КИНДЕРРЕЙХ - лучший роман 2007 года.

[Владимир Владимирович]

Это основной текст.  Далее продолжения.

[Владимир Владимирович]

«…Петя сидел вместе с Ксюшей в Макдональдсе.  Просторное помещение было, тем не менее, наполнено всякого рода посетителями: от тинэйджеров старшего школьного возраста до одиноких женщин без возраста и даже целых семейств во главе с требовательными детишками, а их сосед бесконечно крутил одну и ту же мелодию в мп-плейре – «Русскую рулетку» старинной хард-рокгруппы «Акцепт» (Петя никогда бы не вспомнил этого обстоятельства, если бы сам позавчера случайно не забрел по лабиринтам Википедии в сектор хард-рока и не скачал ее – так просто, для расширения кругозора).  Им удалось завладеть лучшим местом – в нише на удобном диванчике.  Петя поедал очень острые куриные крылья (их обычно не подают в Макдональдсах, но в этом подавали, что, естественно, привлекало сюда холериков и сангвиников со всей Москвы), а Ксюша довольствовалась своим любимым салатом из креветок и время от времени через трубочку потягивала из закрытого крышкой Петиного стакана фанту.  Ей было уже 14 лет.  Девочка превратилась в девушку, не утратив ничего из детства и приобретя почти уже женские бедра восхитительной формы, а хвостики сменились двумя косичками, достигавшими ее плеч.  Петя – восемнадцатилетний студент истфака МГУ, только что сдал вторую сессию (на одни пятерки) и в честь этого знаменательного события привел свою девочку в Макдональдс.  Их судьба была подобна катку, мчащемуся по гладкой дороге, и оставалось лишь считать вехи этой гонки, ведь останавливаться или поворачивать куда-нибудь в другую сторону они не хотели.  К тому же многие обстоятельства не зависят от нас.  По прибытию в Москву обнаружилось, что Ксюша осиротела – ее мама не пережила полугодового стресса и скончалась при очень туманных обстоятельствах, которые более сведущие люди обозначали как самоубийство на почве острого психоза.  Петя, надо отметить, отнесся к этому обстоятельству с олимпийским спокойствием, ведь боги объективны и справедливы: если они подарили ему двенадцатилетнюю девочку, то должны обеспечить их будущее.  Это не была подростковая жестокость, это был тот самый древний инстинкт жизни, который позволял нашим предкам хладнокровно выживать в экстремальных обстоятельствах, даже когда от эпидемий вымирала половина города (ныне этот инстинкт почти заглушен, ведь людей уже почти 7 миллиардов особей, проблема выживания не стоит так остро, и поэтому мудрая Природа ослабила его до депрессивной суицидности при виде сдохшего котенка; но Петя сохранил в своих генах этот инстинкт жизни: кто-то же должен населять Землю в будущем).  Петина мама – женщина с железным характером и волей и такими же, как у сына, белокурыми волосами – приложила немало усилий для того, чтобы взять над Ксюшей опекунство, что, впрочем, было не так уж сложно, ибо Ксюша оказалась круглой сиротой даже без дальних родственников (такое нередко бывает в наш век, когда люди, живя в больших городах, теряют родство с деревней, и родственников им заменяют друзья: избавиться от вторых в разы легче, чем от первых).  Так они с Петей и остались жить вместе в его квартире на Ленинградском проспекте, а Петины родители перебрались в Ксюшину квартиру (хотя она была значительно ближе к их месту работы, но отбить ее у государства – которое со времен Тиберия и Калигулы считает себя главным наследником всех умерших – оказалось куда сложнее).  На этом фоне развивалось еще одно дело, о котором, в силу того, что его главным фигурантам не исполнилось 18 лет, и поэтому его рассмотрение происходило в закрытом режиме, широкая публика почти ничего не знала из СМИ, но мы можем отчасти приподнять занавесу судебной тайны, тем более что на это есть письменное разрешение со стороны наших героев.  Дело было в том, что по прилету в Москву, прямо на расширенной пресс-конференции для российских и иностранных журналистов Петя на вполне невинный вопрос какого-то журналиста то ли православного телеканала «Союз», то ли каких-то епархиальных ведомостей: чувствовали ли они помощь божию в своих испытаниях на необитаемом острове и как часто молились православным святым, покровительствующим путешествующим по морю? ответил, что такими глупостями он вообще не заморачивался, и вообще не настолько глуп, чтобы общаться с несуществующими лицами, ему достаточно и реально существующих.  Хотя ничто не побуждало Петю именно к такому ответу, он ответил, искренне выразив свое мнение и высказав совершенную правду, и как следствие, в извращенной форме оскорбил чувства верующих.  Почему всегда именно так получается, ответить очень трудно (автору этих строк представляется, что еще ни один философ не осилил этой загадки).  Неправильность подобной позиции Петя осознал спустя некоторое время, когда некое Православно-Патриотическое Русское Общество Защиты Брака и Семьи через Девство обратилось в суд с обвинением Пети в растлении несовершеннолетней (имелась в виду Ксюша).  Названное общество установило, что Петя – еврей из колена Данова (всплыло датское происхождение его предков, а датчане, как утверждают некоторые еврейские историки, происходят из колена Данова, и этого основания оказалось вполне достаточно для православных СМИ вроде газеты «Дух христианина» и издательства «Русская Идея»), который в ритуальных целях изнасиловал русскую девочку Ксению, а некоторые люди с особенно обостренным апокалиптическим чувством конца света даже утверждали, что от их блудного сожительства родится Антихрист, ибо все уже готово к приходу его: ИНН и т.