Автор Тема: Атеистическая поэзия  (Прочитано 26598 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн kichrot

  • Афтар жжот
  • ****
  • Сообщений: 1 605
  • Репутация: +0/-3
Атеистическая поэзия
« : 09 Апрель, 2009, 13:44:45 pm »
Эдуард Багрицкий
 
   
           СМЕРТЬ ПИОНЕРКИ

          Грозою освеженный,
          Подрагивает лист.
          Ах, пеночки зеленой
          Двухоборотный свист!

Валя, Валентина,
Что с тобой теперь?
Белая палата,
Крашеная дверь.
Тоньше паутины
Из-под кожи щек
Тлеет скарлатины
Смертный огонек.

Говорить не можешь -
Губы горячи.
Над тобой колдуют
Умные врачи.
Гладят бедный ежик
Стриженых волос.
Валя, Валентина,
Что с тобой стряслось?
Воздух воспаленный,
Черная трава.
Почему от зноя
Ноет голова?
Почему теснится
В подъязычье стон?
Почему ресницы
Обдувает сон?

Двери отворяются.
(Спать. Спать. Спать.)
Над тобой склоняется
Плачущая мать:

Валенька, Валюша!
Тягостно в избе.
Я крестильный крестик
Принесла тебе.
Все хозяйство брошено,
Не поправишь враз,
Грязь не по-хорошему
В горницах у нас.
Куры не закрыты,
Свиньи без корыта;
И мычит корова
С голоду сердито.
Не противься ж, Валенька,
Он тебя не съест,
Золоченый, маленький,
Твой крестильный крест.

На щеке помятой
Длинная слеза...
А в больничных окнах
Движется гроза.

Открывает Валя
Смутные глаза.

От морей ревучих
Пасмурной страны
Наплывают тучи,
Ливнями полны.

Над больничным садом,
Вытянувшись в ряд,
За густым отрядом
Движется отряд.
Молнии, как галстуки,
По ветру летят.

В дождевом сиянье
Облачных слоев
Словно очертанье
Тысячи голов.

Рухнула плотина -
И выходят в бой
Блузы из сатина
В синьке грозовой.

Трубы. Трубы. Трубы
Подымают вой.
Над больничным садом,
Над водой озер,
Движутся отряды
На вечерний сбор.

Заслоняют свет они
(Даль черным-черна),
Пионеры Кунцева,
Пионеры Сетуни,
Пионеры фабрики Ногина.

А внизу, склоненная
Изнывает мать:
Детские ладони
Ей не целовать.
Духотой спаленных
Губ не освежить -
Валентине больше
Не придется жить.

- Я ль не собирала
Для тебя добро?
Шелковые платья,
Мех да серебро,
Я ли не копила,
Ночи не спала,
Все коров доила,
Птицу стерегла,-
Чтоб было приданое,
Крепкое, недраное,
Чтоб фата к лицу -
Как пойдешь к венцу!
Не противься ж, Валенька!
Он тебя не съест,
Золоченый, маленький,
Твой крестильный крест.

Пусть звучат постылые,
Скудные слова -
Не погибла молодость,
Молодость жива!

Нас водила молодость
В сабельный поход,
Нас бросала молодость
На кронштадтский лед.

Боевые лошади
Уносили нас,
На широкой площади
Убивали нас.

Но в крови горячечной
Подымались мы,
Но глаза незрячие
Открывали мы.

Возникай содружество
Ворона с бойцом -
Укрепляйся, мужество,
Сталью и свинцом.

Чтоб земля суровая
Кровью истекла,
Чтобы юность новая
Из костей взошла.

Чтобы в этом крохотном
Теле - навсегда
Пела наша молодость,
Как весной вода.

Валя, Валентина,
Видишь - на юру
Базовое знамя
Вьется по шнуру.

Красное полотнище
Вьется над бугром.
"Валя, будь готова!" -
Восклицает гром.

В прозелень лужайки
Капли как польют!
Валя в синей майке
Отдает салют.

Тихо подымается,
Призрачно-легка,
Над больничной койкой
Детская рука.

"Я всегда готова!" -
Слышится окрест.
На плетеный коврик
Упадает крест.
И потом бессильная
Валится рука
В пухлые подушки,
В мякоть тюфяка.

А в больничных окнах
Синее тепло,
От большого солнца
В комнате светло.

И, припав к постели.
Изнывает мать.

За оградой пеночкам
Нынче благодать.

Вот и все!

Но песня
Не согласна ждать.

Возникает песня
В болтовне ребят.

Подымает песню
На голос отряд.

И выходит песня
С топотом шагов

В мир, открытый настежь
Бешенству ветров.
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от kichrot »
Я давно подозреваю, что дьявол четвертая ипостась Бога.

Оффлайн kichrot

  • Афтар жжот
  • ****
  • Сообщений: 1 605
  • Репутация: +0/-3
(Нет темы)
« Ответ #1 : 17 Апрель, 2009, 17:45:31 pm »
Илья Масселл

Откровение Люцифера

В краю, где небо – серое, как ртуть,
Куда сокрыт столетиями путь,
Где пики гор не часто Солнце греет,
И в пропастях стремнины холодеют –

Там есть Скала. Превыше прочих скал
Она, грозя, взметнулась к небесам.
Вокруг гранита черного туманы
Собрались стаей – хищны, безымянны.

Давно уж не бывало здесь людей…
Рожденным среди ласковых земель,
Им этот край легендою казался,
И Человек Толпы в нем не нуждался!

Иным, случалось, виделась Скала
Над горизонтом – словно их звала.
Но… сковывала Мысли вихрь боязнь –
И люди гнали прочь мираж, крестясь.

Куда как меньше было тех, иных,
В чьи души страх покуда не проник.
Они всю жизнь Скалы достичь хотели…
И умирая, на нее смотрели.

И Он там пребывал с Зари Времен –
Непостижимый для людских племен.
Ночь непроглядная плащом Ему была,
И троном для Него была скала.

Столетия проходят перед Ним…
Вожди, народы, царства – все как дым!
И, подпирая голову рукою,
Он смотрит вдаль, любуясь красотою

Заснеженных вершин и горных рек,
Среди снегов чей так сверкающ бег!
И только черный меч напоминает –
Здесь воин, не отшельник, восседает.

Лишь иногда усмешка кривит рот –
Когда в который раз Он узнает
Про глупости, что род людской вершит,
Стремясь к блаженству тела и души.

Как описать Его один лишь взгляд,
В котором звезды Космоса горят?
Таков Он – Властелин Великой Тайны,
Кого воспели Лермонтов и Байрон…

…Но что это? Кто холод скал презрел,
Дерзнув проникнуть в ледяной предел,
Пройти сквозь бури, пропасти, туманы,
Покинув теплые и ласковые страны?

Да, то был я – отринувший людей,
Мечтавший умереть, и поскорей,
Но перед этим – побывать в краю,
Что видел я во снах всю жизнь свою.

Остались позади любовь, и гнев,
Мечты о революции… Теперь
Я полон был невиданным презреньем
К тому, кто мыслился «венцом творенья».

Теперь, преодолев последний кряж,
Я встал пред Князем, и едва дыша,
увидев лик его на фоне скал,
«Как ты прекрасен…» – тихо прошептал.

Улыбка пробежала по губам,
И Он ответил: «Что же ожидал
Увидеть ты – рога, копыта, хвост?
Не низко ли тому, кто старше звезд,

Подобной образиной представать
Тому, кто так стремится мир познать…»
«Ты прав – стремлюсь!» – ответил я ему –
«Но многого я в мире не пойму…

И многое хотел бы рассказать,
Но прежде – как Тебя мне называть?»
«Я свет несу отринувшим тьму вер,
мне имя Светоносец – Люцифер.»

И начал я: «Скажи, Великий, мне –
Я жил в могучей некогда стране,
Теперь же ставшей тенью себя прежней –
Осколком славы, прежде отгремевшей.

И я мечтал те времена вернуть
И Нацию от бездны развернуть
К величию искусства, войн, труда…
Немало было нас таких тогда.

Но власть чужая обрекала нас
На гибель среди безучастных масс,
И тот народ, которому служили,
Готов был сжечь нас на костре живыми!»

«Так-так… Опять… Опять – толпа, костры…
 Конечно, не избегнул ты тюрьмы?»
«Да, не избегнул, хоть другие доле
не видели такой нам милой воли!

Я шел на смерть – и что была мне смерть?
Пускай – она, но только б не смотреть
На мир, где нет господ – одни рабы!..
Но я отрекся от тупой толпы.

Я стал искать Достойных средь людей –
Философов, мыслителей, вождей
И мистиков… Но мне была награда –
Повсюду видел я одно лишь стадо!

Везде – Толпа. Присмотришься – вот-вот
Огонь Свободы в их глазах блеснет,
Но те, что мыслили себя других мудрее -
Глазами рабскими они на мир смотрели!

Должно быть, я безумен, Люцифер?..»
Князь долго молча на меня смотрел
И, наконец, сказал: «Тебе отвечу.
Но перед тем – позволь устроить встречу.»

«Мне встречу? С кем?» - «Ты про него читал.
Он был философ – император стал,
Перо держа попеременно и клинок.
Он мало правил – сделать много смог!

