Авторские форумы, блоги, сайты > Блог Булата Владимира Владимировича
ПЕРЕСТРОЙКА - ЭТО ПЕРЕСТРОЙКА
Владимир Владимирович:
Идем далее по очерку Травина:
--- Цитировать ---Рубеж 1985-1986 гг. представлял собой, наверное, один из самых светлых моментов в новейшей истории нашей страны. Еще свеж был в памяти апрельский (1985 г.) пленум ЦК, на котором Михаил Горбачев фактически провозгласил курс Перестройки, или, во всяком случае, курс обновления социализма. Произносилось множество правильных речей, быстро менялись кадры, к руководству страной приходили люди сравнительно молодые и, что самое главное, вполне вменяемые, способные говорить человеческим языком и без бумажки. В этих людях мы узнавали самих себя и делали простой, вроде бы очевидный вывод: уход из Кремля маразматиков, господство здравого смысла, реальная забота о благе страны способны в кратчайшие сроки вывести Советский Союз из кризиса.
На протяжении всей жизни нашего поколения мы ни разу так не верили в ждущее нас светлое будущее, как на рубеже 1985-1986 гг. Нам даже не требовалось серьезных доказательств осуществления преобразований. Хватало новых слов, новых лиц, новых надежд. Именно такой эмоциональный климат формировал обстановку XХVII съезда КПСС, собравшегося в Москве в конце февраля.
--- Конец цитаты ---
Я бы добавил сюда известную долю желания «завинтить гайки» - именно так! – в тот период. Прорабы перестройки, когда нужно, не считали лишней беспощадную борьбу (разумеется, в рамках «социалистической законности») против взяточничества, бюрократизма, очковтирательства, приписок, несамокритичности, комчванства, прогулов, несунства, хищения социалистической собственности, самогоноварения, фарцевания, анонимок, привилегий, спецмагов и неэффективности, само собой против пьянства, а народные массы их всецело в этой борьбе поддерживали: кто не смеялся в 1987 над злоключениями уволенных бюрократов из «Забытой мелодии для флейты»? Это все, опять же, выглядело наивно, но выглядело наивно с т.з. современной циничной России, где каждый начальник – немного Цапок, а у каждого бюрократа есть сын типа Чайки-младшего и любовница типа Васильевой, а «народ-богоносец» доволен даже вовремя выплаченной зарплатой, которую приправили «борьбой с укрофашистами» в Сирии, вполне заменяющей борьбу с преступностью в Генпрокуратуре и проведение газоснабжения в отдаленные деревни. Кстати, именно на 1985-1986 годы приходится пик вышеупомянутого коммунарского движения в СССР.
--- Цитировать ---На съезде [XХVII] Горбачев сделал основной, установочный доклад. Перечитывая его сегодня, удивляешься вялости и беззубости текста. Даже речи самого Горбачева, произнесенные двумя-тремя годами позже, были несопоставимо ярче и сильнее. А о том, как резали правду-матку Андрей Сахаров, Анатолий Собчак или Юрий Афанасьев, и говорить не приходится.
Но в 1986 г. простым словам о необходимости перемен внимала вся страна. Генсек привлекал тогда не меньшее внимание обывателей, чем в наше время какая-нибудь звезда футбола или эстрады. С тогдашним триумфом Горбачева не сравнится даже нынешняя популярность Владимира Путина. Сейчас мы способны видеть отдельную личность вне системы, а в 1986 г. даже образованный советский человек не мог себе помыслить возможности серьезного раскола общества, и каждый искал в молодом партийном лидере именно то, что в нем хотелось бы обнаружить.
--- Конец цитаты ---
А вот это неизбежная проблема однопартийности. В многопартийной системе разругавшийся с соратниками партиец уходит в другую партию или создает новую. Даже в США с их двухпартийной (следовательно, не являющейся многопартийной) системой республиканец может перейти к демократам и наоборот. Но в СССР с 1920-х годов не было иных путей для оппозиционера, кроме как перейти во власовцы, или лупануть в невозвращенцы, или поднять восстание, как капитан 3 ранга Саблин на «Сторожевом» 7 ноября 1975 года. Если человека не устраивала даже «внутренняя эмиграция» (точно непригодная для лидеров и просто сангвиников), он вынужден был колотиться башкой о то же самое партбюро, что и ранее. Иногда им даже удавалось навязать свой дискурс, если изложить его на советском новоязе и умаслить цитатой из классиков марксизма-ленинизма. Поэтому не стоит удивляться, встречая в КПСС людей с самыми разными убеждениями – от левых троцкистов (никуда они не делись) до почвенников и славянофилов (правда, также вынужденных выражать свои полуфашистские идеалы на коммунистическом новоязе). Разумеется, при таком подходе все тянули идеологическое одеяло смыслов на себя, ожидая от будущего чего-то большего, чем еще одна гонка на лафете (последнее, видимо, вполне устраивает современных непритязательных плакальщиков застоя).
