ЕПАРХИЯ - МАТЬ ПОРЯДКА
Раз уж мы неожиданно дожили до тех времен, когда богохульство вновь преследуется законом, стоит разобраться, что это за преступление такое, о котором последние лет двести в цивилизованном мире все и думать забыли.
Почему верующим плохо, обидно и оскорбленно
Вообще-то верующие устроены так удобно, что оскорбить их может буквально все, что не втискивается в рамки их мировоззрения. Поцелуи на улицах, короткие юбки, плюшевые поросята, теория Дарвина, статуя с веслом - мало ли на свете грешных штук, которые так и просятся на костер священного гнева? Настоящего верующего, по большому счету, оскорбляют практически все реалии современной жизни, в том числе другие верующие, которые верят во что-нибудь неправильное. И это неудивительно, если вспомнить, что: а) религии создавались давным-давно и б) почти все религии не только стараются навести порядок в духовной и нравственной сфере, но и всячески организуют быт людей, давая четкие указания, что хорошо, а что плохо.
Религия, зародившаяся пять тысяч лет назад в Месопотамии, на пять с плюсом объясняет, как нужно сеять ячмень и скармливать девственниц крокодилам, но совершенно не в состоянии ничего толкового сказать про троллейбус. Церковнослужители, конечно, как могут, пытаются угнаться за цивилизацией. Закавыка тут только в том. что религия всегда претендует на абсолютную и непогрешимую истину в конечной инстанции. Так было, так будет, и ныне, и присно, и во веки веков, аминь! Никаких перемен и реформации вера недопускает. То есть допускает, разумеется (куда она денется?), но со скрипом, воем и скрежетом зубовным. И с опозданием лет на двести минимум. Троллейбусы, покемоны и прочая научная техника - еще полбеды (хотя ученые мужи Израиля, к примеру, и вынуждены тратить сегодня невероятные мозговые усилия, чтобы определить, является ли синтетическая одежда кошерной). Хуже, когда изменения затрагивают нравственные и этические нормы. Еще блаженный Августин на самой заре христианства пытался как-то объяснить развращенным римлянам, почему святые мужи, библейские праотцы, занимались такими чудовищными безобразиями: убивали спящих гостей, вступали в связь с собственными дочерьми и разбивали младенцам черепа о камни. Развращенным римлянам такие обычаи казались дикостью, и они не понимали, почему представители вот этих замечательных людей теперь запрещают им заниматься сексом с честно купленной рабыней. Августину пришлось писать трактат, объясняющий, что каждой эпохе соответствует свой нравственный закон и что все эти изменения происходят в полном соответствии с божьим промыслом, о целях которого нам, грешным, знать не дано. Так вот. Этот трактат Августина и сейчас, почти дне тысячи лет спустя, воспринимается как нечто революционное, и нельзя сказать, чтобы очень одобряемое официальными церквами. Потому что с точки зрения религии нравственные законы меняться не могут, ибо они повлекут за собой и реформацию самой религии, то есть ее гибель. Религия, даже самая обновленная, снабженная новейшими пророками и просвещенными богословами, увы, всегда вынуждена тащить за собой чешуйчатый хвост дремучих суеверий, обрывков древних верований и ветхозаветных предписаний. В результате любой религиозный человек, даже наделенный максимумом здравого смысла, постоянно испытывает душевный дискомфорт от несоответстиия правил, по которым он живет, окружающей действительности. Когда установленный софт не соответствует требованиям железа, машина начинает барахлить - это любой программист подтвердит.
Религиозные люди выкручиваются как могут. Они объявляют этот мир скопищем скверны, на которую и внимания обращать не стоит. Они запасаются смирением и терпимостью. Они утешают себя мыслью, что всех грешников зажарят на сковородках. Они говорят, что неисповедимы пути Господни. Они ведут такой же образ жизни, как и все, считая, что вера сама по себе драгоценна, ну а блюсти пост и побивать себя покаянными плетьми необязательно, ибо это все форма, шелуха и наносное. Тем не менее религиозным людям приходится нелегко.
Конец религиозного кризиса
Когда колесо истории закрутилось со скоростью колесика с обезумевшей белкой, и эпохи вместо того, чтобы растягиваться на тысячелетия, стали проноситься над нашими головами в считанные десятилетия, все стало совсем плохо. Примерно в XVIII веке церковники окончательно поняли: за всеми этими паровыми машинами религии не угнаться. На переосмысление и переоценку законов жизни требуется, знаете ли, гораздо больше времени, чем на то, чтобы изобрести противозачаточную пилюлю. Поэтому к началу XIX века мы имели на руках обширнейший религиозный кризис. А к середине XX века с религией было практически покончено. В нескольких крупных странах, таких как СССР и Китай, она вообще была объявлена вне закона, в остальных стала чем-то вроде милого национального обычая, и даже в мусульманской общине начались разброд и шатания. В шестидесятые годы XX века иранки и афганки ездили в университеты на велосипедах в коротких теннисных юбках - можешь себе представить?
Но человечество не сдавалось. На смену религии пришли идеологии (все-таки человеческий мозг не способен работать без стандартного программного обеспечения, увы). Вместо хадисов и талмудов мы стали читать журналы про то, как правильно питаться и заниматься сексом (разница, по большому счету, небольшая: круг тем тот же самый). Церковь в большинстве государств отделили от общественной жизни, из религий собрали самые приличные предписания и понастрялали из них уголовных кодексов и женевских конвенций. В итоге у человечества возникло иллюзорное ощущение, что здравый смысл и всеобщее удобство в кои-то веки восторжествовали на планете.
Не тут-то было. Прошло полвека, и стало ясно: сегодняшний мир разделен на два противостоящих лагеря. Одну сторону занимают общества демократические и индивидуалистические, другую - тоталитарные, клановые. Причем последняя сторона в качестве объединяющей идеологии самым естественным образом взяла традиционный для нее ислам. Иранские барышни облачились в паранджи, консервативные исламские партии стали проходить в парламенты, началась активная борьба со всеми видами тлетворного западного влияния. И тут выяснилось, что против горячей веры, способной двигать горы, постхристианскому обществу практически нечего противопоставить.
Все дело в том, что страстная вера может оправдывать самые чудовищные поступки. Шахид, взрывающий детский сад, не отягощен угрызениями совести - в отличие от военных, которые потом бомбят родное поселение этого шахида, стараясь выкурить из подвалов его единомышленников. Шахид действует во имя Всевышнего, а солдаты - лишь во имя эгоистических представлений о нормах безопасности. И вот тут постхристианское общество тоже забеспокоилось и заволновалось. Оно почувствовало, что стоит на пороге великой войны, причем не будучи к этой войне готовым: хлипкая этика цивилизованного человека не оправдывает, видите ли, применения насилия. Люди инстинктивно поняли: пора доставать из чуланов ту великую идею, которая оправдает все, пора развертывать хоругви веры. Вот так и случилось, что в начале XXI века мы опять встретились с такими забытыми явлениями, как кара за богохульство, преследование колдунов и обязательное преподавание закона Божьего в школах.
Журнал "Maxim", май 2008 г.
