«…подлинная задача философии заключается в том,

чтобы проникнуть за границу внешней ясности обыденной речи»

«Ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро,

заграждали уста невежеству безумных людей».

 

 

 

В развитии научного знания обнаружение противоречий не только в существующих теориях, но и в самой вещи или явлении, а также их снятие является принципиальным положением: «Диалектика рассматривает его как необходимую логическую форму, в которой осуществляется развитие мышления, знания, переход от незнания к всё более и более конкретному его теоретическому выражению…. Любая наука на каждом шагу упирается в противоречия в теоретических определениях, констатирует их и развивается далее именно через попытки найти этим противоречиям рациональное разрешение…. Поэтому диалектический метод, диалектическая Логика обязывает не только не «бояться» противоречий в теоретическом определении объекта, но прямо и непосредственно обязывает активно и целенаправленно вскрывать их в объекте, точно фиксировать их. Но не для того, разумеется, чтобы нагромождать горы антиномий и парадоксов в теоретических определениях вещи, а для того, чтобы отыскать им рациональное решение, которое может состоять только в том, чтобы проследить тот способ, которым они разрешаются… движение и развитие мира “вещей–в–себе”»[1].

В данном материале речь пойдёт о библейских внутритекстуальных противоречиях, на которые многие здравомыслящие люди, неравнодушные к вопросам религии и атеизма, обращают всё большее и большее внимание.

Но, прежде всего, необходимо твёрдо уяснить, что свои писания авторы редактированного Пятикнижия называли «великим делом»: «И сказал господь Самуилу: вот, я сделаю дело в Израиле… Я наведу такое зло на Иерусалим и на Иуду, о котором, кто услышит, у того зазвенит в обоих ушах …. Теперь станьте и посмотрите на дело великое, которое господь совершит пред глазами вашими…. Посмотрите между народами и внимательно вглядитесь, и вы сильно изумитесь: ибо я сделаю во дни ваши такое дело, которому вы не поверили бы, если бы вам рассказывали» 1Царств 3:11–13;12:16. 4Цар 21:12. Аввак 1:5.

Из сказанного о «великом деле» следует вывод: оно – искусственное изобретение человека Разумного. У него есть свои текущие задачи и стратегическая цель, а также тактические приёмы их разрешения. Противоречия, которые своим бесчисленным количеством давят на сознание думающего человека, в контексте «великого дела» и его учения наделены очень важной функцией. Они являются сильнейшим стимулом, своего рода, энергоносителями, движущей силой к дальнейшему исследованию писаний. Задачей исследователя древнего документа является не только обнаружение противоречий, но и их правильное объяснение. 

Способом разрешения этих противоречий является простая по форме теория истины, которую в качестве ключа для расшифровки учения о Сыне предлагают авторы созданного ими «великого дела.

Для полноты понимания данного материала я вынуждена, в который раз, изложить содержимое этой теории, без которой все наши рассуждения о библейских противоречиях будут носить резко выраженный субъективный характер. Библейская теория истины и её математически безупречная формула в вопросах критики «книги книг» накладывают своё veto на все вольности человеческого интеллекта.

Христос, осуждая книжников, законников и фарисеев за то, что они в большей степени заботились о внешнем соблюдении закона, напоминал им простые азы учения пророков: «Неразумные! Не тот же ли, кто сотворил внешнее, сотворил и внутреннее?» Лк 11:39–44. Он делает упор на то, что учение пророков структурно: у него в наличии две стороны – лицевая и изнаночная, от которых развиваются два по содержанию антогонистических мировоззрения, две сферы знания – религиозное и материалистическое, материальное и духовное.

Апостол Павел, как верный последователь и исполнитель Слова, углубляет теорию истины, расширяя таким образом, её интеллектуальные и мировоззренческие границы. Для таких как он «Святое Писание» или «Священная История» – понятия, которые не имеют ничего общего ни с историей как таковой, не с той святостью, которую церковь навязала обществу. Со слов верного последователя принципам и законам учения, книги первого завета, как и евангелия нечто иное, как бесконечная череда, вереница иносказательных образов двух сфер учения об истине творения: видимой и невидимой, религиозной и материалистической. 1Кор 10:11–14.  Этим и объясняется парный характер иносказательных образов. Понимание этой простой истины Павел называет тем наставлением, которое и заканчивается в постижении основного вопроса учения пророков, центральной проблемы их «великого дела»: что есть религия и каков её статус на фоне всей мировой культуры, но более всего в сфере рационального познания мира.

Голандский учёный Бенедикт Спиноза (начало 17 века) отметил фрагментарно-разрозненный характер первой части библии. Недоумевая, он задаётся вопросом, что помешало авторам привести в порядок свои рукописания? Разве, что преждевременная и внезапная смерть всех сразу, что, на самом деле, представить очень трудно.

Теория, лежащая в основе писаний, наилучшим образом разрешает проблему, увиденную Б.Спинозой. Фрагментарность текстов для авторов кодифицированного в 428 г. до н. э. иудейского закона решала многие из тех проблем, которые возникали при создании «великого дела». Первой и наиважнейшей из них была проблема сохранения писаний на века, для будущих поколений. Они прекрасно понимали, что их писания несведущими в их деле редакторами будут подвергаться неоднократным извращениям и, более того, уничтожению. Но для далёких потомков что-то всё же должно сохраниться. Поэтому каждый фрагмент – что «капля, в которой заключена мира картина». То есть каждый, отдельно взятый литературный фрагмент заключает в себе структуру учения, выражающуюся формулой истины. Он создавался согласно этой структуре. Иносказательный образ – платье, сшитое по фигуре заказчика.

Для примера сравним два фрагмента: первый из книги «Бытие» 1:1,2: «В  начале бог сотворил небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и дух божий носился над водою…», а второй из евангелия от Иоанна 1:1–5: «В начале было слово, и слово было у бога, и слово было бог. Оно было в начале у бога. Всё чрез него начало быть, и без него ни что не начало быть, что начало быть…». Автор книги «Бытие» в начале излагает суть «великого дела», структуру того учения, которая ляжет в его основу. «Земля» – иносказательный образ внешней сферы учения, его видимой материально-религиозной стороны. «Небо» – иносказательный образ невидимой сферы, т. е. рационально-духовной, на которой и обитает библейский Отец – дух – господь господствующих в учении образов и прообразов. Евангелист Иоанн своё повествование об истине начинает с того же, что и автор известной книги. Но он использует для её начала другие иносказательные образы – «слово» и «бог». Написано, что «слово твоё есть истина». Автор говорит не о любом слове бога, а о конкретной формуле истины, которая изначально стала основой конкретной в своём развитии системы знаний. Иоанн отлично понимает, что действительное значение библейских терминов находится во второй, невидимой сфере учения, которая и называется богом. Поэтому «бог» обитает на «небе». Ниже по тексту своего евангелия он напоминает стволовое для учения определение его бога: «Бог есть дух: и поклоняющиеся ему должны поклоняться в духе и истине. Но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться отцу («вечной книги». – Авт.) в духе и истине; ибо таких поклонников отец ищет себе» Ин 4:23–24. 2Кор 3:17. Евангелист между строк сказал: этот тезис учения предполагает конкретное знание конкретной в своём определении истины, а потом и её духа. Если вы не будете этого знать, то слова автора останутся для вас пустым, ничего не значащим звуком.