д.  Но мало того: второй фронт против Пети открыли религиозные евреи.  Это дело состояло в том, что один из московских школьников, умерший от солнечного удара на острове Кузин, неожиданно (раньше этим никто не интересовался) оказался из семьи ортодоксальных евреев, которые из сбивчивых, а порой и противоречащих друг другу показаний вернувшихся с острова детей сделали вывод, что имело место хладнокровное убийство еврейского мальчика антисемитами-скинхедами.  Но возбудить дело против Игоря и Славы никак не представлялось возможным: папа Славы был немалым чином в охране президента Российской Федерации, а папа Игоря занимал столь же крупный пост в руководстве московской милиции, и в январе-феврале 2008 года еще ничто не предвещало скорую отставку его шефа – генерала Пронина.  Остальные дети еще не достигли возраста уголовной ответственности, во всяком случае, такого, который бы предусматривал возможность реального уголовного наказания, так что Петя опять оказался крайним.  Либеральные СМИ в этой связи подняли целую волну протеста против проявлений антисемитизма, глумления над памятью Холокоста, попустительства властей в этом вопросе и т.д.  Известная правозащитная организация, кстати, тоже возглавляемая старой девой, взяла дело под общественный контроль.  Разыскался и адвокат, согласившийся подать исковое заявление в суд.  Киты российской адвокатуры вроде Генри Резника в тот момент были заняты делами Ходорковского, Лебедева, Трепашкина, Сутягина и прочих жертв режима, поэтому истцам достался не самый крупный, но довольно изворотливый юрист.  Он, по какой-то удивительной иронии судьбы вскоре оказался связан также и с православной группой, подавшей на Петю иск по обвинению в еврействе и изнасиловании Ксении.  Получив карт-бланш от православных на ведение дела и приличный гонорар, адвокат (его фамилия была то ли Слонимский, то ли Сатановский, один черт!) удобства ради объединил их исковое заявление с исковым заявлением о ритуальном убийстве еврейского мальчика.  Это сейчас, в июне 2009 года Петя с саркастической улыбкой вспоминал перипетии своей борьбы с истцами, а когда ему – 11-класснику – пришла повестка в суд, а заодно прозрачный намек из прокуратуры о необходимости дать подписку о невыезде, ему точно было не до смеха.  Он обратился к Славе.  Слава – серьезный молодой муж – час целый ржал, как помешанный, переспрашивая обстоятельства дела, потом хлопнул Петю по плечу и привел его к своему бате на работу.  Славин батя тоже наржался, рассматривая потерявшего всякий кураж Петю, но договорился со своим давним приятелем – адвокатом о Петиной защите на суде.  Моложавый адвокат, внимательно выслушав и ознакомившись во всех подробностях с исками, дал Пете краткие рекомендации, как себя вести на слушаньях, а именно, совсем никак не реагировать на происходящее, а потом долго рассказывал ему разные забавные случаи из судебной практики и тоже хохотал.  Впрочем, Ксюша продолжала жить с Петей, и ее даже ни разу не допросили.  На суде, на первых же слушаньях, куда пригласили Петю, обоих адвокатов, и куда заявились обе «группы поддержки»: семитов и антисемитов, в первые же минуты заседания произошла потасовка между группами поддержки, кому-то разбили очки, а поэтому судебные приставы были вынуждены прибегнуть к силе с целью пресечения противоправных действий в зале суда.  В итоге оба иска были признаны некорректными (по причине бездоказательности обвинений) и отклонены.  Адвокат истцов вынужден был признать свое поражение (это была уже вторая его неудача за последний год; предыдущая касалась дела об убитой собаке: домашний питбуль по кличке Кокос насмерть растерзал девятимесячного ребенка, чей дедушка в отчаянье повесил Кокоса на своем поясе; а зоозащитники тут же накатали в суд иск о жестоком обращении с собакой, по своему цинизму граничащем с известным убийством собаки по кличке Рыжик охранником на станции Московского метрополитена, и хотя адвокат совершенно справедливо упирал на то, что несчастная собака (бегущий ныне по радуге мальчик) была спровоцирована ребенком, суд, метко названный одной из активисток зоозащитного движения «живодерней», иск отклонил).  После официального отклонения обоих исков Петя очень нецензурно выразился в адрес истцов и ушел домой.  По дороге он купил для Ксюши еще со времен Салтыкова-Щедрина редкую у нас в месяце феврале землянику.
Денег у Пети, пожинавшего теперь всероссийскую славу, было вполне достаточно.  Сразу после прибытия в Москву какая-то молодежная газета пригласила его дать пару интервью обо всех обстоятельствах пребывания на острове и борьбы за выживание в экстремальных ситуациях. Обстоятельств набралось так много, что Пете, в конце концов, выделили небольшую колонку под аляповато-придурковатым названием (а чего ждать еще от полуобразованных журналистов?) «Остров невезения», и он получал ежемесячно хоть и небольшой, но превышающий студенческую стипендию гонорар.  У Пети проснулся литературный талант, он умел правильно строить фразы, расставлять акценты, интриговать читателя.  Его стиль отличался легкой иронией, за которой, впрочем, скрывалось почти еще детское любопытство: как слово наше отзовется?  Его очерки были столь подробны, что легли в основу романа «КИНДЕРРЕЙХ», изданного летом 2008 года на Украине.  Петя даже уже забыл, что там было на самом деле, а что он придумал (может быть все это он сам и придумал?)