Кто Иудея на кресте почтил,
Тому он символ сатанинских сил,
Не счесть плевков на крышку его гроба…
Но мыслящая чтит его Европа!

Отребье, чернь – ее ты знаешь гнев,
А он познал его – ее презрев.
Толпа громила именем Христа
Произведения искусства, города,

Но видел в толпах гордый Юлиан
Потомков тех, кто некогда восстал
На Карфаген, кто, страны покоряя,
Все дальше шел, мир покорить мечтая!

Великий Рим! Его он возрождал.
Толпа роптала – он ей не внимал,
Свергая наземь рабские кресты
И возрождая святость старины!

Как проклинала цезаря толпа!
А он, себя в сраженьях не щядя,
Не зная ретирад и поражений,
Хранил народ от вражеских вторжений…

Вот орды персов гонит Юлиан,
Победа за победой… По ночам
Он пишет книгу, споря со Христом.
И выше, выше в славе вознесен…

Познав предательства любимой и друзей,
Лишившись провианта, кораблей,
Он легионы за собой повел –
И пал в бою, врагом не побежден!

В два раза враг его превосходил –
И он доспех на плечи не взложил,
Чтоб верили солдаты, будто он
От смерти волею Богов заговорен.

Уже бежали персы, но копье
Пробило цезаря – и чернь взяла свое,
Опять громя Богов былых времен…
И Рим погиб, едва не возрожден!

Смотри же!» Предо мною, из тумана,
Встал Юлиан. Кровоточила рана,
Но взгляд его был, как и прежде, тверд,
Как в битвах против чужеземных орд.

«Зачем ты прерываешь мой покой?
Зачем ты хочешь говорить со мной?
Свою ошибку поздно понял я –
В Величье не нуждается Толпа!

Ей нужен кнут, его должна держать
Элита Расы, истинная Знать,
И лишь спустя столетья, может быть,
Толпа Толпою перестанет быть…

Свобода всех – лишь призрак и обман,
Я это понял среди этих скал!
Пускай Отступником зовут меня попы –
Я выше был их Бога и Судьбы!»

«Но… Ты сражен, пусть и разбил врага.
Быть может, это – Божия рука?»
И к небу руку Юлиан взметнул,
Где молнией ответ его сверкнул:

«Пускай Толпа склонится пред Тираном,
Пусть уязвят меня бессчетно раны –
Мой Бог – Свобода, он – всегда со мной,
И мне не нужен вечный их покой!

И если б мог я повторить судьбу –
Клянусь, что я ее не изменю,
И в бой последний не надену лат,
Чтоб дерзостью зажечь сердца солдат!

Христос падет, как пали наши Боги –
Всем идолам отмеряны их сроки,
Но Разум – помни! – выше всех Богов.
И за него – будь умереть готов…»

Он сгинул. И тогда я обратился
Опять к Великому: «Как род наш опустился!»
Чуть помолчал, и задал вновь вопрос:
«О Люцифер, но кто тогда Христос?

Кто он, кого зовут Добром Всевечным,
Что наделен прощеньем бесконечным?..»
И руку Люцифер свою простер
К туману над грядой холодных гор.

И вот увидел я в тумане том
Колы и крючья, копья и огонь,
Страдания, которым нет конца –
То были пытки именем Христа!

И Князь сказал мне: «Вот его добро!
Оно против живых обращено!
Он говорил – святее всех скопец,
Растратчик лучше, нежели купец,

Бродяга выше пахаря за плугом,
За веру жертвуй матерью и другом,
Познанье – грех, совокупленье – грех,
А кто не согласится – в пламя тех!

Раскройте Библию, вы – те, что ищут блага!
Неиудеев уравнял Христос с собакой,
Смоковницу – знак мира и любви –
Он засушил! Таков он – свет Земли!

Таков он – добрый Иисус Христос!
Воистину, лишь случай превознес
Его из сонма нищих и бродяг,
В чьем разуме царит дремучий мрак!

Без дела, без семьи он по земле скитался…
Потом уже Савл – Павел постарался
И сделал из бездарности вождя,
А из безумца нищего – врача.

Чем лучше Гитлера или Чингиза он?
Они сражались ради их племен,
Ну а Христос чернь мира ополчил
И в Темные Века мир погрузил!

Читайте Библию! Там – ненависть к вам, люди!
Доколь Тиран над вами править будет?
Меч крестоносца и вранье попов –
Неужто же сильней разумных слов?

Таков расклад – кто Жизнь возненавидел,
Кто красоты в Природе не увидел,
Кто унижает и себя, и мир –
Ему Отец Бог Библии, Вампир.

А кто преемлет Жизнь как дар и чудо,
Кто ищет счастье в мире, в битве – всюду,
Кто не чинит препятствия уму –
Ни Бог, ни Дьявол не нужны тому!»

«Так как мне жить, о Люцифер? Скажи,
Как здесь, барахтаясь в общественной грязи,
Мне сохранить то пламя, что всегда
Я нес в себе в минувшие года?»

«Стремись к высокому – таков я дам совет.
Свободен будь – и выше счастья нет.
И с искрой в сердце моего огня
Сравнись со мной – и превзойди меня!

Жизнь есть борьба. Слабейший пусть умрет,
Могущественный же на престол взойдет.
Так не давай сгубить себя клинком
Иль слов коварных оплести силком!

Пусть каждый помнит – выше его нет,
Пусть гордость, страсть в глазах зажгут свой свет,
И все твой – семья, народ, земля –
Превыше, чем у друга иль врага,

Но не позволь им заковать себя –
Пусть разум в этом охранит тебя!
Мудрец в тюрьме, в изгнании мудрец
Свободнее, чем коронованный глупец.

Но коли равного себе найдешь – будь ему братом,
Идите вместе в бой с врагом заклятым,
Победу или смерть встречая так,
Как должен встретить воин, а не раб!»

«А что потом?» – «Тебя это волнует?
Ты думаешь, Природа тех погубит,
Кто по ее законам жизнь прожил
И у нее учился в меру сил?

Бессмертие – таков удел борцов,
Но скорбный хор зажравшихся попов
Бессмертье у народа отнимает,
На тюрьмы Рая с Адом заменяет!»

И крикнул я: «Ты укрепил мой дух!
И речь твоя, как гимн, тревожит слух.
Я встану вновь, я вновь начну борьбу –
Я буду волен, в час, когда умру!

Пусть ужасом для всех наземных рас
Заполыхает Откровенья час,
И мой народ, как воды бурных рек,
могучим станет – се, Сверхчеловек!

Да правит миром мужество его,
Да возгорится Наше Торжество!
О Люцифер, пред тем, начать как бой,
Я встану на колени пред тобой!»

И голос, что сильнее бурь и гроз,
Напутствие такое произнес,
Собой наполнив первобытный край:
«Да будет так! Но на колени – не вставай…»



Мой Реквием

Однажды расколется небо на части
От грохота грома и молний клинков,
И злой Саваоф, бог тиранов и власти,
Меня бросит яростно в мир мертвецов.

Так Бог расквитаться захочет со смертным,
Который не верить стремился, а знать.
Но я охватить хочу взглядом последним
Все то, для чего мне не жаль умирать:

Родимый простор необъятной России,
И посвисты ветра, и крик журавлей,
И древние сказы, что предки сложили,
И девушку, милую прочих сильней.

Я – твой сын, Земля, я – не ангел, не демон,
И сторону чью-то принять не хочу,
Пусть даже могилой и мерзостным тленом
За Волю к Свободе я и заплачу.

Мне скажет Господь Иерусалима:
«Ты будешь со мною! Иль будешь в Аду…»
Ответ мой не сдержит ни мрак, ни могила:
«Отдай мне, проклятый, Россию мою!»

Я тенью незримой останусь с живыми,
И если опять враг нести будет смерть,
С потомками встану на страже России,
Готовый еще хоть сто раз умереть.

Пускай же органы ревут реквиемы!
Пусть Адом пугает священник толпу!
Я вам оставляю стихи и поэмы,
Я буду с Народом, и я – не умру!

Чужая Вера

Устав от бреда и от клеветы,
Устав глядеть на дикие затеи,
Решительно, без лишней суеты,
Солдаты-римляне распяли иудея.

Но не издохла ненависть его,
Пылающая ко всему живому –
Однажды южным ветром принесло
Его проклятья к берегу чужому…

Туда, где галл, германец, славянин
Извечно жили счастливо и вольно –
И вот растут, растут ряды могил,
А «божье слово» укрепляют кровью!

Нас приучили к рабству и цепям,
Глаза поповской ложью завязали,
И заставляют кланяться врагам,
Которые весь мир к рукам прибрали!

Столетье за столетием течет…
Так где же гордость у Даждьбожьих внуков?
Когда же русич крест с себя сорвет,
Вздымая к Солнцу вскинутую руку?

Чужая вера – да сгниет навек,
Языческая вздымется Россия,
И завоюет Волю человек,
Завещанную Предками своими
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от kichrot »
Я давно подозреваю, что дьявол четвертая ипостась Бога.