Между такими цитатами как: «В начале сотворил бог небо и землю, Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и дух божий носился над бездною» = «Сыну Человеческому много должно пострадать, быть отверженному старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть» = «И безпрекословно – великая благочестия тайна: бог явился во плоти, оправдал себя в духе, показал себя ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознёсся во славе» с полным на то обоснованием можно поставить знак равенства. Быт 1:1,2. Мк 8:31. 1Тим 3:16. Все авторы под видом разных иносказательных картинок, на языке религиозной фразелогии говорят об одном – не только о структуре учения, но и о движении его освободительной идеи в контексте истории созревания общечеловеческого разума.

Надо обратить внимание, что многие авторитетные писатели и аналитики «вечной книги» слово «дух» понимали также, как его понимал во все времена верующий в своего бога народ. Кирилл Галабурда, один из посетителей а–сайта, пишет: «Согласно Фрэзеру и Азимову, дух – это не более чем дуновение, дыхание или запах. Когда в книге «Бытие» говорится, что дух божий витает над водами, это означает, что антропоморфное (которое гуляет по райскому саду, как человек, и вынуждено спускаться с небес посмотреть на строящуюся Вавилонскую башню), божество надышало на воды. Когда Бог создаёт человека, он вылепливает его из глины и дышит в него, чем и оживляет. Аналогичным путём пророк Елисей оживляет умершего мальчика и Христос, приходя по воскресении к апостолам, дышит (хорошо, что газы не испускает) на них и говорит: "Примите Духа Святого". Всё просто: для первобытного человека труп отличается от живого наличием внутри него дыхания. Фрэзер приводит множество мифов, когда вылепленные из земли люди оживлялись дуновением богов, а то и просто сквозняком».

Ошибка Фрезера заключается в одном: он древние человеческие представления о духе спокойненько перенёс и на библию, нисколько при этом, не задумываясь о его авторском понимании. Я также как и Кирилл перечитала, если не всех, то многих писателей библеистов и знаю, что они изучали не столько библию как вещь-в-себе, а по большому счёту то время, в которое она развивалась, они изучали традицию, которая по стечению обстоятельств извратила сей документ, всегда мыслила и продолжает мыслить его со своей примитивной, очень низенькой колокольни. Вот, почему я и говорю, что научная библеистика изучает библию с подачи «святой» церкви. И она, библеистика, даже не замечает этого. А я утверждаю, что «книга жизни» и церковь с её религиозной догматикой находятся по разные стороны одной баррикады, их разделяет бездна, превозмочь которую ни тем, ни другим невозможно. Лк 16:26. Христос неоднократно напоминает, что понимание языка их «великого дела» в общедоступном, обиходном значении в исследовании учения об истине творения ни к чему хорошему не приведёт: «Но тщетно чтут меня люди, уча учениям, заповедям человеческим, …держась предания старцев…» Мк 7:3,7,13. Внешне этот язык очень похож на обычное, привычное его значение, но на страницах библии он другой, такой, как для нас какой–нибудь иностранный язык. Поэтому есть необходимость его перевода на общеупотребительный язык с его общеизвестным значением. 1Кор 14:9–13; 12:10.

Библейская формула истины безоговорочно свидетельствует о том, что все четыре канонических евангелия, повторяя пророков и следуя их строгим указаниям, есть нечто иное, как диалог между двумя духами – духом истины и духом заблуждения, т. е. между двумя мировоззрениями – идеалистическим и духовно-материалистическим. И не просто диалог, а диалог конфликтующий, когда два мировоззрения, их два духа волей людей стремятся к свержению друг друга, к утверждению своей истины. 1Ин 4:3. Ин 4:24.

Всем известно, что в учении о творении два отца – бог отец и отец дьявол. Они – иносказательный образ этих двух мировоззрений, каждое из которых имеет свои духовные ценности: одно ложные, другое истинные. Знания, развившиеся от этих двух отцов, пророки и апостолы называют сыном. У бога отца сын – дух истины = Христос = дух святой, а у дьявола дух заблуждения = Иуда = нечистый дух. Поэтому «всё писание богодухновенно».

Иоанн выкладывает строгое правило различения этих двух духов. Оказывается, один из этих духов исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти. Этот дух и есть от бога. А тот дух, который не исповедует Христа, пришедшего во плоти, называется антихристом, который пришёл в мир одновременно с первым духом – духом истины. 1Ин 4:1–3. Действительное понимание этого для учения очень полезного правила искажено христианской догматикой.

Согласно библейской теории истины, «сын – дух истины» пришёл в мир во плоти, т. е. в какой-то оболочке, которую Павел называет то «смертоносной буквой», то «служением осуждения», то «славным преходящим», то «покрывалом Моисеевым», то «ветхим заветом», то «человеком душевным», то «Адамом первым» и т. д. И при этом не забывал напомнить, что это безумное покрывало, его смертоносная буква снимаются господом, т. е. переводом плоти, иносказательной религиозно-ассоциативной картинки в рационально-духовную плоскость знаний. 2Кор 3:17. Истина распята плотью, т. е. внешним, религиозным значением иносказательного образа.

Поэтому слово «дух» на страницах всей библии уже не просто слово, а имя, категория, системо и осеобразующее понятие. Почему её авторы называют бога единым? Не задумывались? А стоило бы. «Единый бог» единый потому, что его определение, а затем и понятие для двух частей библии одно. Именно оно объединяет обе части в единую органическую целостность. И чтобы там не говорили близорукие и заинтересованные люди, книги Ветхого завета и книги Нового завета – единое по содержанию, по цели своего предназначения произведение. Христианство своими корнями уходит в иудаизм. Оно выросло из него. Приход Христа был предсказан пророками. Настала «полнота времени», и он пришёл и сделал всё так, как они велели. Люди пытаются эти два религиозных течения каким-то образом разъединить, обособить, но до конца им этого никогда сделать не удастся.

