Было бы ошибкой считать, что религия – это раболепное поклонение сверхъестественным высшим силам, направленное на удовлетворение естественных духовных по-требностей человеческого разума. На самом деле поклонение – это лишь внешнее проявление религиозности. Слово «религия» подразумевает связь человека с богами. Осознанное боготворчество, как и богопочитание – это дань уважения человеческого рассудка Природе, и на этом уважении основывается любая истинно благородная религия.
Мы не знаем, что именно послужило причиной обожествления Природы, но смело можем опровергнуть гипотезы, говорящие о первобытном страхе перед грозными явлениями природы – за миллион лет в эволюции человек не мог не привыкнуть к периодическим грозам, лесным пожарам, наводнениям и прочим катаклизмам. Стихийные бедствия не могли показаться ему «карой небесной» или устрашением богов, поскольку сам человек не имел никакого повода заподозрить что-то неладное в своей повседневной сплошь практической деятельности. Гроза виделась ему именно тем, чем она и является на самом деле – столкновением сил природы. Когда наблюдения привели его к заключениям вроде «за зимой – весна, за весной – лето», «подобное рождает подобное», «что посеешь, то и пожнёшь» и т. п., – он понял, что существует определённый извечный порядок вещей и некая взаимосвязь и цикличность событий, наверняка продиктованные высшими силами. Скорее, первобытный человек осознанно отождествил собственные разумные действия с происходящим в Природе. Он обожествил Отца-Небо и Мать-Землю и всех их детей – включая себя самого, нисколько не считая себя чем-то хуже или ущербнее всего остального Живого Мира. Плохо ли, хорошо ли обходятся в этом мире с человеком – таков естественный порядок, которому сам человек также следует. Все первобытные религии происходят из общечеловеческого анимистического мироощущения: «Дух Жизни пропитывает весь Мир, который мыслит и чувствует так же, как человек». Даже тотемизм есть мудрое и глубокое интуитивное ощущение общности с животным миром Земли. Уважение же к собственным предкам впоследст-вии переросло в целую культуру посмертного обожествления.
В эпоху позднего неолита чистая и непорочная первобытная религия начинает искажаться искусственными спекуляциями, призванными оправдать те или иные отхождения от устоя, испокон веков соблюдавшегося в соответствии с тем самым Природным Мировым Порядком. Жертвы обретают всё более зловещий смысл, связь с богами преследует всё более корыстные цели, сами боги делятся на своих и чужих (читай – «добрых» и «злых») – вот тогда-то возникает в религии тенденция опираться в вере больше на надежду, чем на знание. До сих пор в большинстве религий человеку не дано быть твёрдо уверенным и верным, а дано лишь уповать на нечто, даруемое свыше, и надеяться на лучшее (причём, в большинстве случаев, всё лучшее поджидает его в загробном мире).
Также ошибочно полагать, будто «истинная» религия может основываться исключительно на слепой и безоговорочной вере. Вера сама по себе – редкостное качество че-ловеческой психики, происходящее, скорее всего, из тех же тёмных уголков подсозна-ния или даже бессознательного, откуда исходит древний инстинктивный страх неиз-вестного. Страх может породить какую угодно веру. Вера в добро порождает надежду. Таким образом, вера помогает человеку перебороть страх и дарует надежду. Однако только веры оказывается достаточно лишь для надежды, но не для полной победы над страхом. Неизвестное часто перестаёт пугать тогда, когда становится известным – поэтому никакая вера не даст того, что даёт человеку ЗНАНИЕ. Да, знание может убить веру и добрую надежду, и даже может вызвать ещё больший страх, но оно же всегда позволяет нам укрепиться в уверенности, без которой ни о какой «истинной вере» речи быть не может. Когда речь идёт о верности, мы понимаем, что здесь говорится не о доверии или убеждённости, а именно о твёрдой уверенности, которая может опираться только на конкретное знание. Ничего общего с просветлённой верностью не имеет фанатизм, происходящий не от ума, но от инстинктов.