Со школой все обстояло самым наилучшим образом.  Петю, Славу, Игоря, Веру и Машу пропустили через небольшой экстернат, выдали дипломы об окончании полной средней школы и предоставили полную свободу готовиться к экзаменам в вуз.  Игорь поступил в школу милиции, Слава – в Академию госслужбы, Вера, как ей и было обещано, в МГИМО, Маша – на филологический факультет МГУ.  В конце мая 2008 года Вера родила здорового малыша, которого назвали в честь деда со стороны папы Сашей.  Слава стал очень серьезным, ездил теперь на подаренной ему к этому знаменательному событию девятке и носил светлый пиджачный костюм.  Остальные дети ходили в ту же самую гимназию, окруженные ореолом всеобщего любопытства.  Ксюшу особенно донимали расспросами одноклассницы, а одна из них взяла за моду каждый день тискать ее перед началом занятий, так что Ксюша иногда даже шутя жаловалась Пете на такое внимание со стороны подружки.  Они бы, наверное, не смогли после ярких дней и ночей тропического острова вновь вписаться в рутину школьных будней, но у них было противоядье: их связывала детская любовь – самая сильная на свете, потому что дети лишены взрослых условностей.  Петя пил эту любовь большими глотками, не опасаясь захлебнуться.  Все его прошлые фантазии воплотились в реальность, все происходило так, как он мечтал в 12, 13, 15 лет.  Действительно, они с Ксюшей делали все, что хотели.  На острове это почему-то не ощущалось так остро: много сил и времени поглощала борьба за существование, поиск еды, ремонт жилищ, но здесь – в десятимиллионном мегаполисе на современном уровне развития цивилизации они ощутили себя в настоящей мечте.  Можно было допоздна и даже ночью гулять по освещенным улицам, смотреть какие угодно фильмы, осматривать полки полутемных книготоргов, сутками валяться в постели, если не было никаких иных дел.  Иногда у него возникало почти фаустовское чувство: он счастлив, чего еще желать, остановись мгновенье!
Ксюша принадлежала к довольно распространенному в наше время типу девочек, которые желают от жизни счастья.  Они желают его здесь и сейчас, не думают ни о потусторонних мирах, ни о далеком светлом будущем, им вполне хватает настоящего и окружающего.  Ксюшу радовало все: изысканное блюдо в ресторанчике, красочный мультик в кинозале, песня по радио (как и все ее ровесницы, она вступила в период киномании, и даже одно время подумывала, не стать ли готической девушкой, но так и не стала).  Ее можно было восхитить какой-нибудь безделушкой, удачной шуткой.  Ксюша уже сейчас познала вкус долгого хождения по универсальным магазинам, высматривания нарядов (хотя она еще иной раз заходила в Детские Миры), примерок, нюханья всевозможных духов в РИВ ГОШ, что завершается кофепитием в какой-нибудь попутной «Чашке» или «Ложке» (взрослые придумали всему этому неблагозвучное название shopping).  Ей купили мобильный телефон, летом вывозили на море в Крым, завуч гимназии – и по совместительству Петина тетя – не могла сдержать улыбки, когда видела ее в гимназическом коридоре, и Ксюша была просто счастлива.  Ее интимная жизнь с Петей, которая когда-то была просто забавной игрой или желанием самоутвердиться, теперь стала ее привычкой, и лишись она этого, она неминуемо заболела бы.  Девочка превратилась в девушку, но осталась девочкой, хотя уже испытала больше, чем иные женщины.  Ее свекровь – Петина мама – поначалу даже не знала, как с нею себя держать (иногда Людмиле Федоровне казалось, что ее сын живет с малолетней проституткой, которая надевает взрослые чулки и юбки, но она гнала такие мысли).  Ксюше было вполне достаточно того, что Петя ее боготворит, исполняет каждое ее желание, может неожиданно посреди многолюдной улицы на зависть всем схватить ее и прижать к себе.  Она не столько полюбила его, сколько привыкла к нему, а поскольку нет ничего сильнее привычки, Петя очень скоро обнаружил, что все опасения его напрасны, и они никогда не расстанутся.  Она не была, как опасалась Петина мама, малолетней проституткой.  Эскалатор судьбы мигом вознес Ксюшу на взрослый этаж, и она еще не освоилась со своей новой ролью.  Физиология и психология отставали: она и сейчас, о чем-то упрашивая Петю, тараторила скороговоркой, как это делают обычно дети, знающие на прошлом опыте, что нужно поскорее выпалить всю просьбу, привести все аргументы, иначе взрослые слушают невнимательно и недолго.  Иногда Петя ловил себя на мысли, что их отношения больше походят на отношения папы и дочки, чем мужа и жены.
Так они сидели в Макдональдсе, восхищаясь друг другом.
--Хочешь еще чего-нибудь?
--Нет…  Наверное нет…  Слушай, мне Светка говорила, что через год будет у нас ЕГЭ.
--Какое ЕГЭ?  Ты же еще в восьмом…  То есть перешла в девятый…  Ах да!  Будет.  Малое ЕГЭ в девятом классе.  Мне тетя как-то говорила.
Ксюша откинулась назад и прижалась к Пете.  Он допил фанту из стакана.
--Знаешь, какой сейчас самый прикол?  На даче, кому надоест сосед, звонят в милицию и говорят, что у соседей взбесилась собака, так ее надо приехать и усыпить срочно!  Ха-ха!!!..  И даже уже было несколько таких ложных вызовов…»