Владимир Владимирович:
--- Цитировать ---На фоне медленно вызревающей мечты о доступной колбасе за спиной признанного лидера уже в 1986 г. начала вырастать фигура нового кумира. Если для Горбачева съезд стал заслуженным триумфом, венчающим почти годичную пропагандистскую работу по разоблачению язв застойного периода, то для другого крупного политика 1980-х - 1990-х он оказался дебютом. Речь идет о Борисе Ельцине, в то время практически никому еще не известном.
Меньше года бывший "хозяин" Свердловской области жил в Москве. И всего лишь за два месяца до начала XXVII съезда возглавил Московский горком партии. Именно ему Горбачев поручил разгребать гришинские завалы. Столица не спеша присматривалась к столь быстро взлетевшему на вершину власти провинциалу. Чем он себя проявит? Какие предложит альтернативы?
--- Конец цитаты ---
Что касается «казуса Ельцина», то помимо теории Ельцина-заговорщика против России (людям с манией преследования раскрывать заговоры – что с горы катиться), есть теория Ельцина-партаппаратчика. Заключается она в том, что Ельцин был далек от какой бы то ни было демократии и либерализма, но так уж сложились обстоятельства: забодали на пленуме, оттерли от власти, не дали дорасти до Генерального секретаря ЦК КПСС (Борис Ельцин – Генеральный Секретарь ЦК КПСС – фантастика!), вот он и озлобился, стал антикоммунистом, оседлал демократическое движение, ну и в итоге получили 90-е, уж такие, какие они были (между прочим, страны Восточной Европы, как это не странно на первый взгляд, в целом пережили это десятилетие лучше, чем постсоветское пространство: к 2000 даже наметился существенный рост экономики – на 12% сравнительно с 1990; правда, там экономический спад был более ранним, чем в СССР, и начался уже в конце 1980-х, поэтому сравнивать надо с уровнем 1985 года, а экономику Польши вообще с 1980 или даже с 1975). Вот пересказал эту версию и сам поймал себя на мысли, что слишком уж все схематично получается – не люди, а роботы (когда нам говорят, что человек не есть сумма его физических частей, что, чтобы создать человека, надо еще что-то добавить, ответ прост: это не «душа» и не «божья искра» - это всего-навсего социальный опыт, который, действительно, в пробирке не сотворишь – надо лично жить). Во-первых, в оценке тех или иных политических деятелей, а равно народной массы, нередко отсутствует понимание потенциальной изменчивости взглядов – следовательно, действий и результатов (вот, победила бы Германия во второй мировой, и Курт Вальдхайм был бы членом НСДАП, а вовсе не Генеральными Секретарем ООН). Во-вторых, политические публицисты, которые замахиваются на оценки деятельности тех или иных политиков, ведут себя зачастую просто наивно, т.к. не могут объяснить, почему тот или иной политический деятель придерживался взглядов, отличных от их собственных. Разумеется, судьба Ельцина могла бы сложиться иначе, если бы не отставка с поста 1-го Секретаря МГК КПСС и разнос на пленуме 1987 года, но в этом случае мы могли бы наблюдать еще более интересную борьбу Ельцина с Горбачевым внутри КПСС, вплоть до раскола партии на две фракции: из них ельцинская и была бы той вожделенной «социал-демократией внутри КПСС», которую так ждали от Горбачева. Любопытно также, что хотя Ельцин лишился ключевых постов для карьерного роста (он был также секретарем ЦК КПСС и кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС), но остался в рядах номенклатуры: Горбачев даже не подстраховал себя, назначив Ельцина послом в какую-нибудь тридевятую страну.
--- Цитировать ---Выдвижением своим Ельцин, протрубивший в Свердловске всю жизнь (сначала на строительных, а затем на партийных должностях), обязан был Лигачеву. Об этом ни Егор Кузьмич, ни Борис Николаевич впоследствии не любили особенно распространяться, но именно этим в значительной степени определялся их острый конфликт.
Помимо идейных разногласий, которые в 1980-х еще не могли быть достаточно серьезными, Ельцина с Лигачевым поссорило представление о предательстве со стороны недавнего товарища по партии. Лигачев полагал предательством отказ Ельцина послушно следовать в фарватере, проложенном людьми, вытащившими его из Свердловска. Ельцин же, в свою очередь, считал, что Горбачев с Лигачевым подставили его, когда сперва бросили в прорыв, а затем сами же начали резко одергивать.