Отбрасывая  навязываемый буквой учения ассоциативный по своей сущности религиозный образ, мы начинаем понимать, что у создателей «великого дела» «бог» – философское понятие, как начало начал, как способ постижения той истины, о которой свидетельствуют писания двух заветов: первого и второго. Значит и его «сын» по логике происходящего не может быть иной природы: он, как и его «отец» – понятие исключительно духовной природы, как продукт человеческого интеллекта: «сын человеческий» = «сын божий». Если «бог» – это человеческий разум, то его сын будет его интеллектуальным продуктом.

Павлово утверждение того, что «всё Писание богодухновенно» – также надо понимать как естественную сущность «великого дела». Творение человеческого разума необходимо понимать как духовную совокупность: «Нет никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе живут не по плоти, а по духу» Рим 8:1.  Другими словами, нет осуждения тем, которые знают, что библейский «Иисус», как основной вопрос учения, его краеугольный камень – не человек, а понятие, которое всегда является духовным продуктом живой материи.

Согласно теории, озвученной Павлом, понимаем, что слово «плоть» – иносказательный образ видимой сферы учения, которую дабы не впасть в искушение, не обольститься ею, необходимо проигнорировать, путём логических манипуляций перевести в иное качество – в духовное. «Плоть» только создаёт видимость того, что бог пришёл в мир во плоти, в человеческом образе. Это грубое и пошлое извращение основной мысли учения о Сыне как о духе истины. О рождении именно этого Сына и идёт речь в начале евангелий. Человеку здесь места нет. И Христос, начиная свою проповедническую деятельность, никогда свою физическую сущность не обожествлял. Этой истине существует множество доказательств. И самое главное из них – теория истины, расшифрованная евангелистами и авторами посланий.  

Как видим, библейские «плоть» и «дух» ничего общего с физической плотью человека и его душком, пуком не имеют. Авторы писаний ведут речь о других, по истине вечных и, причём, философских ценностях. «Вода», или «воды многие» в начале книги «Бытие» – иносказательный образ внешней сферы учения,  которая имеет своё духовное истолкование. Библия с её «землёй» – действительно бездна тьмы, которую мистическим способом рассеять невозможно. Нужен всеобъемлющий метод, инструмент, которым открываются все замки, завесы и снимаются все покрывала.

Ключу как методу расшифровки древнего документа в евангелиях уделяется большое внимание. Приведу на память своему читателю только одно высказывание евангелиста: «Я дам тебе ключи царства небесного; и что свяжешь на земле, то будет разрешено на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» Мф 18:18–20;16:19. Знание евангелистами первой части «великого дела», добытое посредством этого ключа, определило качество их благой вести, а заодно и их посланий: они являют собой безупречные в своей последовательности, органической цельности и целенаправленности философские произведения, которые по своей природе всегда духовны. Люди должны понимать, что философии, как науки, как способа осознания природы в бездушном мире не существует. Она всецело продукт человеческой способности мыслить мир. Нет человека – нет философии.

Также надо обратить внимание на то, что Христос в своих обещаниях указывает на метод постижения истины: связывание способствует разрешению. Он учит тому, что простое выдёргивание цитат из текста, а тем более их пристрастное толкование приводит к одному – к извращению основной идеи учения: что есть истина? «Исследование всего по порядку» предполагает дедуктивный способ развития мысли. «В начале сотворил бог небо и землю…». Добросовестный, дотошный и вьедливый исследователь древнего документа обязан задаться вопросами: какими такими потенциями бог преодолевает то, что невозможно объяснить человеческим разумом, какие он для этого применяет технологии? Также возникает проблема: в начале чего бог сотворил всё то, что сотворил? Ведь автор не конкретизирует это начало, а потому мы невольно домысливаем авторские недоговаривания. А это уже прямой путь в область научных заблуждений и религиозных домыслов. И если допустить мысль, что автор не досказал свою мысль умышленно, то, спрашивается, зачем и почему он это сделал? Не находя ответов на эти вопросы, исследователь невольно стремится привязать к этим словам высказывания и мысли других авторов. И в итоге появляется необходимость узнать, что авторы писаний подразумевали под словом «бог»? И так постепенно, связывая одно высказывание с другим, мы приходим к совершенно иному результату исследования, прямо противоположному тому, чему мир научен антихристианской церковью, а заодно и научной библеистикой. Библия настолько самодостаточна, что в состоянии дать правильные ответы на все те многочисленные и многозначные вопросы, которые она задаёт всем. И нет необходимости искать их у тех, кто их не знает.

Из слов евангелиста ясно одно: с самого начала действия в мире редактированной Торы большинство последователей того закона, о котором идёт речь в ней, не знали этой простой формулы истины. С течением времени это незнание набирало свои обороты. Весь иудео-христианский мир был погружён во «тьму внешнюю», религиозную. Эта тьма по-прежнему многими людьми исповедуется в качестве непреложной истины: «горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что вы – как гробы скрытые, над которыми люди ходят и не знают того…. Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли, и входящим воспрепятствовали» Лк 11:44,52. Этот упрёк относится и к наследникам иудейской традиции, к так называемым христианам и их епископам и архиепископам.

А теперь конкретно о противоречиях, которые так и «режут» сердце внимательному читателю «книги жизни».

Противоречие первое:

«Учитель! Какая наибольшая заповедь в законе? Иисус ответил: возлюби господа бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» Мф 22:37–40. Мк 12:30–34. Лк 10:36–37.

«И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестёр, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» Мф19:29.

Согласно теории истины и её формуле, основопологающему принципу библейской духовности, «ближний» по учению – это не человек, родственник по крови, а та вторая невидимая система знаний, которая находится рядышком, плечом к плечу с видимым и доступным широкому обозрению словом, и которое развивается через перерождение этого первого, через переход материи в дух, мифа в реальность, иррациональности в рациональность. Также необходимо подчеркнуть, что у Христа «ближний» и «господь» – понятия одного смысла, одного философского содержания. Эти понятия не просто подобны, они равнозначны.

Закон любви ближнего твоего настолько важен в познании тайны имени «Христос», что один из авторов послания называет его царским. Как сказал Павел, «в одном слове весь закон». «Бог недалеко от каждого из нас. Ибо мы им живём и существуем…» Иак 2:8. Гал 5:13. Деян 17:26–28. Понятно, что «мы» – это не мы с вами, а «мы» как две сферы учения.

«Любовь» – библейский термин, единица обширного библейского языка, который нельзя отождествлять с обыденным понятием человеческой любви. Этому закону все ученики Христа уделяли большое внимание. Наставляя впоследствии уже своих учеников, они пишут: «Кто имеет заповеди мои и соблюдает их, тот любит меня. Кто любит меня, тот соблюдает моё слово, которое есть истина» Ин 14:21,23. По Павлу, все заповеди, какие только можно встретить в учении об истине, заключаются в одном слове: «…возлюби ближнего твоего, как самого себя.., любящий другого, исполнил закон» Рим 13:8,9. Другими словами, заповеди: «не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не пожелай чужого, и все другие» есть нечто иное, как иносказательные образы царского закона любви ближнего твоего. «Другой», понятно, это не человек, а тот второй, духовный образ мысли, который прячется под тёмным покровом первого.