Оффлайн Умник

  • Афтар жжот
  • ****
  • Сообщений: 2 115
  • Репутация: +0/-1
(Нет темы)
« Ответ #2 : 18 Апрель, 2009, 16:36:38 pm »
Цитировать
"От морей ревучих
Пасмурной страны..."
Стих очень даже не атеистический! Прочитайте внимательнее, чем обычно...
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от Умник »
Бог терпит грешников до времени, покуда не восполнится число отпавших ангелов святыми, Верою просиявших.

Оффлайн Фома Нелепый

  • Читатель
  • **
  • Сообщений: 97
  • Репутация: +0/-0
(Нет темы)
« Ответ #3 : 19 Апрель, 2009, 18:46:43 pm »
Хотелось бы почитать что-то исконно авторское...
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от Фома Нелепый »
Аминь.

Оффлайн kichrot

  • Афтар жжот
  • ****
  • Сообщений: 1 605
  • Репутация: +0/-3
(Нет темы)
« Ответ #4 : 28 Апрель, 2009, 17:01:44 pm »
Еще не верила Земля, что уж
В галактике далекой
Судьба ее давно предрешена.
Что человечество для них являлось рассовой калекой
И роль ему изчезнуть навсегда дана.
Ну что, пришельцы, скоро мне конец?
Ведь вас все больше год от года.
Везде уж правит злой чужак-подлец
И убивает говоря:"Свобода!"
Предатели попы жиреют от прихода,
А истины трубит священник-лжец.
У мразей на жестокость не проходит мода,
Бунтарь для них всегда мертвец.
Час пробил человек, тебе одна дорога,
Лишь дохнуть можно часто и помногу.
И каждый с детства осужден,
На каторге кошмарной умереть рабом.
Здесь поднял страх чудовищные веки
И гордость убивает в человеке.
А те кто верил, что поможет бог
Получат лишь венок да тесный гроб.
Обильность злодеяний нелюдских
Взывает к мести, бьет тревогу.
Молчать не будет только полный псих
Ему нет смысла обращаться к богу
Христосу, не поможет вам моленье
Ведь свято место пусто уж давно
Пришла пора безумного восстанья.
Но, mother fucker, умереть мне не дано
Нет, не напрасно вам воображенье
Рисует черный силуэт
Героев беспощадных отраженья.
Три страшных буквы выдаст интернет
Устал так жить? не медли друг ни дня!
Ведь кто испортит монстрам жизнь? и ты и я!

http://snoa.ru/2008/09/human-clay/#more-246
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от kichrot »
Я давно подозреваю, что дьявол четвертая ипостась Бога.

Оффлайн kichrot

  • Афтар жжот
  • ****
  • Сообщений: 1 605
  • Репутация: +0/-3
(Нет темы)
« Ответ #5 : 30 Апрель, 2009, 11:31:28 am »
Безмолвный воин (Enigma, "The Cross of Changes")

Давным-давно, за много лет
Белые люди пришли от имени Бога
Они отняли их земли, забрали жизни
Новый век только начался.

Они потеряли своих идолов,
Они утратили счастье
Они кричали о помощи в последний раз
Свобода оборачивалась в рабство,
Но белые люди произнесли:
Это - крест перемен.

Во имя Господа, Во имя Господа -
Борьба за золото
Это было переменами.
Скажите мне, правильно ли, от имени Бога
Такие пермены?

Они пытались сражаться за свободу
Без единого шанса, они сдались
Белые люди победили от имени Бога
С крестом, как оправданием.

Нет Бога, который так стремился
Изменить мир таким путем.
Но для тех, кто злоупотребляет Его именем
Не будет возможности на спасение
В День Суда.

Во имя Господа, Во имя Господа -
Борьба за золото
Это было переменами
Скажите мне, правильно ли, от имени Бога
Такие пермены?

Скажи мне почему, почему, почему,
Белые люди говорили:
"Это крест перемен?"
Скажи мне зачем, зачем, зачем,
Во имя Господа
Такие перемены?

***

Я пытался найти Его на кресте Христа
Но Его там не было;
Я был в индуистском храме
И в древних пагодах,
Но нигде я не смог отыскать Его следов

Я искал его в горах и в долинах,
Но ни на высотах, ни в глубинах
Не смог я найти Его.
Я ходил в Каабу в Мекке,
Но там Его тоже не было.

Я спрашивал ученых и философов,
Но Он был за пределами их понимания.

Затем я заглянул в свое сердце
И именно там Он был, когда я увидел Его;
Нигде больше нельзя Его найти.
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от kichrot »
Я давно подозреваю, что дьявол четвертая ипостась Бога.

Оффлайн Anonymous

  • Оратор форума
  • ********
  • Сообщений: 13 672
  • Репутация: +1/-4
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от Anonymous »

Оффлайн kichrot

  • Афтар жжот
  • ****
  • Сообщений: 1 605
  • Репутация: +0/-3
(Нет темы)
« Ответ #7 : 06 Август, 2009, 10:57:10 am »
Готье де Куэнси (1177 - 1236)
"Чудеса Богоматери"


Об умершем клирике, у коего в устах найден был цветок

Жил в Шартре клирик, я читал,-
Гордец, бездельник и бахвал,
Охочий до влечений света
И столь увязший в сих тенетах,
Что было не сдержать его.
Дела дошли уж до того,
Что о другом он и не мыслил.
И в Рождество, и в Пасху мысли
Ко злу стремил, как дикий зверь,
Перед стыдом закрывши дверь.
Стыд, что столь многих укрощал,
Его уже не посещал.
Стремил он все свои старанья
На утоление желанья.
Однако ж, кой-какая малость
Добра и в нем еще осталась:
Когда пред Девы изваяньем
Он проходил - куда б алканье
И плотский взор ни устремлял,
Колена все же преклонял.
С лицом, слезами увлажненным,
Он ей коленопреклоненно
Молился, в грудь бия прилежно.
Хоть и безумец был, но нежно
Любил святую Божью Мать,
Однако враг сумел поймать
Его в силки: подстроил, чтоб
Умерши, клирик лег во гроб,
Священника не повидав.
Честить его за грешный нрав
Нашлось охотников немало:
"Смерть вовремя его застала,-
Рек каждый,- этот человек
Провел в разврате весь свой век".
Клир, собравшись, пришел к решенью:
Умершего без отпущенья
На кладбище не хоронить,
Дабы земли не осквернить
Навеки кладбища святого,
Зарыв в ней грешника такого.
Вне города его, как вора,
В ров закопали очень скоро.
Но та, в ком жалости начало,
В ком нежность с дружбою восстала,
И кто своих не забывает,
Ему на помощь прибывает.
Святейшая благая Дама
В тридцатый день явилась прямо
Из клира в Шартре одному
И вопросила, почему
Ее был канцлер так обижен
И столь неправедно унижен.
"Клянусь душой, сего не знаю,-
Пречистый клирик отвечает,-
Его не ведал никогда".
А Дева говорит тогда:
"Тот канцлер - ваш несчастный брат,
Что тридцать дней тому назад
Вне кладбища был погребен.
Бал вами сильно ущемлен
И опозорен он недавно.
Ведь часто и весьма исправно
Молился мне, сложа персты.
Хоть и исполнен суеты
Он был, но блюл Господень Страх.
Меня умильно и в слезах
Он чтил всегда, и днем и ночью.
Ужель не видите воочью,
Сколь тем меня вы оскорбили,
Что в ров несчастного зарыли?
Велю вам откопать останки.
Скажите клиру: здесь останусь;
Ничем меня не ублажите,
Как только если поспешите
И завтра же в священном месте
Его зароете по чести".
Весь клир наш клирик созывает
Пораньше утром. Излагает
В слезах и трепете несмелом
Все то, что Дева повелела.
Тут всяк приходит в изумленье
И, осенив себя знаменьем,
Бегут туда, где тот зарыт.
Всяк откопать его спешит,
Дабы коснуться до него.
В устах же видят у него
Цветок, столь свежий, что как-будто
Вот-вот расцвел он этим утром.
Дивясь, его всяк созерцал.
Язык у клирика был ал,
Как в мае розовый бутон:
Вполне здоров и цел был он,
Как если бы был клирик жив.
Был общий приговор нелжив:
Казалось, что еще чуть-чуть -
И языком пошевельнуть
Он сможет, дабы молвить слово
Во славу Матери Христовой.
Слезами увлажнились лица.
И каждый молвил: "О, Девица,
Носившая Христа в себе,
Блажен, кто услужил тебе,
Молясь весь век, не преставая.
Мария, Дева Пресвятая,
С рожденья счастлив пребывает,
Кто по всяк день к тебе взывает".
Слез было пролито немало.
Когда же больше слез не стало,
Его на самом лучшем месте
Похоронили после мессы
В средине кладбища святого.
Могли вы слышать, право слово:
Кто Приснодеве услужает,
Не зря свой труд употребляет.
Колена преклонять полезно
Пред Девой, что ей столь любезно.
Недаром клирик стан склонял,
Когда колена преклонял,
Усердно Деве услужая.
На неуклонное взирая
Его пред нею преклоненье,
Склонилась Божья Мать к решенью
Не отклонить в последний час
Труд, коим он себя и спас.
 