В отличие от Горбачева и Лигачева, работавших преимущественно с аппаратом партии, Ельцин должен был идти в массы. Если не в народные, то во всяком случае в массы столичных аппаратчиков низшего звена, непосредственно с народом соприкасающихся. Кроме того, он должен был выкорчевывать "гришинскую мафию", предоставляя все новые и новые доказательства гнилости старого режима. И Ельцин действительно попер как бульдозер, четко осознавая поставленную перед ним задачу, о чем недвусмысленно говорится в мемуарах.
Его выступление на съезде сразу привлекло внимание советских интеллектуалов. Рядовая масса, конечно, дальше изучения отдельных мест горбачевского доклада не шла, но те, кто уже много лет имел обыкновение читать между строк, сразу обратили внимание на Ельцина и бравировали тем, что знают человека, который даже радикальнее Горбачева. Если генсек говорил лишь о чужих ошибках, то "хозяин" Москвы с невиданной ранее откровенностью прошелся по самому себе, поведав, как в прошлом ему самому не хватало смелости критиковать лидеров эпохи застоя. Бесспорно, своим будущим политическим успехом Борис Николаевич обязан XXVII съезду не в меньшей мере, чем походам по московским магазинам и поездкам в автобусе, столь нашумевшим в 1986 г.
Борис Николаевич проявил себя в качестве классического популиста, намного обогнавшего умеренного популиста Горбачева. Для генсека была все-таки ближе элитарная партийная среда, из которой он временами спускался в среду интеллектуальную на своеобразный "пир духа" (так он лично обозначил свое впечатление от посещения театра Марка Захарова, причем режиссер из-за скороговорки вождя никак не мог понять, почему у того на языке какая-то "пердуха"). Ельцин же всегда неплохо чувствовал себя в среде простонародной, где можно, скажем, раздавить бутылочку с собственным охранником.
--- Конец цитаты ---
Вот это, пожалуй, лучше всего объясняет, почему Ельцин их (руководство КПСС) переиграл. Обстоятельства менялись, одни могли к ним приспособиться, другие нет. Горбачев с его упрямством вполне мог дотянуть ситуацию до «казуса Чаушеску» (и мы бы потом говорили о трагедии реформатора, растерзанного реформированными). Ельцин оказался более гибок, непринципиален, ловок и просто удачлив. Он еще в 1985 году понял то, что не доходит до некоторых и сегодня: уже в середине 1980-х нельзя было управлять методами Брежнева. У него не было «политических взглядов», как их не было у любого другого партаппаратчика – они не были в большинстве своем «нинами андреевыми», и принципов у них никаких не было, а если были, то это был дремучий лес одряхлевшего марксизма-ленинизма, причем сугубо теоретический. Хозяйственнику Ельцину оказалось легче ориентироваться в новых условиях, чем, например, идеологу Фалину, при всех талантах последнего. Почему так получалось? Да, здесь извечная загадка: почему у сердобольного моралиста всегда на практике получается хуже, чем у практичного циника, хотя потом моралист склонен приписать все успехи себе: дескать, обеспечил идейную поддержку.
--- Цитировать ---Неудивительно, что как популист он был органичнее, и это чрезвычайно раздражало советского лидера. Ближе к народу был Ельцин и тем, что думал не столько о "пире духа", сколько о "пире брюха", а потому захаживал в магазины и требовал извлекать дефицитные продукты из-под прилавка. Но вот в чем между Горбачевым, Лигачевым и Ельциным тогда не было никакой разницы, так это в полном непонимании сути стоявших перед страной экономических проблем. Все лидеры в равной степени отличались андроповским менталитетом, несмотря на индивидуальные различия в происхождении, психологии или карьерном росте.