Итак, соблюдение царского закона в познании пророческо-апостольского учения и будет называться любовью. «Достигайте любви..., перед лицом церкви (нашей философской школы. – Авт.) дайте им доказательство любви…. Облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства» Кол 3:14. Раннее Христос также призывал своих учеников «быть такими совершёнными, как совершён Отец ваш Небесный». Мф 5:48. Вот это и есть та любовь, которая означает достижение совершенного знания в решении библейской проблемы «что есть истина?». В пространстве этого учения нет места чуду, никаким сверхъестественным личностям и их творениям. Речь идёт о «великом деле», в основание которого положено учение о двух сыновьях, о двух духах: о духе истины и о духе заблуждения. Знание этой тайны и будет вашим доказательством любви ближнего своего.

Таким образом, Христос призывает оставить не конкретных близких вам людей, а их языческое мировоззрение. «Во имя меня» – во имя той рациональной истины, которая всегда является результатом трансформации плоти в новое качество – в духовное. А это уже чистейшей воды материализм.

Такие заповеди как «любите друг друга, потому узнают все, что вы мои ученики…, братство любите, …будьте все братолюбивы, …имейте любовь друг к другу» и многие другие к людям также не относятся. «Два брата», «два друга», «два сына», «два отца» и прочее – это две противоположные друг другу сферы учения, при определённых условиях находящиеся в состоянии любви – согласия, непротиворечивости, единства.

Пётр, желая выделиться из общей массы язычников, хорохорится перед Христом: «вот, мы оставили всё и последовали за тобою». Дескать, мы не такие, как все. Мы лучше. На что Христос, не мудрствуя лукаво, ответил: «истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом, или братьев, или сестёр… ради меня и евангелия» Мк 10:28–30. Лк 18:31–34. То есть обращённые в христианство язычники поменяли всего лишь атрибутику и вероисповедные догмы, но в существе своём остались прежними слепыми язычниками, «негодными рабами, выброшенными во тьму внешнюю».

До свидетельства воскресения ученики Христа в своих верованиях почти ничем не отличались от своих сородичей язычников. И они также надеялись на чудесное воскресение своего учителя, на свою чудесную жизнь вечную вместе с ним. И когда они поняли, что их учитель не воскреснет никогда и что «жизнь вечная» это нечто другое, а не то, о чём думали они, то их объял ужас поражения, печаль, крушение веры в сверхъестественного единого бога, в спасителя. Апостолы в который раз оказались на тонущем корабле. Поэтому вынуждены были спасаться вниканием в учение, воспоминанием и осмыслением всего того, что говорилось раннее и что произошло на самом деле. Таким образом, они достигали любви и двигались к вершине своего совершенства в познании, что есть «Христос», «что есть истина». И они, как свидетельствуют евангелия, достигли его. И когда достигли, то пошли в мир, чтобы совершить новое религиозное течение, укоренить, внедрить веру в массы. И они с этой задачей справились так хорошо, что теперь и мы имеем возможность каждый в свою меру исследовать эту веру и даром получать её духовные сокровища.

«И пришли матерь и братья его и, стоя вне дома, послали к нему звать его.… Сказали ему: вот, матерь твоя и братья твои и сёстры твои, вне дома, спрашивают тебя. И обозрев сидящих вокруг себя, говорит: вот, матерь моя и братья мои; ибо кто будет исполнять волю божию, тот мне брат и сестра, и матерь…. Матерь моя и  братья мои суть слушающие слово божее и исполняющие его» Мк 3:32–35. Лк 8:20,21.

 «Ибо бог заповедал: почитай отца и мать; и: злословящий отца или мать смертью да умрёт» Мф 15:4 (Исход 20:12; 21:17).

Эти слова, понимаемые буквально, схоластически, формально являются очередным противоречием к словам: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» 1Ин 2:15. Но в плоскости «любви братьев» это противоречие снимается: евангелист призывает быть осторожными в отношении общепринятых религиозных, языческих стандартов мышления, когда истинные понятия о духе их учения будут подменяться материальными, а значит ложными представлениями и суждениями, не выходящими за границы неосмысленной видимости.

Здесь необходимо исследовать проблему библейской воли Отца Небесного. Как сказал Павел, «познавайте, что есть воля божия» Ефес 5:17.  Он же и поясняет: «Мы не перестаём молиться о вас, чтобы вы исполнились познанием воли его во всякой премудрости и разумении духовном» Кол 1:9. «Молиться» у Павла ассоциируется с педагогической, просветительской деятельностью, с заботой об интеллектуальном развитии своих подопечных, которые впоследствии также смогут научить своих учеников тайнам «великого дела». Он, трудясь в поте лица, пытался передать им свой опыт, унаследованный от пророков, в том числе и от Христа. Церковь же «молитву» истолковала согласно формальной букве. Эта деятельность у апостолов называется любопрением, любостяжанием, лицемерием, лицеприятием и многими другими негативно окрашенными именами.

Исходя из сказанного, «отец» и «мать» у евангелистов – иносказательный образ духовной сферы знания всего учения об истине творения. Евангелист устами своего главного персонажа призывает не любить то, что в качестве греховного соблазна лежит на поверхности учения об истине творения. Понятно, что и мы для снятия явного противоречия в данном месте не должны думать о себе и своих близких больше того, чем положено. Ибо речь не о них.

Таким образом, противоречие, снятое посредством перехода из «этого мира» в«другой мир», доказывает ту истину, что библейское смыслообразующее понятие духа корректирует библейское учение, организуя его в строгую систему, которой присущи такие научные свойства, как последовательность, воспроизводимость, строгая логичность…. Дух разрушает коварные замыслы непререкаемой теологической догмы. Он отказался от компромисса с религиозной формой осмысления того дома, в котором он живёт: «Вы храм бога живого, если вы только то, чем быть должны».

«Думаете ли вы, что я пришёл дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение; Ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двоих, и двое против трёх; отец будет против сына, и сын против отца: мать против дочери, и дочь против матери; свекровь против невестки своей, и невестка против свекрови своей» Лк 51–53. Это высказывание противоречит закону любви ближнего твоего. Но так ли это?