О повешенном воре, которого Богоматерь поддерживала в течение двух дней

Я расскажу вам по порядку
О неком чуде очень кратко.
Спешу я все поведать сразу,
Чтоб перейти к другим рассказам.
На свете жил когда-то вор,
Который был весьма хитер.
Господню Матерь почитал
И никогда не забывал,
Идя на дело, помолиться,
Ее опекой заручиться,
А после,- раз себя отдал
Ей под защиту,- воровал,
Как будто кто послал его
На кражу. Знайте: ничего
Не брал у тех, о ком проведал,
Что человек тот наг и беден:
Во имя Матери Христа
Всем бедным помогал всегда,
Добром несчастных привечал
И тем их долю облегчал.
Так пристрастился с неких пор
Ходить на кражу сей наш вор,
Что на горячем и попался.
Немало дьявол потешался,
Узрев, что будет тот повешен:
Ибо все ведали, сколь грешен
Сей человек и виноват.
Его повесить всяк был рад:
Надели на него веревку
И вздернули злодея ловко.
А он - всем сердцем, что есть сил,
Господню Матерь восхвалил.
Она ж своих не забывает:
Ему на помощь прибывает,
Руками за ноги берется
И держит так, что остается
Два дня тот цел и невредим.
Да, неразумен, кто своим
Трудом не угодит ей спорым.
Спустя два дня взглянуть на вора
Пришли казнившие его.
Узрев, что жив и ничего
Не претерпел он, так решили:
"Вина мы слишком много пили,
Когда вели на казнь злодея,
И вот - захват петли на шее
Не так, как надо было, туг".
Мечи выхватывают вдруг,
Чтоб в шею вора поразить.
Не тут-то было. Не пронзить
Ее никак ударом лезвий:
Она, как сталь или железо.
Ничуть ее не повредили:
Той руки шею защитили,
Чей сын - творец всего творенья.
Вор возопил без промедленья:
"Подите прочь! Пора бы знать,
Что вам меня никак не взять:
Защитой мне - то зрите все вы -
Мария, Пресвятая Дева!
Ее рука меня поддержит,
Она меня за шею держит.
Благая Дама никогда
Не даст мне причинить вреда".
Как только это услыхали,
Петлю поспешно с вора сняли.
Такое чудо зревши въяве,
Спешили Господа восславить
И Приснодеву, Мать Христа.
И в тот же день монахом стал
Воришка в некоем аббатстве.
Служил Марии в этом братстве
Вседневно он и непреложно,
Ибо изведал то неложно:
Не зря свой труд употребит,
Кто Деве труд свой посвятит.
Чего же ждать? Не ожидайте
И к Деве руки воздевайте,
Да защитит вас и спасет.
Душою, верно, черен тот,
Кто ей, любя, не услужает.
Та Дева ведь не отвергате
Ни одного, кто служит ей:
Пусть будет жалок, пусть злодей,-
Его от горечи избавит
И без поддержки не оставит.
Разбойник будет пусть и тать -
Господня Мать его отдать
На поруганье не позволит.
Пускай грехи его зловонье
Распространяют, как навоз,
Она благоуханьем роз
Все обратит, лекарство дав.
Лекарственнее всяких трав
Те средства, что Господня Мать
Обыкла грешникам давать.
В ее руках спасен навечно
Всяк грешник - ибо человечно
Все в ней: и сердце, и обычай.
Сердиться Дева не привычна
Ни на воров, ни на прелестниц,
И греховодников, и грешниц.
Всем помогает беспримерно.
Ни в Монпелье и ни в Солерно
Врача искуснее не сыщешь
Средь христиан же не отыщешь
В грехах погрязшего настолько,
Чтобы не спасся он, как только
Сему врачу мочу покажет,
А врач к леченью путь укажет.
И будет хворь побеждена,
Сколь ни сильна была б она,
Едва Мария к ней коснется.
В том долг ее; и не придется
Ничуть для этого хитрить,
Ведь, чтобы грешников лечить,
Господь ее поставил сам.
Ты, что любезна небесам,
Благая Пресвятая Дева,
Блаженнейшая Королева,
Ты лечишь всех и выручаешь,
Всех неутешных утешаешь.
Тобой утешен грешный вор,-
Кто верен, тешится с тех пор.
Твое всесильное решенье -
Сильней любого утешенья,
Ведь неутешным не бывать,
Кого возьмешься утешать.
Всяк неутешности лишен,
Когда тобой утешен он.
 

