые». Смешно даже подумать, что такое утверждение соответствует языковой традиции. Итак, противоречие между «я» и «мы» невозможно, оно разрушает сущность традиционного понимания этих двух понятий. Можно сказать, что противопоставление этих понятий закономерно не соответствует глубинному смыслу каждой традиции как целостного, всеохватывающего мировоззрения; а несоответствие традиции в нашей языковой традиции называется грехом. Поэтому противопоставление своего чужому всегда является грехом гордыни. Даже если это коллективный грех. И даже если свое парадоксально объявляется превыше себя, то есть, когда человек переносит свою гордыню на нечто, будто бы, большее, чем он, унижаясь и подчеркивая собственную незначительность в сравнении с отчужденным от себя величием.
Подытоживая наши размышления о согласовании традиций, следует выделить три характерных признака каждой традиции, указывающих на ее соответствие вечной общечеловеческой традиции осознания разумного единства истины и таким образом проявляющих истинность традиции, ее верность единой истине: это, во-первых, традиционная верность себе; во-вторых, традиционная всеохватность, целостность творческого мировоззрения; и, в-третьих, традиционное сомнение в своем мировоззрении, включая все представления о традиционном и нетрадиционном, побуждающее постоянно развивать свою традицию, дополняя ее удачными находками и очищая от ненужных пережитков. И вновь, чтобы предостеречь себя и других от гордыни, мы должны напомнить, что единая истина не отрицает никакую из существующих мудрых традиций, поскольку она есть общий исток всех традиций и фундаментальная сущность каждой традиции; поэтому правильно считать, что наша традиция является единой истиной, но неправильно на таком основании противопоставлять нашу традицию чужим традициям, наоборот, следует согласовывать свою традицию с иными традициями и таким образом помогать себе и другим быть последовательно верными своей традиции в соответствии с ее всеохватывающим содержанием – единством истины, совершенной целостностью бытия.