Всем современным людям известно, что религии в нашем мире являются не только консолидирующим фактором, но не в меньшей степени и разъединяющим. И если в семье, в этой ячейке общества её члены будут исповедывать разные веры, придерживаться уставов разных конфессий, то на этой почве обязательно возникнут конфликты, ссоры и вражда, порой настолько непримиримая, что некоторым членам семьи будет грозить физическое уничтожение. В римско-греческом мире, когда христианство начало только распространяться, сколько бед оно принесло людям! Об этом знают все, кто изучал историю древнего мира. Вражда и распри, словно чума, свирепствовали на всех уровнях жизни общества. А сегодня разве мы наблюдаем не то же самое? Свой, чужой, верный, неверный. Убей неверного! – призывают религии. Иерархи разных христианских конфессий воюют между собой за первенство в своей бюрократической системе. Атеисты против верующих, верующие ненавидят атеистов….

Христос прав! Религии по силе своей ненависти к людям обладают страшной агрессивной силой, которую весьма успешно используют разного ранга националисты, и, чего греха таить, бандиты от политики. И разве в этом есть вина тех, кто попытался примирить человечество посредством знания и просвещения, основных принципов гуманизма? Они сделали всё от них зависящее, чтобы люди наконец-то вразумились простой истиной: все без исключения боги – искусное изобретение заблуждающегося разума. Одолеваемый страхом, он ищет спасения в выдуманных, к тому же бездушных идолах: каменных и деревянных изображениях: а «мы, будучи родом божиим, не должны думать, что (наше. – Авт.) божество подобно золоту, или  серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого. Оставляя времена неведения, (наш. – Авт.) бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться», т. е. отказаться от своих неверных убеждений относительно пророческо-апостольского бога и признать свои заблуждения. Деян 17:29,30. Сильные мира сего ловко используют человеческую слабость и ленность ума в своих, как водится, корыстных целях.  Религия – не только орудие мира, примирения людей, но и средство отторжения людей друг от друга. И если религия располагает использовать её в качестве разжигания распрей и ненависти среди людей, то эта религия, как феном, плохая.

Так и просятся на язык слова великого Шекспира: весь мир театр, а люди в нём актёры. Мне кажется, что в этом наблюдении великого гуманиста заключена печальная и очень грустная мысль.

На вопрос, можно ли видеть бога, Христос и его двойник Павел дают крайне противоречивые ответы.

Христос: «Кто есть от Бога, он видел Отца» Ин 1:18; 6:46,47,40.

Павел: «Царь царствующих и господь господствующих обитает в неприступном свете, которого никто из человеков не видел, и видеть не может» 1Тим 6:14–16.

В размышлениях Христа мы наблюдаем твёрдую последовательность: «воля Божия есть та, чтобы всякий видящий сына и верующий в него, имел жизнь вечную». Ин 6:40; Еф 6:6; Деян 22:14. Христос также сказал: «Я есть жизнь вечная». Понятно, что иметь «жизнь вечную» или «сына» будет только тот чело­век, который увидит его. Христос также говорил, что «я и отец – одно». Ин 10:30. То есть видящий и имеющий в себе сына, будет непременно видеть и иметь в себе отца. Из слов Христа следует простой вывод: вера любого человека происходит через видение сына и его отца.

Христос требовал доказательства веры посредством повторения, воспроизведения его сверхъестественных дел. Практика у Христа – критерий истинного знания писаний. Ин 14:12. Возникает вопрос, кто же может исполнить эту на первый взгляд безумную заповедь? Евангелист Иоанн так объясняет эту задачу: «…Сын ничего не может творить сам от себя, если не увидит Отца творящего: ибо что творит он, то и Сын творит также. Ибо Отец любит Сына и показывает ему всё, что творит сам; …ибо как Отец воскрешает мёртвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет» Ин 5:19–21. Понятно, что видение Бога Отца – одно из необходимейших условий доказательства веры, исполнения неисполнимых заповедей учения.

Церковь, изворачиваясь перед своей верующей публикой, относит это условие исключительно к Сыну Иисусу Христу. Однако, это неправильно. Если бы это было так, то мы столкнулись бы с рядом очередных противоречий. Во многих местах библии выдвигается заповедь о подражании Сыну и Богу Отцу. То есть авторы писаний утверждают истину о том, что верующий в них есть одно лицо, одна духовная сущность с ними: «Иудеи сказали ему: не за доброе дело хотим побить тебя камнями, но за богохульство и за то, что ты, будучи человек, делаешь себя богом. Иисус ответил: не написано ли в законе вашем: «Я сказал: вы боги». Если он назвал богами тех, к которым  было слово божее, то и не может нарушиться писание» Ин 10:33–35. “Ибо все, водимые духом божиим, суть сыны божии». Рим 8:14. А «дух божий» и есть дух истины, сын истины, имя которому Христос, или дух святой. И далее Христос, которого иудеи признавали в-первую и последнюю очередь за человека, подтверждает правду о том, что только тот может исполнить заповедь о делах и подражании, кто видит и Отца, и Сына: «Если я не творю дел Отца моего, не верьте мне. А если творю, то, когда не верите мне, верьте делам моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во мне и Я в нём» Ин 10:37,38. Эту логическую цепочку можно развивать ещё очень долго. Но это не входит в мою сегодняшнюю задачу.

Понятно одно: видение Отца и его Сына – наиглавнейшее условие исполнения верующим всех тех дел, которые были сотворены Отцом и его Сыном Иисусом Христом, без которых и вера тщетна и проповедь бесполезна.

Нет необходимости пускаться в долгие рассуждения, чтобы понять, что слова «видеть» и «знать» в духовной плоскости библейских понятий однозначны. Поскольку «Отец» и «Сын» в контексте учения категории духовного порядка, то видеть мы их можем только глазами просвещённого истиной разума. Если «господь и бог есть дух и истина», то Христос прав, когда говорит: «Бога Отца видел тот, кто от Бога» Ин 6:46. То есть тот, кто овладел тайным языком Библии и научился мыслить им, переводить религиозный язык в плоскость рационально-духовных суждений, представлений, и, далее, понятий.

А что же Павел, который однажды в сердцах воскликнул: «как вы были блаженны, когда приняли меня как ангела божия, как Христа Иисуса»? Гал 4:15,14. Он, судя по его высказываниям и посланиям, по его примеру подражания вышним, по образу мыслей и качеству понимания «великого дела» был вторым Христом, его настоящим вторым лицом.  

Дабы не утомлять своего читателя доказательствами, я просто скажу, что все Павловы послания, а также книга «Деяние апостолов» свидетельствуют о том, что миссионерская деятельность апостола Павла оправдывалась одним – он, в отличие от своих соплеменников, знал, он видел бога и его сына Иисуса, он общался с ними, они учили его, он от них получил то знание, которое в своё время пренебрёг весь иудео-христианский мир. Именно это знание стало причиной его смерти. Его просто, выведши за стены города, убили. И кто убил? Фанатики от религии, которые с пеной у рта отстаивали заветы своих отцов, старцев, их древние религиозные традиции. А новая Тора, новое Пятикнижие, которое стало новым с 428 года до н. э., после революционной редакции иудейской религиозной традиции пророком Эзрой, – совсем уже не то, о чём по старинке думали эти иудеи. И те духовно-материальные мерки, которыми они измеряли свою древнюю традицию, к новому порядку вещей не годились. Но они вместе с такими же язычниками христианами и по сей день пользуются изжившими свой исторический век, пришедшими в полную негодность инструментами.