О некоем клирике

Вы, кто всем сердцем возлюбили
Сей цвет шиповника и лилий,
Ту розу, чье благоуханье
Все превосходит ожиданья,-
Присядьте рядом: я для вас
О чуде поведу рассказ.
Тем рассказать об этом можно,
Кто любит Божью Мать неложно.
Но коль мирянин или клирик
Скучает - пусть покинет с миром
Наш круг, чем попусту сидеть
И от безделия шуметь,
Пускай уж лучше прочь идет.
Пред свиньями бросает тот
Свой жемчуг, кто с таким вот людом
Общается. А всяк, кто любит
Попрыжки разные, попевки,
Угодные бестыжим девкам,
Превыше блага для души,-
Пусть удалиться поспешит.
Как жаба прочь убраться рада
Весной от сада с виноградом,
Когда лоза цветы приносит,
Ибо совсем не переносит
Благоухания цветов,-
Так и среди людей таков
Надется не один бездельник,
С той жабой сходный в самом деле.
Благоуханье им мешает.
И, если кто-то возвещает
Господне слово, кое дух
Врачует и ласкает слух,-
Шуметь, как свиньи, начинают
И прочь подальше убегают.
Дела таких безумцев плохи,
И знания в них нет ни крохи;
Охотней, чем подобным людям,
Рассказывать я свиньям буду.
Скучна им книжица моя -
Ибо не больше, чем свинья,
Клянусь душой, в ней разумеют
И о спасеньи не радеют.
Им дела нет ни до чего.
Корм для свиньи милей всего,
Корыто ей дороже злата.
Безумцы сами виноваты:
Они так любят чепуху,
Что чушь у них и на слуху;
Предпочитают фанфаронству
И всяческому пустозвонству
Внимать скорее, чем устам,
Что славят Деву иль Христа
И проповедуют о них.
Написана не для таких
Людишек эта книга, знайте.
При них ее не доставайте;
Серебряных ее застежек
Для них не следует тревожить;
Но тем, кто телом и душой
Предался Деве Пресвятой,-
Любя ее, небес царицу,
Предпочитая небылицам
И пустозвонству всякий раз
Разумности и правды глас,-
Послужит книга день и ночь.
Тот дьявола прогонит прочь
И обойти его сумеет,
Кто нежность в сердце возымеет,
Чтоб возлюбить Господню Мать.
Вначале может побеждать
Другой в игре - но под конец
Фигур лишится молодец
Всех начисто - ферзя, коней,
Слонов, и пешек, и ладей,
И короля под мат подставит,
Коль Деву сердцем не восславит.
Кто не возлюбит Божбю Мать,
Тому победы не видать;
А кто сумеет возлюбить -
В игре возможет победить.
В игре кто к Деве не взывает,-
Пусть как угодно призывает
Святых на помощь,- всеконечно
Ему шах с матом обеспечен.
Господь в аду, где глубина
И дна и брега лишена,
Загонит в угол всех врагов:
"Шах! Шах еще! И мат готов!" -
Всем скажет, кто не возлюбил
Небес царицу, что есть сил,
И не почтил ее служеньем.
Теперь скажу без промедленья
О клирике, что возлюбил
Ее и ей угоден был.
Он ею был игре обучен,
Жену оставить был подучен;
Игра была столь хороша,
Что в рай пошла его душа.
А тот, кто Деву предает,-
Игры не выиграет тот.
Итак, я в книге прочитал,
Что клирик в Пизе обитал,
Каноник церкви Кассиана,-
Благой пример всем христианам.
Имел он, надобно сказать,
Из богачей отца и мать.
Был юн годами, нравом зрел.
Во цвете юности успел
Святого Духа он гореньем
Воспламениться и служенью
Предаться Матери Христовой,
И повсегда пребыть готовым
Служить ей. Хоть и он порой
Подхвачен был морской волной,-
Зову я здесь не без причины
Безумный свет морской пучиной,-
Но в чистоте душевной жил
И целомудренно служил
Марии Деве повсегда,
Не упуская никогда,
Где б ни был - дома иль в пути -
Ей часослов произнести
Дословно и без сокращений,
Словно диакон иль священник,
Хоть иподьяконом лишь был.
В те дни еще не принят был
Обычай часослов читать
И прославлять Господню Мать
Тем чтением, как видим ныне.
Он же настолько в благостыне
Пребыл, что к трапезе садился,
Лишь если Деве помолился.
Хоть Деве он душой и телом
Был предан, все же смерть сумела
Лишить семьи его навек.
Отца его пресекся век,
Затем и матери не стало;
Наследников же не осталось
Родня к нему явилась скоро
И принялась за уговоры:
Пусть, мол, наследство восприемлет.
Иначе, мол, позор объемлет
Их всех, когда в чужой доход
Его наследство перейдет
И пропадет богатство зря.
Отнюдь желаньем не горя,
Им клирик отповедь дает:
Не дорог, мол, его алод
Ему настолько, чтоб оставить
Свой сан и тем себя ославить.
Друзьям его не убедить.
Никто не смог бы победить
Упорство клирика тогда;
Но дьявол - враг наш, что всегда
Всех тех, кто честен, донимает
И жить им в чистоте мешает,-
Поспешно им помочь примчался.
Из убеждавших всяк старался
Сломить упрямца: столько раз
Одно твердили по всяк час,
Что тот решился уступить
И сан святой с себя сложить.
Однако, заявил под клятвой,
Что быть должна весьма богатой,
Нарядной и изящной та,
Чьи вежество и красота
Заставили б его жениться
На редкостной такой девице.
Итак, беднягу окрутили,
Запутали и совратили
Друзья и родичи - ведь им
Милей считать его своим,
Нежели Божиим слугою.
Себя тот умаляет вдвое
Из клириков и в ад стремится,
Кто стать мирянином решится.
Коль клирик уступил словам
Родни - познает Бижий срам.
Ему родни такая дружба
Плохую сослужила службу:
Друзей советы совратили
Его, от рая отвратили;
Се, клирика мир ослепил.
О Боже! Хоть бы кто топил
В реке монахов-маловеров
И клириков, что свыше меры
Друзей возлюбят иродных.
Родня ведь в грош не ставит их!
Их нрав, клянусь вам, мне знаком:
Коль выгоды не видят в том,
Едва ль любить начнут миряне
Живущего в духовном сане.
Не ценят клирика ни капли,
Коль им в карман с того не каплет.
Не видя проку в нем, миряне
О клирике не вспомнят сами,
Пусть будет хоть сто раз им брат.
Мирянин клирику не рад,
Его глупцом всегда считает
И меньше сора почитает.
Подчас миряне суетятся
И возле клириков вертятся:
Но, если не забьет источник,
Их оставляют - это точно:
Коль клириков не могут стричь,
То клирикам и не достичь
Любви мирян ни в коей мере:
Стричь клириков - мирян манера.
Будь клирик бедным, но разумным -
Всегда сочтут его безумным,
Пусть даже мудростию тот
Святого Павла превзойдет.
И пуще всех его презрит,
Кто ближе всех к нему стоит.
Бегите, клирики, мирян -
Совет такой вам будет дан.
Миряне многих с толку сбили;
Так, и сего они сгубили,
От Приснодевы оторвав
И для соблазна подобрав
Ему пригожую девицу,
На коей должен был жениться.
Во исполнение решенья,
Помолвлен был без промедленья
С девицей клирик всем на радость.
Дивили всех краса и младость
Девицы и ее наряд.
Господень враг, который рад
Состряпать злое угощенье,
Нашел ей в сердце помещенье
И в печени юнца... поспешно
И Деву потеснил, конечно.
Была девица столь прекрасна,
Влеком был сердцем к ней несчастный
И Приснодеве изменил.
Господню Матерь позабыл
Он ради женщины безумно.
Друзья справляли свадьбу шумно,
Когда с девицей сочетался.
Звон музыки не прекращался
Весь день, лаская слух веселой
Игрой на арфах и виолах.
Когда настал час пировать,
Без промедленья накрывать
Столы взялись те, кто обучен
И к делу этому приучен...
Но рассудил Господь иначе.
И вот припомнил новобрачный,
Что часослов забыл прочесть,
Молитву Господу вознесть
И Деве, дабы ниспослали
Ему женитьбу без печали.
Хотел он раньше произнесть
Молитву, чем за явства сесть.
Покинув празднество до срока,
В часовню, что неподалеку
Стояла, путь свой направляет,
Придя ж, колена преклоняет
Пред Приснодевой всеблагой
И молит, чтоб ему с женой
Счастливый ниспослала брак.
Сложивши руки, молит так
Благочестиво, как черница.
Готов смиренно был молиться,
Читать прилежно часослов
До полных девяти часов,
Но сталось дивное, и он
Внезапно погрузился в сон.
Девятый час не завершив,
Уснул он, голову склонив.
Лишь только pulchra et decora
Прочесть собрался absque mora,
Уснул пред изваяньем той,
