... Впервые Вавилов обратил на себя внимание, выступив с сообщением о законе гомологических рядов в 1920 году на Всероссийском съезде в Саратове (этот город на Волге в глубине России имел какое-то мистическое значение в личной жизни русского гения, но любопытно, что столь же сакральное неуловимое влияние оказывает Саратов на русскую культуру в целом). С.Киперман цитирует слова очевидца: «По окончании доклада весь зал встал и устроил Вавилову овацию, профессор В.Р.Зеленский крикнул, перекрывая аплодисменты: «Биологи приветствуют своего Менделеева!»(1997, N274). В своём уложении Вавилов опосредовал новую грань растительного мира – его отношение к практической потребности человека и вывел закономерности индивидуальной самостоятельности окультуренных человеком растений, наследственная изменчивость которых укладывается в тождественные или гомологические ряды (в авторском тексте это положение изложено следующим образом: «Виды и роды, генетически близкие между собой, характеризуются тождественными рядами наследственной изменчивости с такой правильностью, что, зная ряд форм для одного вида, можно предвидеть нахождение тождественных форм у других видов и родов...Целые семейства растений в общем характеризуются определённым циклом изменчивости, проходящей через все роды, составляющие семейство»(1987, с.17-18). Требуется знать, что закон гомологических рядов изменчивости заведомо пригоден не только для растительной (флористической) сферы, какой оперирует сам Вавилов, но и в среде животного (фаунистического) мира органической природы, хотя тут он, по моим знаниям, ещё не сформулирован). Столь же восторженный приём встретил закон гомологических рядов Вавилова и за рубежом (в США в 1921 году, в Англии в 1922 году).
Научное достижение Вавилова в общем плане обычно называют учением генетической селекции, но это не совсем адекватная терминология, ибо так именуется только методологический процесс. А объект познания у Вавилова образует взаимодействие человека с органической (по Вавилову, флористической) частью мира. В критериях Вернадского предмет вавиловского гнозиса определится более конкретно как взаимодействие человека с биосферой, но такого действия, где человеку принадлежит инициативная роль и мотивация пользы. Принятые Вавиловым исходные параметры поведения человека во взаимодействии с природой не просто совпадают с представлением Вернадского о роли живого вещества в биосфере, но это, в самой своей сути, есть один процесс, взятый Вавиловым только на человеческом (сознательном) уровне. Таким образом, когнитивная спороднённость учений Вернадского и Вавилова нерасторжима и непосредственно декларируется на глубинном философском (гносеологическом, теоретическом) уровне. В описательном порядке науку Вавилова можно объяснить как обращение объективных возможностей биосферы в практическую пользу человека, как своеобразное формирование техносферы в мире живой жизни. Для иллюстрации этой самой тонкой и наиболее важной особенности генетической селекции Вавилова я рискну прибегнуть к примитивному и несколько утрированному, ради выразительности, примеру.
Допустим, у человека возникла необходимость повысить жирность молока в стаде коров. Признак, который передаётся по наследству, называется доминантным (по обозначению Менделя – А), а признак, не появляющийся в гибриде, – рецессивным (по обозначению Менделя – а); большинство признаков, удовлетворяющих запросам целевой сельскохозяйственной установки, как правило, относятся к разряду рецессивных. Перевод рецессивных генов в доминантные и образует смысл селекции Вавилова. Соотношение пары, составленной доминантными и рецессивными признаками, находится в основе генетического анализа и формирует структурный план генетической системы вавиловской селекции. Вавилов писал: «Генетическая теория селекции до недавнего времени страдала схематизацией явлений, недоучитывая сложную конкретную диалектику эволюции организмов, огромную роль как породной, так и сортовой индивидуальности»(1965, N1, с.34). Само собой бросается в глаза параллелизация «породной» и «сортовой» индивидуальности у Вавилова с «индивидуальным атомом» Вернадского, а «диалектика эволюции» в генетике Вавилова явственно адекватна историческому подходу в геохимии Вернадского. И в философском разрезе подобная параллелизация многого стоит
В нашем условном примере в центре селекционного процесса был положен избранный человеком признак (жирность молока). В процессуальном отношении эта процедура распадается на две динамические части: 1.Стадия принятия решения. Человек, руководствуясь своими потребностями и возможностями, чаще всего в связи с улучшением условий обитания, инициирует процесс от начала до конца. 2. Стадия исполнения решения. В этой стадии уже в философском плане выделяются два важнейших момента: первый – весь процесс протекает в генной сфере, то есть в области, принадлежащей исключительно особи, а не популяции, и ведущее организационное значение приобретают внутренние факторы, а внешние агенты исполняют важную, но подсобную роль; и второй – генетическая селекция Вавилова не нуждается в представлении о приспособленных и неприспособленных признаках. Это последнее есть самый радикальный пункт концепции Вавилова, принципиально расходящийся с идеологическими нормативами борьбы за существование.