Спрашивается, почему этот бесстрашный человек допускал в своих посланиях такого рода противоречия? Ответ прост: ту истину, которую они принесли миру, надо было каким–то образом сохранить. Для этого они с большим успехом использовали привычные для толпы и власти языки религиозных верований, и то, как они его понимали. Противоречия они создавали умышленно, подигрывая, таким образом, своим недругам и, вводя в заблуждение массы, на которых возлагалась ответственная миссия – как ветер разносит пыльцу растений, так люди, поверившие в чудо писаний, должны были распространить материалистическую идею о творении по всему миру. А религиозный язык, как ничто другое, силён для одурачивания толпы своими обольщениями, обещаниями за послушание райской жизни.

Для создания противоречий авторы писаний часто использовали такие приёмы, как недоговаривание, пропуск ключевых слов, которые конкретизировали бы высказываемую мысль. Павел в своём рассуждении о невидимом боге пропустил всего лишь одно слово. И это слово «внешний», которое часто употреблялось самим Христом. Например, «человек внешний», «тьма внешняя»…, что соответствует внешнему, всегда религиозному мировоззрению. Поэтому стоит всего лишь вставить одно это слово и от противоречия не останется ни следа, оно растает как густой и холодный туман под тёплыми лучами небесного светила. Правда та, что свет, – царь царствующих, – действительно, обитает в неприступном свете. Значит, его необходимо достичь, сделать для себя доступным, явным, слиться с ним воедино, стать одним целым с ним. А это уже означает знание другого качества, переход из одного мира представлений в другой, из мира тьмы в мир света, скачок из царства мифа в область реальности, рациональности и здравомыслия: «Вы не во тьме, вы сыны дня, сыны света» 1Фес 5:4,5,8. Рим 9:8,9. 2Кор6:14–18. Ин 5:26,27. Но «никто из внешних человеков» этот свет не видел, и видеть не может. И это тоже правда! На сильно пахнущем религией языке Павел доказывает эту последовательность: «…открывая истину, представляем себя совести всякого человека…. Если же и закрыто благовествование наше, то закрыто для погибающих, для неверующих, у которых бог века сего ослепил умы, чтобы для них не воссиял свет благовествования о славе Христа…» 2Кор 4:2–5. А по Павлу, неверующий тот, кто «тьму внешнюю» принимает за «свет истинный»: «Смотрите, свет, который в вас, не есть ли тьма». Вера и знание писаний современного христианина основаны на примитивном принципе: на чувстве правильности и истинности всего написанного в нём. Поэтому им ничего другого не остаётся делать, как, облекшись в мистические представления, наслаждаться своим обманом. Машина критического мышления здесь отсутствует, она умирает раз и навсегда. Покрывало, сотканное из смертоносной буквы, ослепляет их. Современный верующий будь то иудей, христианин, либо кто другой по-библейскому мировоззрению – живой труп. Вот почему создатели учения и его «великого дела» много раз на страницах своих писаний напоминают простую по форме, но очень глубокую по содержанию заповедь: «Бойся господа, и заповеди его соблюдай». Неисполнение заповеди любви ближнего твоего лишает человека его разума и разумности, всего того ценного, что возвышает его над всем животным миром.

У Павла, аналогично всем его предшественникам по ремеслу, верующий не тот, кто просто безразборчиво верит писанию, а тот, кто знает конкретную в своём определении истину и который научен ею мыслить писание всё целиком. А это, извините, удел не толпы с её ненасытной жаждой зрелищ и хлеба, а тех, кем движет в этой жизни «не любопытство, не тщеславие, не соображения пользы, не долг и не добросовестность, а неистребимая, несчастная, ни с чем не сравнимая жажда истины» (Гегель).

Получается, что предложение с пропущенным и вставленным словом одного смысла со словами Христа о видении бога. Противоречие, таким образом, снято.

Тайна библейского бога – духа зарыта глубоко под видимым и доступным широкому обозрению религиозно иносказательным слоем бесплодной земли, на которой может произрастать только несъедобный для человека верблюжий кустарник. Рационально-реальный дух возрождает эту бесплодную землю так, что она теперь может приносить добрый, истинный плод познания. Иррациональный образ мыслей приходит в полную негодность: «а ветшающее и стареющее, как писал Павел, близко к уничтожению (Евр 8:7-13).

Трансформирующие и конституирующие свойства библейского смыслообразующего понятия духа обнажают его методологические функции – он формирует устойчивое, неколебимое системное знание. Дух – центр библейской системы знаний, которую можно и должно изобразить графически – в виде круга, по окружности которого расположены все единицы библейского языка, вся его терминологическая система, в совокупности составляющая понятийную систему чётких и конкретных определений, снимающих всякого рода противоречия. Все единицы языка в своём движении стремятся к своему центру, он наделяет их своей центростремительной энергией. Библейская философия духа, как результат логической необходимости, доказывает, что философия в понимании библейцев является метанаукой – наукой наук. Она – ценнейшая в своём изобретении школа мысли, упорядоченного, доказательного мышления. Поэтому она сортирует людей на духовных, т. е. мыслящих и бездуховных. И если человек говорит, что он ненавидит философию и философов, но при этом обладает способностью критически мыслить мир вокруг себя, то он обманывает себя в нелюбви философии. У него просто неправильный взгляд на этот глубоко научный феномен. Философия – это не словоблудие, не фантанирующий своими фантазиями рассудок. Нет! Философия – это наука о мышлении, она – научно обоснованная форма мышления. Свои рассуждения и умозаключения она строит исключительно на строгих фактологических данных. Философия – доказательное мышление.

Противоречие третье:

«Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все». Мф 5:17, 18.
«Ибо, если бы первый [завет] был без недостатка, то не было бы нужды искать места другому.
Но [пророк], укоряя их, говорит: вот, наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет. Говоря «новый», показал ветхость первого; а ветшающее и стареющее близко к уничтожению Евр 8:7-13
«Потом прибавил: «вот, иду исполнить волю. Твою, Боже», «отменняет первое, чтобы постановить второе». Евр 10:9.