Кто несравненной добротой
Все превосходит описанья,
На чью правдивость упованья,
Для преданных ей столь неложны,
Что сомневаться невозможно.
Итак, во сне ему нежданно
Небесная явилась Дама,
Такой блистая красотой,
Что, верно, не родился тот,
Чья речь ее бы описала.
Разгневанная, так сказала
Отступнику Господня Мать:
"О ты! Когда-то почитать
Меня всем сердцем ты умел.
Как ты забыть о том посмел?
Скажи, скажи же: кто есть та,
Меня чья застит красота?
Меня ты называл прекрасной
В своих молитвых ежечасных;
Зачем теперь столь принижаешь,
Другую мне предпочитаешь?
Наверняка тебе известно,
Что чисто жить долны и честно
Все клирики святого сана,
Мне услужая непрестанно?
Ну почему же ты, несчастный,
Обманутый врагом пристрастным,
Меня, царицу, кою славил,
Для бренной женщины оставил?
Плохой обмен ты совершил,
Когда для женщины решил
Меня покинуть; ведь, любя,
Я уж успела для тебя
На небе ложе приготовить,
Чтоб мог ты душу успокоить!
Коль быстро не сменишь решенье,
То за такое прегрешенье
На небе ложе потеряешь
И муки адские узнаешь".
На этом клирик пробудился.
Немало, пробудясь, дивился
Тому, что видел он во сне.
Уразумел, что вызвал гнев
Добрейшей Матери Христовой.
Так был расстроен, право слово,
Что с жизнью был готов расстаться.
Не знал он, как и оправдаться
Теперь в уже совершенном браке.
Глядит и видит клирик в страхе,
Что душу с телом он погубит,
Коль снова Деву не возлюбит
И не расстанется с женой.
Тогда с поспешностью большой
Идет на свадьбу из часовни.
Свое решенье и готовность
Тая, со всеми веселится,-
Но впредь не будет он стремиться
На празднества и ассамблеи.
В игре притворства не жалея,
Свои намеренья он скрыл.
Как урагана, что есть сил,
Теперь бежать он женщин станет,
Не то конец ему настанет:
В аду душе его гореть,
Коль Деве он изменит впредь.
Бежать он станет впредь от света,
Чтоб Деве чистоты и света
Служить с любовию неложно.
Пир долго длился; невозможно
Все явства с винами назвать.
Насытясь, стали танцевать
И хороводы, и балеты.
И мелкой не дал бы монеты
За эти развлеченья он,
Ибо росой был орошен
Святого Духа благодатной.
Уж стал за ужином вздыхать он.
Хотел бы он, когда бы мог,
Бежать из дома со всех ног.
Что б ни узрел он, не приемлет.
Вот кончен ужин. Сон объемлет
Гостей, спешащих удалиться.
Сготовлено ему с девицей
В палате ложе, где травой
Пол застелили луговой.
Его ждет дева - краше нет,
Белее, чем жасмина цвет.
Родня в веселии немалом
На ложе их препровождала;
Когда же двери затворились,
Все гости разом удалились.
Господь ему да помогает!
Теперь желание сжигает
Его возлечь с женой своей.
Будь он железа холодней,
И то дотла сгореть бы мог
Скорей, чем убежать бы смог,-
Ведь оставались гости в зале
И до полуночи плясали.
Возлег с девицей клирик рядом.
Ее краса казалась взгляду
Природы редкостным твореньем.
Взирал он часто с вожделеньем
На ту, которую желал.
Ее глазами пожирал,
Но большего отнюдь не смел:
Задеть Марию не хотел.
Душа желанью непричастна,
Но плоть горит, и сей несчастный,
Весь сотрясаем вожделеньем,
Мечтает о прикосновеньи,
О том, чтобы с невестой слиться,
А плотский жар все пуще злится,
И так желание влечет
К девице клирика, что тот
Про Богоматерь позабыл.
Столь покорен влеченьем был,
Что о душе забыл раденьи,
Радея только вожделенью.
На части страстью он изрезан:
То он - свинец, то он - железо.
Стремится сердце в обе части;
Плоть, коей мучится несчастный,
Расплавилась, свинцу подобно,
И стала лишь на то способна,
Чтоб утолить скорей желанье,
Не думая о наказаньи.
Но дух ему сответ дает:
Не сдержится - во ад пойдет.
Душа взывает: "Погибаем!
Пожар! Пожар! В огне сгораем!
Беги огня, беги, несчастный!
Погибнешь, коль поддашься страсти
И от нее не убежишь:
Весь заживо в огне сгоришь.
Беги, обманутый, засады!
Ведь падшему не знать пощады:
Погубишь душу суетой
И дружбу Девы Пресвятой".
Плоть отвечает: "Ерунда!
Ведь столь желанна красота
Сей девы, коей насладиться
Тебе сейчас весьма годится;
Соединиться с ней пристало,-
Тебя же трусость обуяла,
И ты с собой не совладаешь:
Девицу ты не обнимаешь,
Лежишь с ней рядом, как бревно,
Недвижный, вялый - все равно
Как брат, кем дан обет суровый.
Не нужен дамам, право слово,
Тебе подобный постник вялый.
В глазах их стоит очень мало
Ленивец, ни на что не годный,
Женоподобный и холодный.
Да уж разжег тебя Господь:
Ты юн - но как у старца плоть.
Стыдись, трусливое созданье!
Да даже если в наказанье
Ты б четверть века проблуждал,
Иль ад тебя за это ждал,
Не должен был бы ты тянуть,
Но руки к деве протянуть
И утолить свое горенье".
Так плоть, презренное творенье,
Вела против души сраженье.
Уж душу ждало пораженье,
Была б разгромлена совсем,
Коль не воспользовалась тем,
Что говорил мудрейший Павел.
Тот воздержанием преславен,
Чья плоть ни капли не горит,
Когда он с дамой возлежит.
Одета иль обнажена -
Мужчину совратит жена.
Уродлива или красива,
Или стара - все ж будет диво,
Коль никого не соблазнит:
Диавол силой всех теснит.
Нечасто виданное дело -
Чтоб пакля да не загорелась
Возле огня. Огонь есть дама,
А пакля - этот муж упрямый:
Такой огонь его всегда
Зажжет без всякого труда,
А ежели сгореть не хочет,
Пусть убегает что есть мочи -
Ведь враг раздует так огонь,
Что будет всякий в миг спален.
А потому нам Павел рек:
Бежит пусть женщин весь свой век
И держится от них подальше,
Кто служит Господу без фальши.
А клирик, возле девы лежа,
Красивой столь и белокожей,
Отнюдь при том не ликовал:
Ужасный огнь его терзал,
Как бы в чистилище сжигая.
Немало клириков я знаю -
Клянусь - кто, если с ней легли бы,
Совсем не так себя вели бы.
Сдержался он: силен немало,
Однако сил бы недостало,
Коль без поддержки был бы он.
Той Дамой был он укреплен,
Которой с юности служил.
От Девы той он получил
Надежду, мужество и силы.
Ведь Дева тем, кто ей служили,
Такие силы придает,
Что по всяк час их достает.
Сей муж как только увидал,
Что погрузился в сон весь зал
И шум веселия затих,
Покинул ложе для двоих,
Оттуда выскользнув бесшумно.
Сошел с дороги, где безумно
Чуть не был в сети уловлен.
Жену оставил в спальне он,
Оставил и свое именье
Для Девы, коей, без сомненья,
Служить теперь он рьяно станет,
Доколь любви его достанет.
Был так он к Господу влеком,
Все бросил тут же, целиком.
спешит он Господа найти.
Вокруг все ведая пути,
Из дома ловко ускользает.
Чрез дверь, через окно - не знаю,
Каким путем, но вышел вон.
В пути не заблудился он:
Прямым путем шагает тот,
Кого Господня Мать ведет.
В отшельники он обратился.
С женою и с добром простился,
Их бросив ради Приснодевы.
Не сыщете своей душе вы
Подруги лучше, чем она;
Она - и лучшая жена.
Он ведал то - и ради службы,
Ради ее сердечной дружбы
Решил предаться ей сердечно.
Она же к радости предвечной
Его по смерти увела,
И к ней душа его пошла.
Конец был славный дан ему.
Ведь сомневаться ни к чему
Мирянам, клирикам, девицам,
Всем тем, кто с Девой смог сдружиться.
Кто возлюбил ее сердечно,
Конец покойный всеконечно
Тем хартией дарован Божьей.
А потому и я ей тоже
Служить готов,- Они награду
Всегда воздать за службу рада.
Поведал я начистоту
Про чудо, кое доброту
Марии кажет вам неложно.
Глупее быть едва ль возможно,
Чем тот,- хоть клирик, хоть мирянин,-
Кто Деве сей служить не станет
И добровольно и любовно.
Благоуханней, чем шиповник,
Для Девы клирик иль священник,
Кто чист душою неизменно,
Но те зловоннейшими станут,
Кто для тщеты ее обманут.
Они лжецы в ее глазах:
Не числит их в своих рядах.
 