Особенно поражала современников методика ведения научной работы Вавиловым, – по существу, им был создан новый тип науки, где граница между практикой и теорией оказывалась максимально размытой. Но если постараться быть скрупулёзно точным, то выявится, что Вавилов создал не столько новый тип науки, сколько новый тип натуралиста. В собственном лице Вавилов представил образец этого типа творца, для которого рабочим кабинетом служит природа, а испытательным полигоном – планета Земля, – и вновь налицо аналогия с В.И.Вернадским, на этот раз по линии человек – faber. Это последнее являлось источником гипнотического влияния Вавилова на своих приверженцев, а также служило объяснением ригоризма учеников Вавилова в самые тяжёлые времена (в прессе появлялись сообщения о том, что в страшные голодные годы военной блокады Ленинграда сотрудники вавиловского института сохранили семена хлебных злаков, привезенные Вавиловым из зарубежных экспедиций).
Воля, инициативность и организаторское дарование Вавилова в сложнейших условиях реализовались в беспрецедентные научные экспедиции по всему земному шару и привели к открытию семи мировых географических центров происхождения культурной флоры. Сбор образцов последних во всех странах мира стал беспримерным научным подвигом Вавилова: собрав коллекцию из 100 тысяч культурных сортов растений,– плод деятельности тысяч человеческих поколений, – свезённых из 65 стран, учёный преподнёс своей стране богатство, каким не обладали ни один монарх и ни одно государство в человеческой истории. У себя на родине Вавилов и его сотрудники организовали сеть сортоиспытательных станций, где посевочный материал подвергался апробации и внедрялся в сельскохозяйственную практику; одновременно эти станции являлись научно-исследовательскими лабораториями. По свидетельству Ж.А.Медведева, в 1936 году около 20 млн. га (15%) посевной площади в СССР были заняты лучшими сортами кукурузы, овса, ячменя, картофеля, привезенными Вавиловым, а почти 2/3 селекционных сортов хлопчатника в стране были доставлены Вавиловым и его сподвижниками из зарубежных поездок.
Итак, огромный научный потенциал Н.И.Вавилова был сразу подхвачен русской биологической школой, которую в дальнейшем я называю русским дарвинизмом. В 1922 году Вавилов приступает к редактированию уникальнейшей монографии «Культурная флора СССР» (после Вавилова советская наука не имела подобной работы). В 1926 году Вавилов издаёт капитальную сводку «Центры происхождения культурных растений», за которую в числе других учёных получает первую Ленинскую премию, а в следующем году был награждён медалью Международного сельскохозяйственного конгресса в Риме. В 1929 году Вавилов создаёт Академию сельскохозяйственных наук – достопамятную ВАСХНИЛ, оказавшуюся впоследствии наибольшим губителем своего первородителя. В 1931 году Вавилова избирают президентом Всесоюзного географического общества – самого прославленного великими именами научного сообщества России. В 1923 году Вавилов становится директором Всесоюзного института растениеводства (ВИР) и превращает это заурядное в целом заведение, – одно из тех, что в то время возникали, как грибы после дождя, – в легенду русской науки, в активный подлинный генератор и источник новаторской научной мысли не только у себя на родине, но и в мировом масштабе.
Научный авторитет Вавилова в мировой науке был необычайно высок: на различных международных генетических форумах 30-х годов ХХ века он неизменно избирался председателем или вице-председателем; и в свой научный юбилей Вавилов получает тёплые поздравления от столпов мировой биологии того времени – Эриха Чермака и Гуго де Фриза. С.Киперман сообщает трогательные и горестные слова известного биолога профессора К.Крю, избранного президентом У11 Международного генетического конгресса в 1942 году, когда Вавилов уже находился в Саратовской тюрьме, и сказанные на открытии конгресса: «Вы пригласили меня играть роль, которую так украсил бы Вавилов. Вы надеваете его мантию на мои не желающие этого плечи. И если я буду выглядеть в ней неуклюже, вы не должны забывать: эта мантия сшита для более крупного человека» (выделено мною – Г.Г.). Но самое красноречивое доказательства роли Вавилова дал блестящий экспериментатор, представитель американской школы Т.Х.Моргана, будущий Нобелевский лауреат Г.Дж.Мёллер. Посетив впервые СССР в 1922 году, Мёллер знакомил на Аниковской генетической станции сотрудников Института экспериментальной биологии Н.К.Кольцова с результатами работы школы Моргана, а в 1933 году он, член самой мощной в мире научно-генетической школы, для проведения собственных опытов прибывает в лабораторию Вавилова, – факт, не требующий пояснения.