Сказано и написано всё правильно, противоречия здесь нет. Дело в том, что изначально иудео-христианская религиозная идеология неверно истолковала определение заветов. У неё заветы – это книги. А у авторов «великого дела» это два мировоззрения: иррациональное и рациональное. Павел пишет: «Бог дал нам способность быть служителями нового завета, не буквы, но духа, потомучто буква убивает, а дух животворит», т. е. наполняет здравым рациональным смыслом все слова и все действия «великого дела». «Но ныне, – продолжает Павел, –  умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить богу в обновлении духа, а не по ветхой букве», т. е. уже служить другому закону. Рим 7:6.  Понятно, что «ветхий завет» как одна из составляющих структуру учения есть в первой и второй частях Библии. И, наоборот, новый завет есть и в первой и во второй частях книги. Заветы – это не книги, а качество исповедания, исполнения царского закона любви ближнего твоего. Два завета – две сферы учения.

Чёткое разграничение двух законов, двух заветов у Павла озвучено так: «…Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе божием, но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного…. Тот же самый я умом своим служу закону божию, а плотью закону греха» Рим 7:22–25. Понятно, что Павел говорит иносказательно, и его ум – это ум учения, его вторая сфера, которая находится внутри первой. В подтверждение этого заключения напомню слова Павла об уме: «Ибо кто познал ум господень, чтобы мог судить его? А мы имеем ум Христов» 1Кор 2:16. Значит, «внутренний человек», или «закон божий» и есть «ум Христов», которому противостоит другой ум, другой закон – «закон плоти» или «закон греха». Понятно, что Павел ведёт речь не о своей человеческой плоти, а о плоти учения, закону которой и покорился верующий во Христа и Моисея мир. Значит, со слов Христа, «весь мир лежит во зле, во грехе»: «бог дал им дух усыпления, глаза, которыми не видят, и уши, которыми не слышат, даже до сего дня» Рим 11:8.

Итак, согласно писаниям, речь идёт не об одном завете, или законе. А о двух – о ветхом, о законе греха, который подлежит уничтожению, и о новом, законе божием, законе любви ближнего твоего, которому уготована жизнь вечная как явлению объективному. Христос для того, чтобы устранить закон греха и восстановить закон духа, совершил очень в этом плане мужественный, просто героический поступок – вознёс своё тело на крест. Этим он своим ученикам показал, что речь то в писаниях идёт не о человеко боге, а о той философской правде, которая скрыта под плотью, под пеленой религиозного иносказания. Когда плоть разрушается, на свет божий появляется философская правда о творении – рождение младенца по имени «Христос»

Павел осуждает тех, кто мыслит их дело по плоти, по ветхому завету, а не по духу: «Помышления плотские суть смерть (для истины. – Авт.), а помышления духовные – жизнь и мир (для той же истины. – Авт.). Плотские помышления суть вражда против бога (против материалистической истины. – Авт); ибо закону божию (закону любви ближнего твоего, закону духа. – Авт.) не покоряются, да и не могут…. Но вы не по плоти живёте, а по духу, если только дух божий (дух истины, другой утешитель, ключ к разрешению замысловатого языка библии, способ восхождения на небо. – Авт.) живёт в вас. Если же кто духа Христова не имеет, тот и не его», тот и не христианин. А кто же, спрашивается, тогда? Рим 8:1–11.

Очень много и пространно о законе Павел пишет в послании к Римлянам. Его речь изобилует противоречиями, она непонятна, сумбурна, и напоминает неосмысленную речь человека, находящегося в бреду. Но Павел в итоге своих рассуждений о законе пишет: «…я умом своим служу закону божию (закону любви ближнего твоего. – Авт.), а плотию закону греха» Рим 7:25. А это уже соответствует формуле истины. Значит, Павел писал в строгом соответствии с ней, зная, что он ответственен перед теми, кто будет вникать и исследовать его рукописания. Павел умышленно не конкретизирует своё понимание закона, понуждая этим самым членов своей школы исполнять его наставление о постоянном вникании в учение. 1Тим 4:16.

К тому же манера непонятного изложения своих мыслей была одним из способов сохранения и передачи посланий на расстоянии, своей школе. По дорогам Римской империи солдаты рыскали как верные власти дозорные псы. Им дано было право без суда и следствия уничтожать всё подозрительное, всё, что нарушало покой в обществе. Поэтому философам – революционерам прикидываться умалишёнными было очень выгодно и более или менее надёжно. Тогда их было множество, и никто не воспринимал глашатаев какой-то истины всерьёз. Но среди массы сумасшедших были единицы по-настоящему умных, мудрых людей. Вот они и подстраивались под общую массу проповедников, т. е., как заметил Ницше, не плевали против ветра. А когда их прорывало, когда они не могли молчать и начинали во всеуслышание обличать языческую дикость, вот тогда их просто уничтожали как смутьянов и дебоширов. Евр 11:36–38.

Противоречия о законе, как видим, также снимаются формулой истины – своего рода, универсальной отмычкой, ключом к пониманию с первого взгляда тарабарского, безумного, часто лишённого какого-либо смысла языка учения.

Слова Христа о том, что он пришёл исполнить волю божию – устранить первое и восстановить второе, закономерны, логичны, и являются исполнением заветов первой части «великого дела» – теоретической. Пророк – мессия, спаситель этой частью дела всего лишь прогнозируется, предсказывается, планируется. В нём нет места практическому подтверждению его прихода, практикой как критерием истины. В этом и заключается «недостаток первого завета». Спустя 430 лет пророк пришёл и исполнил волю тех, кто спланировал его приход. Этот пророк сделал всё так, как велели его предшественники – такие же пророки: избрал 12 учеников и на их примере продемонстрировал всю мудрость и замысловатость их «великого дела».  

На этом я остановлюсь. Думаю, пока достаточно. Тема о библейских противоречиях бесконечна. Если рассматривать их все, то получится труд по объёму в несколько раз, превосходящий саму библию. Рациональнее найти источник этих противоречий.

Понятно, что их источником является структура учения, буквалистское, механическое, близорукое «чтение» текстов. Библейские противоречия – естественная закономерность, та логическая форма, в которой осуществляется мышление, движение разума от примитивных форм выражения мысли к всё более конкретному её теоретическому выражению. Структура учения образует две противоположности. Взятые синтетически, они нерасторжимы, в своём единстве составляют «субстрат, который, по Аристотелю, бывает и здоровым, и больным… один и тот же». Таким образом, библия с её внутренним пониманием «чужестранного языка» относится к «актуально-сущему, которое подчиненно закону (невозможности) противоречия и закону исключённого третьего». Любое высказывание может быть либо истинным, либо ложным. Принцип простой веры, основанной на простом доверии букве учения, – «более предшествующее», «более старое», «более древнее» знание является ложным, которое подлежит уничтожению. Второе высказывание, в нашем случае духовного содержания, обоснованное добровольной жертвой человека, будет истинным.