О монахе, утонувшем в реке

Та, в ком обрел земную плоть
Могучий истины Господь,
Пусть от напасти охраняет
Вас, кто молчаанье сохраняет,
О чуде слущая рассказ,
Что книга донесла до нас.
Монашек в церкви обретался,
Который рьяно предавался
Служенью Матери Христа,
Чье имя в сердце, на устах
М в памяти его сияло.
И день и ночь не уставал он
пред ней колена преклонять.
В монастыре не отыскать
Благочестивее монаха!
Но дьявол зависти и страха
Полон к тем, кто молится не зря,
Был опечален, это зря.
Стал нападать он, искушать,
стал мысли грешные внушать,
Глубоко въелся в сердце грешно,
Победу празднуя поспешно.
Возжег его любовью к даме,
И разгорелось это пламя
Так, что - святым клянусь вам Павлом -
Враз благочестие ослабло.
Туда, где утолить желанья
Он мог и утишить терзанья,
Путь через реку пролегал.
Когда ж назад он направлял
Стопы, от дамы возвращаясь,
Молитву, к Деве обращаясь,
Читать искусно зачинал.
Так часто даму даму навещал
Он за рекой, по неразумью.
В монастыре ж о том безумье
Не ведали, но был для них
Он свят, и во главе своих
И церкви, и всего богатства
Поставило монашка братство.
Хоть был он полн мирской тщеты,
Но Божью мать, сложа персты,
Он восхвалял весьма прилежно
И голоском умильным, нежным
Совета, помощи и сил
Просил, когда на блуд ходил.
И часто так ходил туда,
Что приключилася беда.
Повадился кувшин по воду -
Быть ему битым. В непогоду
Однажды ночью сей несчастный,
Снедаем дьявольскою страстью,
Из церкви вышел, помолясь
И перед Девой преклонясь,
Ей посвящая дух и тело,
Отправился в дорогу смело
И через реку что есть сил
Он переправиться спешил.
А утолив свое хотенье,
пошел назад без промедленья,
Стараясь вовремя поспеть,
Дабы заутреню пропеть.
И вот уже монах безумный
Подходит снова к речке шумной,
И нет чтобы повременить,-
Он в лодку, и скорее плыть.
Молитвы к Деве он возносит,
Совета он у Девы просит,
Боясь, не сталось бы чего.
Что ужас охватил его,
Так, право, нечему дивиться:
Вода вокруг бурлит, ярится.
Хоть он и с блуда возвращался,
Но к Деве в сердце обращался
И о прощении просил.
Уже молитву огласил
Во имя Матери Господней,-
Как тут Владетель Преисподней,
Сгубивший много душ в огне,
В потоке, в самой глубине
И лодку топит, и монаха.
Душа рассталась с телом в страхе,
На радость нашему врагу.
Страдала тяжко - в том могу
Поклясться - та душа, стенала
И к Божьей Матери взывала.
Два ангела к душе явились;
Но черти, что в нее вцепились,
Суровый дали им отпор.
Вот ангелы вступили в спор:
"Он наш: пролитою из ран
Своею кровью христиан
Небесный выкупил Господь;
На смерть свою отдавши плоть,
Из ваших вызволил тенет Он,
Их из темницы вывел к свету".-
"Сеньоры ангелы, вы правы,-
Сказали дьяволы,- и правый
Всех спас Господь своих друзей.
Но этот - враг ему, ей-ей:
Растратил силы он, сколь мог,
На любострастье и порок.
Его вам ведом явный грех,-
Пример, что совращает всех
Монахов, братьев и сестер,
Кто к страсти обращает взор.
В том Господу презренья нету,
Что призовем сейчас к ответу
Монаха, в скверне захватив.
Змей ада на него спустив,
Дадим его им на потраву.
Протащим грешника на славу!
Пусть будет по грязи влеком
Железным он кривым крюком.
Ибо в грязи и нечистотах
И в сладострастия болотах
Был нами пойман на горячем.
Стократно больший нам назначен
Куш от начальства за такого,
Чем за за бездельника простого.
Уж так мы рады, очернить
Сумев монаха, заманить
И захватить среди порока!
С вилланов, право, мало прока:
Завлечь туда, где ждет беда,
Их можно вовсе без труда.
В таком улове мало счастья:
Вилланов сотни разной масти
И тысячи уносим в ад;
Но всяк из нас безмерно рад,
Поймав лицо святого сана -
Попа, монаха, капелана
Или другого лицемера.
Их мучим мы без всякой меры.
От них бывает столько воя,
Молитв они число такое
Возносят к Деве днем и ночью,
Что ясно видим мы воочью:
Не взять их никакой напасти,
Кроме как даме Любострастью.
Сей долго за нос нас водил!
Следили мы что было сил,
Но в руки нам он не давался:
Обман монаху удавался.
Перед каким-то изваяньем,
Дитя держащим, с прилежаньем
Колена часто преклонял
И нашей власти избегал.
Весь ад на бой мы поднимали -
Никак его не унимали!
Но, наконец, теперь он наш.
Закончился его кураж,
Настал делам его предел.
Вели мы список этих дел
И лицемера изловили!"-
"Его обманом утащили,-
Сказали ангелы,- вы днесь!
Поскольку вы неправы здесь,
Сию вам не уступим душу;
Но прежде надобно послушать
Сужденье Матери Господней".
Тут молвят черти Преисподней:
"К чертям пусть этот суд летит!
Нас больше удовлетворит
Неложное того сужденье,
Кто есть Господь всего творенья,
Чем Девы, Матери Его.
Правдивей нету никого,
И Бог столь право нас рассудит,
Что ущемлен никто не будет.
А Дева судит столь умело,
Что мы проигрываем дело
Всяк раз, как тщимся победить:
Не может нам не досадить!
Она нас вечно ущемляет
И прав нам вечно убавляет!
На суд ее для нас попасть
Есть наихудшая напасть;
Когда дела она решала -
Всегда победы нас лишала:
На свой манер всегда кроит!
Всегда хитрейший суд творит,
Вкруг пальца вечно нас обводит
И души грешников уводит.
И как бы мы ни уловляли
Те души, как бы не цепляли
Крюками тяжких прегрешений -
Господней Матери решенье
У нас добычу отберет.
Господь отдаст ей наперед
Любого, лишь она попросит.
Одно "спаси Вас Бог" приносит
Ее заступничество многим.
Пусть грешник упадет лишь в ноги
Пред изваянием ее -
Тем рвение вселит в нее
Оковы адские разбить,
Стальные двери сокрушить;
Душе у нас не быть и дня!
Мать Господа - Его родня -
Повелевает небесами
И поднебесной, что Он сам.
Господь всегда ее уважит
И никогда ей не откажет.
Она ведет любые речи,-
И пусть Он даже не перечит.
Сороку назовет Он павой,
Коль это Матери по нраву,
И скажет: "Мать моя права".
У ней и три - не три, а два;
Господь же ей не возражает.
В игре она нас побеждает,
Из двоек делая четверки,
Из троек делая пятерки.
Ее и кости, и бросок.
Не в меру жребий наш жесток
С тех пор, как Бог спустился к ней
И сделал матерью своей;
Не смеем мы противустать
Тому, что хочет Божья Мать.
Мы хитростями этой Дамы
По горло сыты; никогда мы
Не будем правы - хоть на деле
Избыток прав на то б имели;
Права не значат ничего.
На суд развратника сего
Ей ни за что не отдадим,
Да не лелеем будет им
Расчет на Девы снисхожденье,
Кто есть Судья, известно нам:
Всяк будет по его делам
Судим, когда Господь придет
Судить людей, где их найдет,-
В добре того, во зле сего.
Нет вашего тут ничего!
Прекрасно знаем приговор
Об этом грешнике: с тех пор,
Как во грехе погиб в реке,
Не в Божьей - в нашей он руке!
Вам не было нужды ни шагу
ступать, чтоб этого беднягу
Спасти от нас. Идите прочь:
Ему ничем вам не помочь!"
Покуда черти речь держали,
Им ангелы не возражали,
Не зная, что изобрести,
Чтоб душу грешника спасти
От поругания и срама;
Как вот - на суд явилась Дама.
Звалась Мариею девица.
Сеньоры, незачем дивиться:
Коль говорю, что Божья Мать
Явилась душу в суд спасать,
Меня на слове не ловите:
В Писаньи можете увидеть,
Что невозможно чин по чину
Небесных дел назвать причину
И показать тех дел природу,
Не уподобив земнородным.
Все бестелесные явленья
В телесных ищут проявленья,
В них сокрываяся неложно.
А посему, нам невозможно
Их без сравненья охватить.
Итак, пришла, чтобы судить
О грешнике Святая Дева.
Исполнившись благого гнева,
Врагам людского рода прямо
Сказала преблагая Дама:
"Вы волки, бешенные звери!
Не знаю, можно ли поверить,
Что вы посмели столь безумны,
Столь наглы быть и неразумны,
Чтоб руки протянуть во злобе
К тому, кто пред моим подобьем,
Сомнения откинув прочь,
Служил мне сердцем день и ночь?
Несытых оборотней свора!
Видать, насытитесь не скоро,
Людей стараясь потопить,
Пожрать и души погубить!
От Господа вы отступились,
Монаха силой потопили,
Но не поможет вам обман
Для уловленья христиан;
Чертей сберите сотен пять
Его крюками уловлять -
Чертям победы не добиться,
Ибо приду, чтоб заступиться".-
"О Дама,- черти возгласили,-
Не раз Вы прибегали к силе,
Но, право, часто говорят,
Что права силой не творят6
Вы нам насилие чините.
Господний суд Вы тем черните
И, ни во что его не ставя,
стремитесь приговор подправить".-
"Пускай вас это не смущает!
К Нему идите, да решает,
Коль в чем-то вы ущемлены".-
"О Дама, ведь не рождены
На свет ни демоны, ни люди,
Кто в споре с Вами правы будут.
Господь пренебрежет правами,
Коль судимся о них мы с Вами.
Чей суд - того и приговор:
Ваш произвол на дело скор".-
"Коль верить вам,- сказала Дама,-
То не могла попасть бы прямо
В рай ни единая душа".
В ответ ей черти: "Бог решал
Неложно, и изрек решенье:
Нам тех отдать без промедленья,
Чью во грехе захватим душу.
Его решенья не нарушим,
Коль нашим будет сей монах".-
"Вы лжете,- Дама им в сердцах,-
Разбойники, враги Христовы!
В пучине прегрешенья злого
Монах погиб, но был раскаян;
В Писании же мы читаем,
Что всяк, раскаявшись, спасется
И вновь безгрешным обретется.
Итак, вы душу потеряли.
К тому же вы, злодеи, знали,
Что, прежде чем в реке тонуть
И прежде чем пуститься в путь,
Монашек истово молился
И за подмогой обратился
Ко Мне и Сыну моему.
Ведь в мигопасности ему
Пришло на ум читать молитву.
Словесную я вашу битву
И вашу тяжбу в грош не славлю:
Глядите, как его поставлю
Превыше вас,- сказала Дама,-
Кто б ни был то - муж или дама,
Не сможете им навредить,
Коль станут мне они служить.
Подите прочь! Вас злоба гложет,
Но иск ничуть вам не поможет:
Раз ваш обман изобличен -
Подите прочь! Подите вон!"
Поникли черти и смутились,
Смешались, в бегство обратились,-
Сам ветер бы, и тот не смог
Сравняться с борзостью их ног.
Засим и Дева удалилась,
Но прежде, чтоб душа вселилась
Обратно в тело, приказала,
И чтобы впредь греха не знала.
Дала наказ ей Божья Мать
Впредь любострастья избегать.
Сей грех Она столь ненавидит,
Что только лишь кого завидит,
Кто в любострастье пребывает -
Так тотчас нос свой затыкает.
Покуда продолжались споры,
Пришли к заутрене сеньоры,-
И каково же изумленье!-
Ни звука в церкви, ни движенья.
И все тому дивились, зря,
Что в церкви нет пономаря.
Нашли открытыми врата;
Искали здесь, искали там,
Во всем аббатстве не нашли
И за врата искать пошли.
К реке теперь их путь лежал.
На берегу он мертв лежал.
И стало им монаха жаль:
Кого б не тронула печаль
От бедной участи его.
Но вдруг - вернулся дух в него
почти вред самым погребеньем.
Сочли за чудо исцеленье:
Монах поднялся, а потом
Себя он осенил крестом.
Когда б он не перекрестился,
То люд бы в бегство обратился.
Но крест сочли за добрый знак.
К тому же, мог услышать всяк,
Как он поведал о спасенье
И Божьей Матери решенье.
Вздыхая, так воскликнул он:
"О Матерь Божия! Спасен
Всяк, кто Твою заслужит дружбу
И кто Тебе сослужит службу:
Ты можешь в ад назад отправить
Врагов, кто нас хотел ославить.
Источник сладости и блага!
Для тех, к кому подходишь благо,
Не страшен огнь, не страшен ад,
И дьяволы их не сразят".
Все то, о чем повествованье
Велось, он на одном дыханьи
В слезах поспешно рассказал.
Народ немало ликовал,
Узнав о достославном деле.
Te Deum laudamus спели
Прегромко, звонко, благолепно.
Во имя всех святых молебен
Засим сеньоры заказали
И в Господе возликовали
Во имя Матери Христа.
Теперь же братья неспроста
Ее сильнее возлбили
и избегать готовы были
Распутства, чей противен вид
И что всегда тела грязнит
И души низвергает в ад,
Где души те в огне горят.
Нам чудо это возвещает:
Пускай монахов не прельщает
Разврата грех и любострастья.
Кто в нем погряз - себе несчастье
Находит, а душе погибель.
Священник, в любострастье гиблом,
Как скот, валяющийся в хлеве,
Противен Господу и Деве.
Разврат - столь гибельное дело,
Что душу загрязнит и тело.
Читал я в книге, будто в Сансе
Жил некий муж в духовном сане,
Что день и ночь,- безумец, право,-
Развратничал. И так бывало,
Что поутру он подымался,
Поспешно в ризы облачался,
Дабы служить богослуженье
Вином и хлеба преломленьем.
Когда ж служенье начиналось,
То с ним нередко приключалось,
Что видел, на свое несчастье,
Он в самой чаше для причастья
Тогда огромнейшего гада.
Та жаба, брызжущая ядом,
Была черна, как ночи мгла,
столь ярости полна и зла,
Что горло ядом клокотало.
Она же лапы простирала
К священнику, схватить стремясь
И столь чудовищно ярясь,
Что тот чуть чувства не лишался.
К архиепископу подался
Священник, обо всем поведал
И в деле попросил совета,
В грехе сознавшись любострастья.
Изгнали исповедь с причастьем
Из чаши демона навек.
Бездельный светский человек
Распутству может предаваться
И ни о чем не волноваться,
Но запрещен для тех разврат,
Кто перед Богом предстоят:
Пусть, что хотят, творят миряне,
Но клирики в священном сане
Чисты должны быть и беречься,
Во имя Господа стеречься,
Чтоб рук своих не загрязнить
И тем Его не осквернить.
Касаться до Господня тела
Лишь та десница может смело,
Что от губительного зла
Себя вполне уберегла.
Немногие того достойны.
Наш век живет столь непристойно,
Что чистоты совсем дичится.
А любострастие плодится
И разрастается широко.
Те дамы, кои пудрят щеки
М носят модные наряды,
Невинность обратят развратом.
Румяна применяя споро
С белилами, притянет взоры
Та, что уродливее всех,
Как в пост противен смертный грех.
Страшнее гарпии пусть будет,
Черна, стара - поверят люди,
Что это - фея, коль дивица,
Напудрившись, принарядится.
Накрасившись, что было сил,
Смердит, как смрадный крокодил.
Короче, знать должны бы мы,
Что перед Богом и людьми
Смердит сей лицемерный грех
Cocodrilli de stecore.
Одни шафраном надушились,
Как будто так и народились.
А те, украсившись цветами,
поспорят с летними лучами.
В одно все слово соберу:
"Но!" - издали, а ближе - "Тпру!"
В том состязаются друг с другом:
Тут что кухарка, что прислуга,
Сколь бедно ни была б одета,
Без рукавов и без берета,
И та бы краситься хотела,
Чтоб на нее толпа глазела!
В их красках предовольно смраду!
Зовут развратников к разврату
Их пудра, белая, как мел,
И украшения их тел.
И будет переполнен смрадом
Тот клирик, что возляжет рядом:
Коль уж сошлись в укромном,
Сердца и плоть сольются вместе.
В сих дамах с лишком суеты,
Веселья и мирской тщеты;
Влечет их прямиком влеченье
В пучину, в адово мученье.
Накрашенные дамы в ад
Мужчин свергают всех подряд;
Немало душ они сгубили!
Их как волчиц должны б мы были
Бежать, как бешенных собак,-
Ведь не спастись потом никак.
Кому, скажите, будет лучш
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от kichrot »
Я давно подозреваю, что дьявол четвертая ипостась Бога.