[Владимир Владимирович]

«…ромный выигрыш.  Если в России с этого лета казино наглухо закрыты, то на Украине этот способ времяпрепровождения еще существует.  Пете – как и всякому новичку – просто повезло в первый раз и еще больше повезло, когда ему, действительно, выдали всю выигранную сумму, впрочем, гораздо меньшую по сравнению с подпадающей под украинское законодательство (Постанова КМУ Про затвердження Порядку проведення внутрішнього фінансового моніторингу суб'єктами господарювання, що провадять господарську діяльність з організації та утримання казино, інших гральних закладів, і ломбардами від 20 листопада 2003 р. N 1800) «критической» суммой в 80000 гривен.  И все же 10000 гривен – сумма эквивалентная четырехмесячному заработку среднего украинца – это очень много даже для московской тинэйджерской семьи, состоящей из восемнадцатилетнего студента и четырнадцатилетней школьницы.  И поэтому Петя решил напоследок шикануть.  Последние пять дней – перед поездом Симферополь – Москва они с Ксюшей провели в шикарном отеле Евпатории, куда Петя направился после короткого разговора с ялтинскими родичами и более длинных и нудных переговоров с Москвой (а что поделаешь с родителями...)  Мотивировал он это тем, что им хочется поездить по Крыму, а в Евпатории все же самые дешевые на побережье гостиницы.  К тому же туда должен был к своим родичам заехать Игорь – бывший Петин одноклассник.  Ранним утром 17 июля они с Ксюшей «шикарно» уехали на такси-междугородке, попетляли на горных серпантинах и промчались за три часа от Симферополя до Евпатории, мимо многочисленных вязанок рыбы на продажу по пути следования и диких пляжей вдоль побережья.  Здесь – на евпаторийском автовокзале – Ксюша, отделившись от Пети и с любопытством разглядывая гигантскую стелу рядом со входом, едва не попала под автобус, и они впервые всерьез поругались, но уже через 5 минут маленькая девочка как всегда привычно плакала в его объятьях, чтобы как всегда еще через 10 минут улыбаться ему всем своим загорелым личиком.  Надо сказать, что Петя и Ксюша путешествовали с большим ворохом бумаг, справок и прочих нормативных актов, которые удостоверяли, что четырнадцатилетняя Ксюша является подопечной Петиных родителей, и никакого криминала в пересечении ими вдвоем границ стран СНГ нет (Петя даже ворчал, что скорей бы Ксюше исполнилось 16 лет, и они оформили отношения, а то столько справок, и всем любопытным кажется, что Ксюша – что-то вроде Петиной сестры; впрочем, сама Ксюша еще в прошлом году, сидючи в очереди в компьютерный клуб в Ялте, познакомилась с четырнадцатилетней девчонкой-украинкой из Москвы, которая регулярно с 12 лет свободно приезжала к ялтинским родственникам и без проблем!)  До отхода поезда в Москву оставалось 4 суток и 6 часов, когда они добрались до кораллово-сияющего отеля в двухстах метрах от берега с бассейном, баром и даже бесплатным массажным кабинетом.  У Пети спросили паспорт.  Ксюшу же игнорировали, довольствуясь лаконичным Петиным объяснением: «Это моя девочка».  В номере Петя опустился в кресло, подбросил правой рукой и поймал левой ключ от номера с тяжеловесным кубическим брелком и сказал:
--Вот здесь мы будем жить четыре с половиной дня.
Его девочка с любопытством малолетки, которую впервые привели туда, где бывают только взрослые, заглядывала во все углы, включала и гасила свет, нашла на тумбе с телевизором пульт, раскладывала на зеркале свою многочисленную косметику.  Потом Ксюша, которая с недавних пор «заболела» Гарри Поттером и стала одеваться «под Гермиону» (в платья с такими же обнаженными плечами и такие же гламурные чулки), долго мылась в душе и прихорашивалась перед зеркалом, а когда Петя пошел мыться, она нашла гнездо и подключила их с Петей небольшой ноутбук (его нашим героям подарила Петина тетя перед отъездом на юг).  Когда Петя, отфыркиваясь, вышел из душа, она кивнула на экран:
--Мне кажется, ноут передергивает в карты.
Петя прилег на их общую полутораспальную кровать и вновь – в тысячный раз – залюбовался своей маленькой девочкой…
Нет, надо все-таки возвращаться к действительности, и пока Ксюша вновь мылась и прихорашивалась, Петя рассмотрел карту Евпатории, отметил галочками несколько интересных мест и позвонил по мобиле Игорю.

Игорь по возвращению на Большую Землю оказался в одиночестве.  Мырзя, которая Вика, ушла от него, и ничто – под конец даже угрозы – не могли ее вернуть.  Игорь не был подобно Пете (который мог запросто познакомиться с первой встречной девчонкой, а если с ним знакомиться не желали, успокаивал себя тем, что еще неизвестно, приятна ли эта недотрога в постели) коммуникабельным юношей, а поэтому провел пятнадцать серых, как небо Севера, месяцев, пока не «зарегился» в подростковой службе знакомств и не нашел там себе – интересное совпадение – шестнадцатилетнюю девчонку из Евпатории – города, где жили его дальние родичи.
Если бы на месте Игоря был Петя, который захотел бы познакомиться столь нетрадиционным способом, он, вероятно, сделал бы себе крайне вызывающую страничку под ником «Владимка» (пусть гадают, Владимир он или Дмитрий), прикрепил бы дюжину своих самых авантюрных фотографий и подробно описал свои интимные вкусы и свои литературно-музыкальные предпочтения, а заинтересовавшую его девушку приветствовал: «Надо же!  Понравилась!», но Игорь был Игорем, и он лишь «подмигнул» ей с первого раза.
Милая шестнадцатилетняя крымчанка под ником «Танюшка – хорошая подружка» желала найти «Хорошего и искреннего молодого человека!»  Цели знакомства: «дружба и общение; переписка; любовь, отношения; регулярный секс вдвоем».  Живет с родителями.  Интересы: «домашние животные, кино, компьютер, музыка, путешествия».  В самом конце она рекомендовала себя: «Я бесконечно доброе, феноминально умное, чертовски привлекательное, необычайно работоспособное, исключительно порядочное, беспредельно ответственное, кристально честное, беспрецедентно талантливое, гиперсексуальное, сказочно щедрое, бесподобно бесподобное, невероятно перспективное, беззаветно любящее, непостежимо оптимистичное, супер активное, крайне интеллигентное, неописуемо чувственное, архинадежное, всеми любимое, бесспорно положительное, фантастически скромное существо».  И хотя это все было банально, Игорь принял за чистую монету.  И правильно сделал (ведь нет ничего банальнее объяснения в любви, поцелуя, объятий, стонов страсти…)  Но миллиардноголовое человечество не боится банальностей, более того – благодаря им оно существует.
После трех-четырех перемигиваний они списались, потом созвонились, и уже в начале июля Игорь был в Евпатории.  Если существует в мире любовь с первого взгляда, то это как раз был тот случай.  В чем-то она осталась непостижимой для Игоря: он никак не мог понять, откуда в ней так неслиянно-нераздельно сосуществует эрудиция начитанной и насмотревшейся самых разных фильмов и передач девушки с наивностью доверчивой девочки, которая смотрит на каждого красивого мальчика с ужасом и надеждой, которая и боится жизни, и хочет жить.  Сам Игорь ощутил себя почти сверхъестественным существом – Гераклом и Джеком Воробьем одновременно.  Именно таким он – житель далекой и фантастической Москвы – был в ее глазах, и одиннадцатиклассница втайне уже загадала: быть ей москвичкой (ведь Украина служит неисчерпаемым резервуаром таких милых, прекрасных и доверчивых девочек, разбросанных ныне по всему пространству от Португалии до владивостокского Зеленого Клина).  Красивый мускулистый брюнет и девочка со светло-русой челкой – они прекрасно смотрелись вместе.