Противоположности, лишённые диалектического осмысления, являются и в случае с нашей библией источником различного рода её противоречий, которые на протяжении всей истории чувственно-созерцательного, рассудочного осмысления «книги жизни» не разрешались должным образом. Противоречие не было снято. Одностороннее признание истины порождало упрямство, догматизм в союзе с фанатизмом, которые в своей совокупности разрушали эти противоположности, составляющие на страницах библии присущее им философское единство, которое пророк выразил зашифрованной формулой: «два будут одной плотью» и «что бог сочетал, того человек да не разлучает», «жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена….»  Быт 2:24. Мф 19:4–6. Мк 10:7–9. 1Кор гл. 7.

Библейская духовность, её богодухновенность решительным и самым беспощадным способом осудила антиинтеллектуалистов всех времён и всех народов. Она наказала их за их лицемерие и ложь, отнеся их в стан служителей диавола. Антиинтеллектуалисты культивируют в массах преобладание чувственного начала над рассудочным. «Они стремятся замкнуть религиозную жизнь в рамки эмоциональной сферы, сделать её недоступной критике с позиций логического мышления». Таким образом, «антиинтуаллистские установки нацелены на то, чтобы ликвидировать такого неудобного посредника, каким является для религии человеческий разум и связанные с ним рациональные основания принятия религиозных убеждений: последовательную аргументацию, непротиворечивость и т.д.». Антиинтеллектуалисты уличают разум в его ущербности, ограниченности, неспособности отразить многообразие бытия. Своё предпочтение они отдают  мистической интуиции, как универсальному способу, методу постижения божественного начала вещественного и духовного мира. Лев Шестов в своей критике разума логическое мышление определяет греховным свойством человека, как болезнь, порождённую несовершенством. Пророки от лица своей премудрости, т. е. Христа  иррациональную отрешённость разумности осудили в начале своим словом, а потом и делом: «Доколе, невежды, будете любить невежество, ... доколе глупцы будут ненавидеть знание? …я звала, и вы не послушались… за то и я посмеюсь вашей погибели; порадуюсь, когда придёт на вас ужас (слыханное ли дело – они служители диавола!)…. Блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрёл разум». Притчи Солом. 1:22–26;2:13.

Авторы «великого дела» были из той же когорты просвещенцев и мудрецов, что Гераклит, Сократ, Анаксагор, Демокрит, Аристотель, Платон и многие другие, которые и определили духовное лицо своей эпохи. Многие из них излагали свои мысли на «тёмном» языке. Свою мудрость они «нарочно написали понепонятнее, чтобы она была доступна только способным [её понять] и не стала предметом пренебрежения со стороны черни» (Там же, с. 177). Внешне безумный язык библии – средство, способ выживания философской мудрости цивилизованного человека во мраке тьмы, ума, опередившего свою тёмную во многих отношениях эпоху на многие десятки веков.

Таким образом, я, исходя из своих познаний, смею утверждать, что библия иносказательна и доступна только людям разумным. А разумны далеко не все. Она и есть сам разум. Библия – своеобразный гимн разуму, который в сражении с драконом выходит победителем. И это настолько очевидно, что противоречить и утверждать, что она – предмет низовой культуры, не имеет никакого смысла. Для обвинений же Христа в его аморальности, греховности и нелюбви к людям нет никаких оснований. Это не просто глупо, это очень несправедливо. Он с нашей стороны подобной клеветы в аморальности и враждебности к людям не заслужил. Я думаю, мы атеисты 21 века в знак благодарности должны низко поклониться ему в ноги и восхититься его мудростью. Как просто и как хитро они поразили дракона по имени «религия»! Одним словом, нам с вами, дорогой читатель, есть чему у него (у них) поучиться. Отстраняясь собственного зазнайства, гордости и высокомерия, скоропалительности в вынесении приговора, проникнуться к ним уважением и воздать им заслуженную ими славу.

 

Послесловие.

Хочу обратить внимание своего читателя на один примечательный факт. Многие века антихристианская церковь ядовитыми стрелами лукавого, «святой» библией обличала и судила достижения разума. Носителей его отправляла на костёр, на пытки, судила их как еретиков, делала несчастными изгоями общества, обрекая на бедствия и нужду. Тех, кто «держал в правой и левой руке оружие правды», отправляла в изгнание, в казематы святой инквизиции, бесчестила и порицала. Себя же окрестила святой, самой правильной выразительницей воли всевышнего и т. д.

Теперь же формула истины и её теория все эти обвинения оборачивает против церкви. Это она еретик, это она противник воли тех, кто во все века за свои светлые, разумные мысли лишался головы. Это она гонитель креста Христова….

Борьба за выживание заставила людей разума, рационалистов придумать средство мщения дракону, как отрубить одним махом все его семь драконьих голов: «Мы, – говорит Павел, – знаем того, кто сказал: у меня отмщение, я воздам…. Господь будет судить народ свой. Страшно впасть в руки бога живого» Евр 10:30. Они изобрели такие «обоюдоострый меч» и «щит веры», которые превозмогают все козни дьавола, коварные и злые замыслы инквизиторов. Теперь им не остаётся ничего иного, как терпеть позор, который они за многие века создали себе своими стараниями, легко купившись на хитрость создателей учения об истине творения: «Давид говорит: «да будет трапеза их сетью, тенетою и петлёю в возмездие им; да помрачатся глаза их, чтобы не видеть, и хребет их да будет согбен навсегда» Мф 4:19. Мк 1:7. Рим 11:9,10. И поделом! Они знали, что «ничего нет тайного, что не обнаружилось и не стало бы явным…. Дело каждого обнаружится…. Дело каждого, каково оно есть» Мф 10:26. Мк 4:21,22. 1Кор 3:13. Однако делали и продолжают делать эти беззаконные дела.

Вот как Павел описывает своё место в истории развития их «великого дела»: «Я думаю, – пишет он, – что нам последним посланникам, бог (разум создавших учение об истине. – Авт.) судил быть как бы приговорёнными к смерти, потомучто мы сделались позорищем для мира (для людей, мыслящих рационально, для светских учёных, философов. – Авт.).., мы безумны Христа ради.., мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне…. Если кто из вас думает быть мудрым в веке этом (когда во всех областях и сферах человеческого бытия свирепствовала религиозная чума. – Авт.), тот будь безумен, чтобы быть мудрым…. Нас почитают обманщиками, но мы верны; мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но, вот, мы живы…. Многие, о которых я часто говорил.., поступают как враги креста Христова. Их конец – погибель, их бог – чрево, и слава их в сраме: они мыслят о земном. Наше же жительство на небесах, откуда мы ожидаем и спасителя» 3:13.1Кор 4:9,10;3:18. «Кор 6:4. Филип 3:18–20. Рим 8:5–8.

Думаю, что теперь моему читателю нетрудно домыслить сказанное Павлом. Домыслить и снять с его слов горький и терпкий привкус религиозной невменяемости.