--- Конец цитаты ---
Еще раз попробуем «спасти СССР», т.е. предложить стратегию выживания сложившегося к 1984 году политического и экономического строя (я, разумеется, говорю о «реальном социализме» 1984 года и предыдущих годов, а не о его эскапистских интерпретациях под пером какого-нибудь Мухина или Старикова). Понятно, что никакое «ужесточение дисциплины» и «борьба с приписками и бюрократией» ничего ровным счетом не меняют. Мысль, высказанная Травиным, что, вот ведь, у Сталина получалось гайки закручивать, ошибочна – хотя бы потому, что Сталин имел дело с другой страной в другой ситуации (в т.ч. внешнеполитической; это, между прочим, касается розово-патриотического отождествления совр. России с ведущим борьбу против фашизма в начале 1940-х СССР – вот, когда от США пойдет ленд-лиз и прочая дипломатическая поддержка, тогда можно будет отождествлять, но не ранее). Дело даже не в том, что победив Германию, СССР парадоксальным образом занял ее место. Вся история «холодной войны» - это история попытки выжить в противостоянии самой развитой части человечества. Ни у Сталина в 1950-м, когда ВВП Северной Америки, Западной Европы и Японии превышал ВВП советского блока в 3,5 раза, ни у Брежнева спустя тридцать лет, когда соотношение экономик практически сохранилось, «догнать-перегнать» не получалось. В начале 1980-х спасти СССР (как того завскладом из «Операции Ы») могло лишь чудо, а именно технологический прорыв минимум масштаба компьютерной революции или колонизации Солнечной системы. Нельзя сказать, что Горбачев и прочее советское руководство этого не понимали. В 1985-1986 годах много говорили о научно-техническом прогрессе и научно-технической революции, но говорить мало. Увы, миллионы советских ученых, которым были созданы почти идеальные условия для работы, в значительной степени работали вхолостую, и результаты их трудов десятилетиями не находили внедрения (характерный фрагмент из сериала «Радости земные»: изобретатель нержавеющей стали 35 лет не может внедрить изобретение, а страна закупает рельсы в Японии). Для изменения такого положения опять требовались социально-политические изменения – смотри «перестройка». И дело не только в обеспечении НИИ аппаратурой и бесплатных путевках для «электроников» из советских наукоградов в Артек. Например, Петр Первый выигрывал за счет привлечения кадров из-за рубежа, история СССР – это хронический дефицит научных кадров, чего не смогла компенсировать даже очень неплохая система образования. Виной тому – идеология: не могут авиаконструкторы типа Сикорского и литературоведы типа Набокова (а для развития страны прогресса одних естественных наук мало – тому пример Северной Кореи, где, в принципе, неплохие научно-технические кадры, но гуманитарные науки отсутствуют, как таковые, и никаким – самым искренним культом личности и чучхеистской любовью к Родине – их не заменишь), не могут эти люди жить в СССР. Кто в этом виноват? Те самые большевики, которых хотят увековечить в издании 1984 года. Опять мы, как Иванушка Бездомный, выпущенный из психушки, возвращаемся туда же. Заманить же в СССР нобелевских лауреатов из США можно было только еще одной революцией.
Владимир Владимирович:
Далее:
--- Цитировать ---А экономические проблемы 1985-1986 гг. оставались чрезвычайно серьезными. Как бы ни были интересны политические интриги, о которых у нас до сих пор шла речь, судьба страны все же определялась не ими, а способностью властной элиты осуществить радикальные хозяйственные преобразования.
Состояние советской экономики неплохо поясняется ситуацией, возникшей у одного российского бизнесмена уже позже, в пореформенные 1990-е гг. Завел он молочное хозяйство, в котором доярки, воспитанные при советской власти, естественно, воровали молоко. Бизнесмен даже не пытался запретить им воровать и готов был терпеть сравнительно малые убытки, возникающие по этой причине. Просил только, чтобы крали в открытую, а не разбавляли молоко водой, поскольку полученную вследствие данной операции жидкость не принимали на молокозавод, что приводило уже к убыткам поистине колоссальным. Но перевоспитать этих тружениц села ему так и не удалось.
Впрочем, главным тормозом развития страны являлось даже не традиционное российское воровство, а административная система, плановый механизм управления - "краса и гордость" советского строя. Хозяйственникам давно уже было ясно, что он не работает. Со сталинских времен, когда кнутом ГУЛага и пряником великой идеи удавалось поднимать людей на героический труд, прошло уже слишком много времени. Поколение борцов сменилось поколением конформистов.
Если наивные теоретики еще полагали, будто Госплан на научной основе способен определять, сколько и чего должны производить тысячи разбросанных от Калининграда до Владивостока предприятий, то практики понимали, как все эти "книжные" представления не соответствуют действительности. Объемы производства и ассортимент продукции давно уже стали предметом бюрократического торга.
Стихия торга захлестывала план, спускаемые предприятиям задания постоянно корректировались, возникло даже такое понятие, как "движение декабристов". Директора со всей страны к концу каждого года (к декабрю) устремлялись в Москву и на основе десятков совершенно "объективных" причин убеждали начальство задним числом уменьшить им плановые показатели. В итоге все были довольны: заводы "выполняли" план, руководители получали ордена и премии, с рабочих не требовали слишком многого. Вот только производство погружалось в состояние застоя, а дефицит с каждым годом становился все более заметным.