Оффлайн kichrot

  • Афтар жжот
  • ****
  • Сообщений: 1 605
  • Репутация: +0/-3
(Нет темы)
« Ответ #8 : 06 Август, 2009, 11:50:38 am »
Жерар де Нерваль
(1808-1855)

ХРИСТОС НА МАСЛИЧНОЙ ГОРЕ.

                         Бог умер! Высь пуста...
                         Рыдайте, дети! Вы осиротели2.
                                                           Жан-Поль

                  I

Когда затосковал господь и, как поэт,
К деревьям вековым воздел худые руки,
Казалось - заодно и недруги, и други,
И ни одна душа не дрогнула в ответ,

А те немногие, кому хранить завет,
Кто предвкушал уже грядущие заслуги,
Во сне предательском лежали, как в недуге3.
И обернулся он и крикнул: "Бога нет!"

Все спали. "Истина, которой вы не ждали?
Коснулся неба я, достиг заветной дали
И навзничь падаю, сраженный наповал.

О бездна, бездна там! Обещанное - ложно!
Отвержен жертвенник и жертва безнадежна...
Нет бога! Нет его." Но сон торжествовал.

                   II

Стенал он: "Все мертво! Измерил я впервые
Те млечные пути неведомо куда;
Как жизнь, я проникал в пучины мировые,
Где стыл за мной песок и пенилась вода.

Везде лишь соль пустынь да волны клонят выи
И в гибельную мглу уходят без следа,
Несет дыханье тьмы светила кочевые,
Но дух не обитал нигде и никогда.

Я ждал, что божий взор навстречу прояснится,
Но встретила меня лишь мертвая глазница
Где набухала ночь, бездонна и темна, -

Воронка хаоса, зловещие ворота,
За смутной радугой спираль водоворота,
В который втянуты Миры и Времена!

                   III

Неумолимый Рок, бесстрастный сборщик дани,
Страж неизбежности в пылу слепой игры!
От поступи твоей бледнеет мирозданье
И втаптываешь в лед ты звездные костры.

Что безотчетнее тебя и первозданней!
Что слитки солнц тебе! Пустячней мишуры...
Но занесешь ли ты бессмертное дыханье
Из обреченного в рожденные миры?..

Отец мой, жив ли ты в отчаявшемся сыне?
Восторжествуешь ли над смертью, чтобы жить?
И ангел тьмы тебя не сможет сокрушить?

Готов ты выстоять и выстоишь ли ныне?
Мой жребий падает, и тяжек его гнет -
Ведь если я умру, то все тогда умрет!"

                  IV

Все обреченнее, все глуше и слабее
Звучала исповедь отверженной души.
И смолк он и к тому взмолился, кто в тиши
Единственный не спал под небом Иудеи.

"Иуда! - крикнул он, собою не владея.-
Ты знаешь цену мне и знают торгаши,
Так не раздумывай и дело пореши,
Ведь наделен же ты решимостью зладея!"

Но брел Иуда прочь, пока хватило сил,
В душе досадуя, что мало запросил,
То с угрызеньями борясь, то с опасеньем.

И лишь один Пилат к молениям в саду
Проникся жалостью и, бросив на ходу:
"Связать безумного!" - вернулся к донесеньям.

                  V

Безумный, он познал безумья высоту...
Кровь Фаэтона4 в нем от молнии вскипела
И снова Аттису вернула жизнь Кибела5,
И взмыл живой Икар, воскресший на лету!

Авгур6 над жертвенником тужился в поту -
И, кровь бесценную цедя, земля пьянела...
Ось мира сдвинулась, Олимп оцепенело
Помедлил и н миг качнулся в пустоту.

И Кесарь вопрошал Юпитера-Аммона7
"Кто этот новый бог,- взывал он потрясенно,-
И бог ли он, ответь, не демон ли грядет?"

Уста оракула не унимали страха -
И тайну прояснить сумел бы только тот,
Кому обязаны душою дети праха.

1854
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от kichrot »
Я давно подозреваю, что дьявол четвертая ипостась Бога.

Оффлайн kichrot

  • Афтар жжот
  • ****
  • Сообщений: 1 605
  • Репутация: +0/-3
(Нет темы)
« Ответ #9 : 06 Август, 2009, 12:04:20 pm »
Г.Гейне

Рыцарь Олаф
(отрывок)

Свадебный пир подходит к концу.
Жених подносит бокал к лицу —
Остатки его вина
Не скрывают дна.
Палач ждет в дверях.
Невеста прильнула к его плечу.
Невеста глядит в глаза палачу,
Но зная, что это значит,
Она не плачет.
Палач ждет в дверях.
За руку невесту жених берет
И вводит последний раз в хоровод
Под звуки веселых песен,
И пляс их — весел.
Палач ждет в дверях.

Винили меня кастраты,
Когда я пытался петь,
За мой напев простоватый
И голос — ну просто смерть!
А их прелестные трели,
Их тонкие голоса,
Казалось, будто летели
Прямо на небеса.
Пели они про чувства,
Про нежность, любовь, обман,
И тонкое их искусство
До слез волновало дам.

Любовь того, иного ненависть
Мне досаждали хуже хвори,
И причиняли мне страдания,
и приносили боль и горе.
Но та, что горше всех обидела,
Всех больше мучила и злила,
Меня ничуть не ненавидела,
Меня нисколько не любила.

Мне верится не очень
Поповским словесам.
Я верю в Ваши очи,
Как верят в Небеса.
Мне Божий гнев не страшен,
(Какой в молитве прок?)
Поскольку сердце Ваше —
Единственный мой Бог.
Мне в россказни не верится,
Что есть, мол, ад и бес,
Но в Ваше злое сердце
И глаз холодный блеск.

Паломничество в Кевлаар
(отрывок)

Мария с утра надела
Лучшее свое платье.
Много больных, как видно,
Придется нынче принять ей:
В желании излечиться
Приносят люди, как водится,
Кто руку свою, кто ногу,
Кто палец — в дар Богородице.
Больные приносят в жертву
Разные части тела...
Естественно — восковые,
Чтоб Мария на них глядела.
Кто слепит из воска руку —
С руки того сходит язва.
Кто слепит из воска ногу —
Хромать перестанет сразу.
Подходит женщина с сыном.
Мать сердце лепит из свечки:
«Сынок,помолись, Мать Божья
Залечит твое сердечко!»
Сын (у иконы): «Мария!
Сердце мое разбито.
Помоги, если можешь:
Мертва моя Маргарита.
Избавишь от этой боли —
С другими и даже первый
Петь буду до самой ночи:
"Славься, Святая Дева!"»
Ночью во сне мать видит
(И видится ей, и верится):
Мария подходит к сыну
И руку кладет на сердце.
Тут завыла собака,
От воя мать пробудилась
И — сразу к сыну... У сына
Сердце остановилось.
Мать непослушные руки
Сложила и в такт напева
Стала шептать привычно:
«Славься, Святая Дева.»
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от kichrot »
Я давно подозреваю, что дьявол четвертая ипостась Бога.