Игорь назначил Пете встречу в четыре дня у знаменитого подземного перехода на евпаторийском вокзале.  Оставалось еще полтора часа, и Петя потратил их на чтение (он феноменально много читал, и с начала лета успел уже прочесть Ремарка, Фридриха Ницше, Розанова и «Опыты» Монтеня, правда в сокращенном варианте), а Ксюша плескалась в бассейне и лежала в шезлонге.  Наконец, Ксюша в третий раз вымылась в душе и прихорошилась, а Петя прихватил свой новый отличный цифровой фотоаппарат (точную копию того – утерянного на острове).  Они спустились в холл отеля и вызвали такси.
И вот Игорь и Петя (а также их девчонки) сидят в ресторанчике над морем с бутылкой отличного крымского вина и ждут остальной заказ (Петя настоял, что он будет платить за всех, а иначе за четверо суток такой выигрыш никак не растратить).  Ярко-синее море смотрит на них, ветерок трогает их волосы, а Танюшка – эдакая аллегория удивления – смотрит на Петю и Ксюшу, которые побывали на необитаемом острове.  Петя рассказывает со всеми цветистыми подробностями (ведь он сам описал это для читателей тинэйджерского журнала).  Глядя со стороны, Петя был полной противоположностью Игорю – блондин, неутомимый говорун, от острот и приколов которого девчонки то попеременно, то хором смеялись: жестикулируя, он дважды чуть не опрокинул бутыль.  Игорь молчаливее, но более веско вставлял в разговор свои реплики:
--Ну и что?  Эти..., с которыми ты тогда судился, тебя с тех пор так и не беспокоили?
--Нет.  Но я уже выбрал себе специализацию.  На моем истфаке.  Как раз по истории религий.  Раз уж я это испытал на себе.  
Принесли заказ Ксюши: оливки с маслом и жареные колбаски.
--И ты знаешь, - продолжал Петя, - я много чего узнал по своей теме за последнее время.  Борцы за православие – это не ангелы и не демоны.  Это просто обыкновенные зануды.  С мазохистскими наклонностями.
--А эти… иудаисты?  Которые подзуживали против тебя родаков Кузи…
--То же самое.  Почти.  Только еще большие зануды и еще большие мазохисты.
Принесли заказ Танюши: греческий салат и супчик из рыбы.  Она, конечно, скептически отнеслась к Петиным разглагольствованиям насчет православия, но ее крестик хорошо смотрелся на обнаженной груди, и Игорь уже два раза ее так снял на свой цифровой «Олимпус»: лежащую на кушетке, закинув руки за голову, и еще – в сауне, которую они вдвоем сняли на три часа и сидели за пивом и квасом, досматривая футбольный матч Финляндия – Россия, где Киржаков дважды (на 27-й и 53-й минуте) распечатал ворота хозяев.  А Петя попросил официантку:
--Девушка, вы нас не сфоткаете?
Девушка сфоткала.
После Игорь предложил:
--Давай звякнем Славке.., -- он достал мобильник и выбрал из списка телефонов нужный. --Алло!  Слав, это ты?  Как поживаешь?
«Хреново!  Я попал в аварию на кольцевой.  Сейчас разбираюсь с ментами…»
--Ну хорошо, мы не будем тебя отрывать от такого важного дела.  Потом перезвоним…  Тебе тут передают привет еще Ботан, его Ксюша и моя девушка…  Хорошо…  Пока…
Тут принесли заказы Пети и Игоря – шашлык на вертеле и картофель фри.
--Ну давайте…  Тост, -- Петя опять зажестикулировал. – За наших девочек, ибо, как говорил Фридрих Ницше, девочка – самое прекрасное, что есть на свете!
(Фридрих Ницше этого никогда не говорил и даже не писал, но застолье не спорило).

Поздно вечером Петя и Ксюша возвратились в отель на такси.  На приборной доске шофера нашлось место для миниатюрного DVD-проигрывателя.  Всю дорогу показывали клип песни «Поющие трусы».  Эта пародия на шоу-бизнес так понравилась Ксюше, что когда они уже поднялись на лифте на четвертый этаж и входили в номер, она все еще напевала, качая головой: «По-ющи-е тру-СЫ!»  Петя вновь лежал, закинув руки за голову, на их ложе и смотрел, как Ксюша раздевается, примеряет купленный ей сегодня открытый белый купальник и другой – закрытый розовый, который ей просто так понравился, чтобы ходить в нем по приморскому городу, умывается, причесывается, прихорашивается…