--- Конец цитаты ---
И еще:
--- Цитировать ---Кроме того, выяснилось, что дефицит вообще является не случайным, а закономерным элементом плановой экономики. Типичный советский директор в отсутствие жестких финансовых ограничений (накладываемых конкуренцией на любого его коллегу из капиталистической страны) превращался в гоголевского Плюшкина. Он запрашивал у государства сырья, материалов, оборудования гораздо больше, чем реально нужно для производства. Ведь, с одной стороны, запас карман не тянет, а с другой - в условиях дефицита запрос наверняка урежут. Вот и получается: чтобы приобрести хотя бы два станка, нужно запросить шесть.
В советской экономике лучше снабжался и больше получал фондов не тот, кто производил продукцию, необходимую потребителю, а тот, кто умел лоббировать свои интересы в Москве. "Умелец" мог не напрягаться на трудовом фронте, но при этом вознаграждаться деньгами и ресурсами. А бестолковый трудяга постоянно оставался в пролете. "Так зачем же вкалывать?" - задавали себе вопрос люди на всех ступенях властной вертикали, от министра до рабочего.
--- Конец цитаты ---
Здесь Травин абсолютно точно (экономист, вестимо) назвал три основные проблемы советской экономики – проблемы родовые и абсолютно неустранимые. Желающие сохранить СССР должны мириться с ними и их эффектами по определению.
1) материальная незаинтересованность отдельного работника в качестве (да и в количестве) своего труда. Марксисты это понимали и всячески хотели «снять» это противоречие путем развития сознательности масс (коммунистические субботники тоже стали элементом воспитательной работы). Увы, вот хочется сказать: да что люди – нелюди? не могут поработать во благо ближнего своего?? – и язык не поворачивается. Советский утопизм, действительно, стал походить на карикатуру на христианство: «Иди и больше не греши» (беда только, что то, что религия могла себе позволить в силу своей полной безответственности перед обществом и отдельным человеком, коммунистической системе, в силу ее сознательного взятия на себя всей ответственности со времен полулегендарного ленинского «есть такая партия!», дорого обошлось). В реальной раннесоветской истории, конечно, стимулирование присутствовало, причем, речь шла не только о богатстве в виде куска конины в осажденном городе. В условиях быстрого экономического роста и резкого изменения социального состава общества (городское население СССР за первые 43 года советской власти, не смотря на ужасные потери в войне, выросло в три с лишним раза) в 1930-х сформировалась «советская аристократия», включавшая, помимо управленцев, также мощный класс ИТР и высокооплачиваемых рабочих-стахановцев. Эти люди быстро делали карьеру, получали образование и повышали свой уровень жизни (в промышленности к 1940 году зарплата инженера превышала зарплату рабочего более чем в два раза). Но со стахановцами стало еще хуже, чем без них: в условиях характерной для начала 1930-х сдельной оплаты труда, дефицита рабочих (особенно, квалифицированных) кадров и полноты прав трудящихся, знатный стахановец зарабатывал за месяц несколько окладов, потом увольнялся, отдыхал с семьей на курортах СССР, возвращался, снова работал месяц-два и снова полгода наслаждался жизнью. Такая «диктатура пролетариата» настолько не понравилась советскому руководству, что к концу 1930-х (по логике развития вещей, а вовсе не в преддверье войны) рабочие фактически были прикреплены к заводам, а опоздание на работу каралось небольшим тюремным заключением. Капитализм добивается трудовой дисциплины и уровня качества с помощью угрозы потери работы (некрасовское: «В мире есть царь – этот царь беспощаден…»). При реальном социализме пришлось вернуться к внеэкономической принудиловке (что кажется традиционалистам «выражением исконных основ русской души», и у них получается, что русская душа ленива, как карабахский ишак). Принудиловка стала приобретать драконовские формы, но после смерти Сталина система отказалась от нее из гуманистических соображений, а ничего другого (конкуренции предприятий, безработицы, как стимула хорошо работать) допустить не могла из идейных соображений. Продолжение и доведение до совершенства сталинской модели мы видим сейчас в Северной Корее, и двадцатикратная разница в уровне жизни двух Корей – увы сталинистам – является неизбежным следствием этой модели.
2) управление столь большим хозяйством, как советское, требовало колоссальных усилий и совсем иных мозгов, чем у Хрущева или Тихонова. Система типа «мегаконцерн» не была чем-то фантастическим: на Западе еще в начале ХХ века функционировали концерны Моргана, Рокфеллера, Сименса и других, которые уже имели элементы «советской системы»: производственное планирование, внутренние расчеты в боновых системах (рабочие получали продукты только в лавках компании и в кредит) и т.д. Но все эти мегаконцерны не могли сравниться по масштабам с тем, что замышляли большевики, желающие заставить эти махины работать не на заводчика, а на трудящихся. Уже в январе 1920 года в системе Высшего Совета Народного Хозяйства РСФСР функционировало 179 трестов, которые управляли 1449 национализированными предприятиями крупной промышленности. Увеличьте и усложните это в сто раз – и перед вами советская экономика начала 1980-х. Современная путинская экономика России, чья прибыль на 98% складывалась (еще 2 года назад) из углеводородных доходов, при всей своей «огосударствленности» (на проверку оказывающейся методом доения экономики полумафиозными чиновничьими кланами), гораздо примитивнее, и не имеет тех социальных обязательств, которые взяли на себя большевики. Ни одно предприятие из десятков тысяч в СССР не могло обанкротиться (запрет на безработицу), все работающие должны быть обеспечены питанием, проживанием, здравоохранением и должным образованием. Разумеется, система намертво срослась с государством, и любая попытка ослабить эту связь неминуемо приводила к краху всей экономической системы. В 1940-х Вознесенский очень осторожно пытался вывести из этой системы хотя бы сельское хозяйство, спустя 20 лет Косыгин заикнулся о хозрасчете (абсолютно невозможном в данной системе), но и только. Да, система выдержала экзамен Великой Отечественной, но это не означает, что она была работоспособна на все времена. Возможно, в условиях бесконечной войны оруэлловского типа, она смогла бы дотянуть до 1984 года, но (хочу огорчить патриотов) Советский Союз совершенно искренне боролся за мир. Слишком уж дорого обошлись 4 года такой войны в реале.
3) «плюшкинское» в советской экономике, помимо всех иных эффектов, приводило к уменьшению эффективности использования техники. Показателен пример МТС (это не оператор мобильной связи, а машинно-тракторные станции, которые еще в 1920 годах были созданы с целью снабжения появляющихся колхозов техникой). Поначалу все было устроено на капиталистическом принципе: техника сдавалась в аренду за натуральную оплату, а за поломку колхоз платил штраф. Но в 1958 году в ходе очередной из бесконечных хрущевских сельскохозяйственных реформ МТС были расформированы, техника продана колхозам, а новая техника стала поступать непосредственно от поставщиков в колхозы (разумеется, с каждым годом все дешевле). В итоге тракторы-комбайны в СССР стали одноразовыми. Действительно, зачем беречь технику, если передовая советская тракторостроительная промышленность подарит еще – в несколько раз больше? Допустить разорение хотя бы одного колхоза государство по политическим соображениям не могло. В 1980 году СССР вырастил 189 млн. тонн зерновых, произведя 555 тысяч тракторов. США в том же году вырастили 255 млн. тонн зерновых, произведя 235 тысяч тракторов.
Если верить Черняеву, полная бесперспективность советской экономики была осознана в коридорах власти (разумеется, в программе «Время» об этом не сообщили) к 1972 году. Но тут вмешался нефтяной фактор: стали эксплуатировать большую западносибирскую нефть (и газ), случилась арабо-израильская война 1973 года, а Запад оказался в энергетическом кризисе и востребовал советские нефтепроводы. К 1980 году цены не нефть достигли 40 долларов (120 современных долларов за баррель). При Сталине нефтедобыча колебалась между 20 и 55 млн. тонн в год. Этого вполне хватало для внутреннего потребления, и экспорт нефти был ничтожен. Но при Хрущеве произошел перелом: в 1962 экспортируем уже 45 млн. тонн нефти и нефтепродуктов (а доля сырой нефти быстро растет). В 1977-1980 – 160 млн. тонн, при Горбачеве доходило и до 200. Гайдар, конечно, преувеличивает роль нефтяного экспорта в экономике СССР, но иллюзии он породил совершенно убийственные. Возможно, СССР без нефтяной иглы мог начать реформы (или попытки таковых) еще при Брежневе (впрочем, это вряд ли – просто в силу роли личности, но в этом альтернативном случае ситуация в экономике к 1982 году напоминала бы 1989, и экономике СССР оставалось жить года два: с Андроповым во главе вызревал польский вариант).
Владимир Владимирович:
--- Цитировать ---В 1986 г. у горбачевского руководства не было даже единой стратегии реформ (она появилась лишь в середине следующего года). На съезде доминировали представления о возможности незначительных модификаций, в целом оставляющих социалистическую систему неприкосновенной. Поэтому генсек просто давал своим ближайшим соратникам поручения укрепить то или иное звено, а сам (пока они укрепляли) ездил по стране, вещая народу о важности и необратимости перемен.