Когда они, наконец, отлегли в разные стороны, пожелали друг другу спокойной ночи и затихли (отчего стали доноситься отдаленные звуки ночной жизни отеля), Петя обнаружил, что он не в силах заснуть.  Только он закрывал глаза, сразу же являлось видение автовокзала, Ксюша, медленно идущая спиной к едущему прямо на нее автобусу (водитель – гад!), вот-вот его бампер должен был ударить ее сзади, и лишь в последний момент автобус задудел, и Ксюша отскочила, а Петя в пятидесяти метрах бросал наземь две огромные сумки (на них никто и не позарился…) и кидался к ней.  Так на его глазах любимая девочка уже вторично едва не погибла (первый раз – это на острове, когда на нее зашипела змея).  Петя прислушался к беззвучному сну Ксюши, осторожно встал, нашел на тумбе с телевизором и салфетками уже откупоренную бутылку миргородской минеральной воды и залпом выпил добрую половину (он где-то читал, что это иногда бывает хорошим снотворным).  Но нет, прошло еще полчаса, а сон все не шел.  Ксюша по-прежнему беззвучно спала по левую руку.  Тогда Петя еще осторожнее встал, оделся и столь же беззвучно вышел, закрыв за собой дверь номера на ключ.  Ночная гостиница жила своей ярко-освещенной жизнью.  В холле бдел ночную смену молодой человек за конторкой.  Петя почему-то решил оправдаться перед ним за свое сонамбулическое появление:
--Я…  мне не спится… немного посижу… бессонница.
Впрочем, молодой человек не требовал никаких объяснений, и Петя погрузился в диван напротив большого плазменного телевизора, где как раз шла какая-то идиотская передача о потерявших друг друга, но нашедших – и все благодаря нашим спонсорам – родственниках.  Смотреть это все дольше 10 минут было невыносимо, и Петя поднялся выйти на свежий воздух: может, это хоть усыпит.  Снаружи – в темноте сияли фонари, и светился недалеко бар под открытым небом.  Петя подумал, не выпить ли пива, но расхотел, присел на скамейку и тут только заметил целый внедорожник, наполненный ночными девушками, которых привезли на смотрины клиентам с верхних этажей.  Петя – из свойственного ему любопытства – едва не залез внутрь: хотел поинтересоваться, что почем (а то говорят, что довольно дорого, почти как в Москве – Игорь сегодня это говорил), но девушки хохотали и не обратили на него никакого внимания.  А тут за спиной Пети появился водитель (и по совместительству охранник, - все-таки кризис на Украине), но они разминулись вполне вежливо и предупредительно (незлобивость вообще отличает украинскую сферу услуг, ведь если бы Петя попал в аналогичную ситуацию на своем Ленинградском шоссе, могло и потасовкой закончиться).  Машина уехала, а Петя еще побродил на грани тьмы и света от гостиничных огней.  Там – в ночном пространстве колыхались от легкого ветра степные травы, будили ассоциации с лихими временами казачьей вольницы, стремительных набегов отчаянных крымцев, и эта земля дышала теплом, на ней можно было спать, что невозможно в нечерноземной России, где прикосновение к земле-Матушке чревато простудой или банальным радикулитом.  Потом он вернулся к отелю, вошел в теплый холл, на экране которого родственники уже рыдали в объятьях друг друга.  Петя порадовался за них и поднялся к себе наверх.  Лунный свет, прошедший сквозь занавеси, покрывал комнату и Ксюшу, по-прежнему тихо спавшую, и лишь наклонившись к ней, Петя различил ее детское дыхание.  Он разделся и лег, опять подложив руки под голову.  Стал думать о разных интересных вещах.  Во-первых, как это странно – вот они всего пару лет назад были такие неразлучные со школьными друзьями, а теперь все разбежались, общий океан школьной жизни растекся на множество ручейков, и может быть, через десять лет, встретившись в толпе, Игорь и Петя не узнают друг друга и не найдут ни одной общей темы для разговора.  Во-вторых, о своей девочке, о том, как прекрасно, что они с Ксюшей вместе… «Моя любовь!  Как хорошо, что ты есть на свете…»  Ему представилось, что Ксюша его о чем-то спрашивает, а он ей отвечает, и его губы беззвучно шевелились.  Петя вспомнил, как они перед самым отъездом в Крым гуляли по Арбату и случайно встретили Ксюшину тринадцатилетнюю подружку с левой рукой в гипсе, а она – с личиком кавказской красавицы – сама засмеялась, демонстрируя им гипс: «Вот я – бриллиантовая рука!»  Это воспоминание чуть было не заставило Петю громко рассмеяться.  Он встал и еще немного отпил из бутылки минеральной.  В-третьих, о мировой политике.  Петя готов был поспорить, что Обаму в США скоро пристрелят, а Китай станет главной мировой державой к 2020 году.  «Завтра мы будем лежать на пляже и загорать… а потом будет еще два дня, и на третий день уезжаем отсюда – к московским небоскребам и пробкам…»  Он повернулся к засопевшей во сне Ксюше и до…»

[Владимир Владимирович]