Подобный подход породил ситуацию, в которой две ключевые группировки, никак не согласовывая друг с другом своих действий, параллельно пытались обеспечить успех Перестройки. Первая возглавлялась Егором Лигачевым и базировалась в центральном аппарате партии. Вторая, более многочисленная, доминировала в Совете министров (председателем которого стал Николай Рыжков), а также включала некоторых секретарей ЦК и ученых-экономистов.
Лигачев с одобрения генсека уже через месяц после апрельского (1985 г.) пленума развернул борьбу с алкоголизмом. Хотя за более чем два минувших десятилетия у нас делалось немало глупостей, столь же странной и бестолковой кампании, как антиалкогольная, назвать, наверное, не удастся. Если впоследствии наши проблемы оказывались связаны преимущественно с нерешительностью или политической невозможностью проведения разумных преобразований, то деятельность Лигачева в 1985-1988 гг. представляла собой чистейший волюнтаризм.
--- Конец цитаты ---
И далее:
--- Цитировать ---в сентябре 1988 г., когда позиции Лигачева резко ослабли по причине провалов не только в хозяйственной, но и в идеологической работе, Рыжков со товарищи так наехал на неудачливых борцов с алкоголизмом, что от них только пух и перья полетели. На Политбюро дошло до откровенной ругани, и несчастный генсок был вынужден признать правоту большинства. Поднять народную нравственность не удалось, равно как и трудовую дисциплину.
Впрочем, Рыжков к этому времени тоже не сильно преуспел в реформаторстве, хотя его провалы были еще не столь заметны, как провалы Лигачева. На первом этапе Перестройки глава правительства выглядел явно более цивилизованным человеком, нежели секретарь ЦК. Николая Ивановича даже на западный манер признавали технократом, человеком, чуждым идеологических догм, тогда как на "объегорившего и подкузьмившего" народ Лигачева уже вешали всех собак.
Рыжков, родившийся в 1929 г., был на два года старше Горбачева и на девять лет моложе Лигачева. Но его отличие состояло в другом. Премьер всю жизнь провел на производстве, и это давало ему основание несколько презрительно смотреть на партийных секретарей. Был в советские годы такой шик: хозяйственники любили, сидя на кухне, фрондировать, уверяя не слишком многочисленных слушателей, что если бы им дали власть, страна тут же обустроилась бы на разумных началах.
На самом же деле хозяйственником Рыжков был чисто советским. Премьер даже не имел экономического образования. В генеральные директора знаменитого свердловского "Уралмаша" он вышел из инженеров. А в 1975 г. оказался в Москве, на должности первого заместителя министра тяжелого и транспортного машиностроения. И хотя в 1979 г. Рыжкова повысили до первого заместителя председателя Госплана (что предполагало уже не столько инженерное, сколько экономическое видение проблем), в душе он навсегда остался машиностроителем.
--- Конец цитаты ---
Когда нам демонстрируют технократа и начинают обсуждать его достоинства (все технократы, разумеется, должны состоять из одних достоинств, подобно тому, как казаки должны ходить с нагайками, а советские прибалты не имеют права ругаться матом), на дне этих дискуссий всегда можно найти странную уверенность, что к технократии можно «приделать» любую страну или идеологию. И эффект получится тот же самый, если не лучше. Смотрят на мир какие-нибудь катакомбные православные в 1970-х и мечтают: вот нам бы их НКВД и их пионерию, мы бы… Нет, технократы тоже бывают разных типов и генезиса. Есть то, что можно назвать культурно-историческим типажом. Его же не преступить. Трудно представить Гагарина в православной стране, но и протопоп Аввакум в СССР не прижился бы. В свое время А.А.Зиновьев заметил, что ему вовсе не интересно, что будет после советской власти, потому что после советской власти здесь не будет ничего, кроме клопов, крыс и тараканов. Это была естественная реакция советского человека на несоветское будущее. Так что жить за счет советских технократов постсоветский мир все равно не смог бы. Можно, конечно, видеть в советских технократах не то старых «спецов», мечтающих избавиться от опеки «комиссаров», не то первых ласточек крушения старого идеологического мира и перехода к новому, постидеологическому миру.