«…никогда не был футбольным фанатом и мог перепутать «Сатурн» с «Динамо», но сейчас он был там – в центре событий – на Манежной, где пятьдесят тысяч молодых людей стали плечом к плечу на улицах своего города.  Терпение его переполнило не само по себе убийство Егора Свиридова.  Нет, он был просто взбешен интервью, которое дал «Эху Москвы» лидер какого-то кавказского студенческого землячества: «Если наши родичи совершат преступление, я буду их защищать.  А как же иначе?..  А русские – бездуховные, и едят свинину».  «Я те защищу щас!!!» - с этой мыслью Петя нырнул морозным зимним днем в людскую стихию одиннадцатимиллионного мегаполиса. – «Такую духовность покажу, что сам свинину есть будешь!  И просить добавки.  Это и есть толерантность кавказцев по отношению к русской культуре!  Ну что?  Развиваем толерантность?»
Девятнадцатилетний Петя Мухин – студент III курса исторического факультета МГУ – по прежнему много читал и еще больше мыслил, он чувствовал себя уже не просто интеллектуалом, у него иногда появлялось настоящее чувство сытости от получаемых знаний.  Было и другое ощущение: ощущение какой-то извращенной тупости окружающих взрослых и образованных людей, которые не понимали элементарных вещей, которые понимал Петя.  И теперь он был здесь: под ободранной новогодней елкой, под молниями петард и файеров, в толпе пятнадцати-двадцатилетних, которые будут жить, когда вымрут шестидесятилетние.  «Бездуховный нацист-свиноед».  Кричал вместе со всеми: «Один за всех и все за одного!», «Москва не Кавказ!» и «Зига! Ой! Зага! Ой!»  Почему?  Потому что Петя был русским.  Так уж исторически сложилось.
Рядом с Петей был Димка Васькин, который, собственно, его сюда и зазвал, – его сокурсник, фанат «Спартака» и язычник, который буквально вчера развивал перед Петей сложную систему древнеславянских верований, но почему-то под конец сказал, что древние славяне были монотеистами.  В перерывах между хлопаньем петард и криками Петя рассказывал ему:
   --Фетрунковский с кафедры истории ХХ века тут скулил, что это все – фашизм…
   --Это про него ты говорил: «Опять маленький засранец против Великого Сталина»?
   --Да.  Так я ему говорю: «Убийца должен сидеть в тюрьме!»  А он опять скулить стал: «Там же диаспора… не надо их трогать…»  
   --Убогий.  Сам-то он кого-нибудь убить сможет?
   --Да у него уже старческое недержание.  Ха-ха!  Мне Трофимова говорила, что сидеть рядом, когда он читает лекцию, невозможно.
   --Ужас!!!  Неужели и мы когда-нибудь станем такими…
Омоновцы, очень малочисленные и нерешительные, не рисковали разгонять митинг.  Петя видел их промерзшие испуганные лица, слышал лепет по мегафону: «Митинг не санкционирован.  Просьба разойтись».  В толпе смеялись и показывали омоновцам «фак».  В них кидали елочные игрушки и файеры.  Не исчезающие как вид мазохисты-правозащитники, а сам господин Народ вышел на площадь.  Такая вот демократия.  Другой не бывает, - это Петя знал уже наверняка, потому что все иное – лишь попытка ничтожного меньшинства управлять большинством, и это все, что угодно: либерализм, консерватизм, мистицизм, но уж точно не демократия.  Здесь в толпе каждый был частью Великого Целого и чувствовал себя в безопасности.  Петя видел армянина, вскинувшего руку в нацистском приветствии.  Тот позировал перед журналистами, и они приветственно щелкали фотоаппаратами, ведь антифашист не может жить без фашиста – в вечном танце истории они всегда будут рядом (эта мысль так понравилась Пете, что он отметил про себя: прийти домой и не забыть записать!)
--А армяне азеров почему не любят?
--Ды-к азеры их же уничтожали в гражданскую, и турки тоже!
--А ведь все мы – нацисты.  Все люди – нацисты.  Всякого человека можно довести до нацизма…
Когда на Манежную прибыл начальник ГУВД Колокольцев и никак не мог убедить хоть кого-нибудь разойтись, Петя схватился с журналистом.  Это было нелепое существо в потертой курточке, с бороденкой и взглядом, похожим на правозащитную премию имени Андрея Сахарова.  Оно (а точнее определить пол было затруднительно) снимало происходящее на телекамеру.  Петя схватил оброненную кем-то наполовину полную бутылку и точным движением обрушил ее на телекамеру.  Бутылка разбилась, в камере тоже что-то грохнуло, и она погасла.  Оба они упали в снег.  Острым горлышком бутылки Петя попытался ударить журналиста по физиономии, но подоспели милиционеры.  Двое напали на Петю, он вздумал сопротивляться, это закончилось разбитым носом, наручниками, и через минуту его уже вели в сторону Моховой к милицейскому уазику.  Петины очки опять против всех правил уцелели.  Так и оказался бы он в обезьяннике, но тут его зло сопящим конвоирам крупный милицейский чин крикнул:  «Быстрее, …, идите, …, на Александровский Сад!  Там же никого нет!»  Милицейский чин окинул издалека критическим взглядом Петю и поручил отвести его лишь одному курсанту: «Кононенко!  Веди этого на Моховую!  И тоже дуй на Александровский Сад!»  И вот здесь Пете очень повезло, потому что его поручили Игорю Кононенко – высокому красавцу-брюнету, который когда-то сидел в классе от него через две парты, а ныне был курсантом милицейского училища.  Какое-то время они шли молча, и Петя подумал: кто его знает, может ложное чувство долга перевесит дружбу?  Но Игорь лишь искал укромного места, чтобы свернуть с Моховой, и вскоре они оказались в каких-то закоулках рядом со Старым Университетом.  Здесь они наконец-то встретились взглядами.  Хотя половина Петиного лица залита кровью, разбитый нос на морозе уже не кровоточил, и он ухмыльнулся своей классической самодовольной ухмылкой.  Игорь очень хотел лично дать п…ы этому ботанику, ведь он и ему подобные лишили его приятного вечера и заставили три часа загорать на морозе возле Манежа.  Но Петин насмешливый взгляд говорил ему: «Ты не с той стороны, друг…  Это наш город…  А волков бояться – в лес не ходить…  Если бы я боялся, я не стал бы вылазить из маминого живота на свет…»  Петя смотрел на него, как тогда – на острове – и Игорь сразу же принял решение.  Он заглянул вглубь арки проходного двора и толкнул туда Петю, расщелкивая наручники:
   --Уходи!  Быстрее!  В сторону Воздвиженки.  Сейчас тебя никто не хватится!
   --А как же ты смо…
   --Беги, Ботан, …, …, а то передумаю!
   --Благодарю! – Петя уже бежал под сводами арки.
   --Привет передавай Ксюше!
   --Привет Танюшке!
Итак, он на свободе, и даже руки не скованы наручниками.  Петя выбрался из закоулков старого университетского квартала только в Романовом переулке.  Огляделся.  Милиции здесь не было, но надо что-то делать с окровавленной физиономией.  Петя набрал в носовой платок самый чистый снег с ограды скверика и, смотрясь в зеркальную витрину булочной, стал смывать кровь.  Боль ударов почти прошла, но вновь стала тупить от неудачных прикосновений.  Из магазинчика доносилась истерика радиожурналистки: «Но ведь они же вскидывают руки в нацистском приветствии!..», и было видно глуповатое лицо продавца, который слушал радио.  Петя, наконец, стер кровь с лица, аккуратно выбросил платок в урну, поблагодарил продавца за зеркальную услугу, вскинув в нацистском приветствии руку, и удалился.
Теперь всякий раз, когда он входил в метро, Петя оказывался в мире романов Глуховского, и сейчас он едва не рассмеялся, припомнив чью-то пародию политическую на «МЕТРО 2033»: «На станции Тверская Виктор Шендерович и Илья Яшин сняли одну на двоих проститутку, однако достаточного количества патронов заплатить у них не оказалось.  В конфликт вмешался крышующий неонацист, которого Шендерович по привычке тут же обозвал животным йеху, но неонацист не стал обращаться в прокуратуру, а с помощью автомата быстро продемонстрировал Шендеровичу и Яшину, кто животное, а кто охотник…»  Он вошел на станцию Полиса – Библиотека имени Ленина.  Проехал по опасному туннелю от Красной Линии через Четвертый Рейх, где перешел с Пушкинской на Тверскую, и отправился вглубь Москвы по темно-зеленой линии через фермы и фактории (Динамо, Аэропорт, Сокол) – к анархистам Водного Стадиона.  Мутантов на выходе из метро не оказалось, и спустя десять минут Петя уже благополучно подходил к подъезду своего дома.  На часах пикнуло 19:00.  Из окон чьей-то квартиры на втором этаже доносилась «Радио-чача»:

Мне стало тесно в моих кожаных штанах
Ширинка так больно врезается в пах
Нет больше силы терпеть эту страсть
Я хочу, чтобы ты мне сейчас отдалась
Я стащу с тебя зубами твои сапоги
И отщёлкну все заклёпки на браслетах твоих
Сниму с тебя косуху и включу группу «Kiss»
Я — влюблённый металлист
Влюблённый металлист

Петя всегда сам открывал ключами дверь: ему очень нравилось входить и видеть в перспективе коридора свою маленькую девочку в профиль за компьютерным столом.  В прихожей, как всегда, было темно, и лишь светился прямоугольник двери напротив.  Так и есть – Ксюша сидела там в профиль и, напряженно рассматривая что-то на экране, лишь слегка мотнула ему хвостиками.  Пахло хорошим индийским чаем и оливками.  Петя еще раз почувствовал себя самым счастливым человеком на…»

[Владимир Владимирович]

КОНЕЦ

[Владимир Владимирович]

Почти иллюстрации:

[modus]

Прочитал 90 процентов рассказа. Да,  рассказ интересный, захватывающий. Но есть одна  недоработка на мой взгляд: в середине он слишком насыщен событиями и сами события перенасыщены деталировкой.  
Есть ощущение "нехватки паузы" - мозг не успевает расслабиться на предыдущем событии как уже другое событие с  большой деталировкой.  Не хватает строк типа "так проходили дни и почти ничего не менялось".   Автор мало оставляет пространства для полета собственной фантазии  читателя. А это уменьшает романтичность.

[Владимир Владимирович]

Ну так деталировка - и есть мой фирменный стиль.

[Le Demon de Laplace]

Прочитал, ну, не че так... я бы сказал интересно, но не очень. Я то все время ждал, что кто-нибудь кого-нибудь изнасилует или убьет, ан нет, вяленький сюжетец... "Повелитель мух" вспомнился на эту тему, от то да, в напряжении держал от начала до конца. Зато интересно разузнать у Владимира Владимировича чего он ваще это решил написать, почему написал так, а не иначе? Казалось бы, [s:10kcmosc]причем здесь Собянин[/s:10kcmosc] ответ можно найти в предисловии

о создании КИНДЕРРЕЙХа. Родился он из необходимости объяснить старшеклассникам, что такое коммунизм, и в чем была его привлекательность для наших предков. Вот я и создал в представлении слушателей образ необитаемого острова, на котором оказались пятнадцать самых обыкновенных школьников, которые должны будут построить образцовое коммунистическое общество (а иначе не выжить. зато потом это можно расширить до размеров планеты Земля).

однако... Я то сам ярый антикоммунист, подозрительно относящийся ко всему красному и левому, и точно знаю, что никакого коммунизьма в реальности не бывает. Ну, думаю, сейчас найду в книжке глупость какую-нить фантастическую и ткну носом, дескать, выдумщик вы, такого не бывает. Но нет, ничего такого я не нашел, все довольно правдоподобно, за исключением некоторых  мелких незначительных эпизодов. Но зато и никакого коммунизьма в рассказе я тоже не заметил. По вашему эти школьники построили на острове "образцовое коммунистическое общество"? По моему они ничего не строили, а выживали как могли. И отношения в их группе сложились вовсе не какие-то там особые высокодуховно-коммунистические, а обычные, можно сказать, как у меня в нынешней подписи. Только еды у них было навалом и драться за нее не было никакого смысла. А вот как они делили то, чего по определению хватать на всех не может, например, власть и половых партнеров, это было совсем не по коммунистически. Самые сильные и хитрые совершенно естественным образом захватили власть, ценные вещи и лучших девиц. Все точно в соответствии с этологическими принципами. Конечно все это происходило завуалированно, все-таки они гимназисты, а не мятежники с Баунти. Да и немного времени прошло, посиди они на острове подольше, может и с ними случилось бы тоже самое.

[Владимир Владимирович]

Я - не антикоммунист, но всегда уважал реальность (собственно, именно поэтому я и являюсь атеистом - слишком уж уважаю реальность).  Я недаром сказал, что это "новая русская литература", которая идет вразрез с классической русской литературой, известной из XIX века (никакой идеологии тут быть не могло по определению: ни коммунистической, ни антикоммунистической).  Также "отсутствие дешевого боевизма" дает впечатление правдоподобности.  Ну и, вы, должно быть, обратили внимание на жанр - это роман воспитания (почти уникальный жанр в русской литературе).