С т.з. автора комментариев, идеология, как явление мировой истории, характерна для эпохи промышленного переворота (XVIII-XX века), когда она, действительно, «работает», но малоприменима, как в доиндустриальную эпоху (религии неграмотного большинства и грамотного меньшинства – это явление совсем иного порядка, хотя бы уже потому, что религия апеллирует к иррациональному (если ее пытаются рационализировать, тем хуже ей), а идеология – все же к разуму), так и в постиндустриальную эпоху, в котором имеем честь жить мы сейчас, когда информационное пространство переходит в новое качественное состояние, при котором «лучшее» (образование), действительно, становится врагом «хорошего» (грамотности и доверия к единственному источнику информации, что характерно для индустриально-монополитических времен). Это, конечно, общая схема, но она работает. Российская империя, не имевшая, по большому счету, вообще никакой идеологии, не выдержала столкновения с индустриализацией, большевики оседлали индустриализацию, но даже не заметили, как эта лошадь далеко увезла их от постиндустриального мира. Будучи жестко привязанным к индустриализации, как к способу существования, СССР не мог пережить эту эпоху, а естественное замедление темпов индустриализации закономерно приводило к застою и кризису. Советские технократы не могли выжить в компьютерном мире, как «водители кобылы» - в мире бензиновых двигателей. Трагедия прогресса и структурной перестройки? Да, а поэтому не только Рыжков, но и Сталин был бы бессилен на том же посту в 1986 году.
Владимир Владимирович:
--- Цитировать ---От предыдущего периода 1987 году досталось очень странное наследство. Если оставить в стороне экономические кампании, носившие преимущественно идеологический характер (такие, как лигачевская борьба с алкоголизмом и рыжковское развитие машиностроения), то "в осадке" обнаруживается нечто совершенно невразумительное.
Например, в мае 1986 г. ЦК принял Постановление об усилении борьбы с нетрудовыми доходами. Оно было выдержано в духе андроповской борьбы с коррупцией и вполне соответствовало наметившейся еще в 1983 г. линии. Но уже в ноябре 1986 г. появилось Постановление о развитии индивидуальной трудовой деятельности (ИТД). Чуть забегая вперед, отметим, что в мае 1988 г. это направление реформирования советской экономики получило дальнейшее развитие посредством принятия закона о кооперации. Таким образом, мелкий негосударственный сектор активно включался в производственную жизнь.
Это начинание вполне укладывалось в логику здравого смысла, не чуждого даже самым ярым приверженцам андроповских взглядов. Было очевидно, что ИТД и кооперативы способны поддержать увядающее народное хозяйство. Однако мало кто задумывался о том, что борьба с нетрудовыми доходами и индивидуальная трудовая деятельность находятся между собой в вопиющем противоречии.
--- Конец цитаты ---
И далее:
--- Цитировать ---Момент истины наступил в январе 1987 г., когда производство вдруг резко пошло на спад. Миф об успехах Перестройки мигом развеялся. Стало ясно, что нет смысла больше петь об ускорении социально-экономического развития. Пора начать "плясать" так, чтобы развитие действительно ускорялось.
Январский кризис сам по себе, конечно, не был катастрофическим, но он показал, чего мы реально добились за предыдущий год. Наведение производственной дисциплины выразилось в создании (с мая 1986 г.) так называемой госприемки. На предприятиях вводились неподвластные директорам службы, контролирующие качество изделий. Предполагалось, что госприемка снизит процент брака, поскольку на ее сотрудников не сможет уже надавить начальство, заинтересованное в выполнении плана любой ценой (даже ценой откровенной халтуры).
Госприемка действительно дала результат, но не совсем тот, какого от нее ждали. В плановой системе резкое увеличение отбраковки не могло не привести к росту дефицита. Халтурная продукция за ворота завода не выпускалась, а другой не было. Постепенно дефицит оборудования и комплектующих стал приводить к нехватке ресурсов. Это уже само по себе должно было снизить объемы производства в стране, но когда на дефицит наложились еще новогодние праздники и зимние холода, всегда негативно влиявшие на производительность, провал стал неизбежен.
--- Конец цитаты ---
Есть такая сатирическо-фантастическая версия репрессий 1937-1938 годов: это просто все дела довели до суда и до приговора. Во-первых, практика любого государства (я это подчеркиваю) всегда будет не соответствовать теории, так сказать, этого же государства, и в любой стране в ментальном пространстве произносится, малость, не то, что реализуется на практике. Конечно, речь идет не о том, что если реализовать теорию, любая система развалится. Скорее, здесь дело в неком минимуме искажений практикой теории, с которыми система может мириться. Во-вторых, советская цивилизация (нет, не та, которую придумал себе Кара-Мурза, а настоящая) построена была на известной степени нетерпимости к расхождению практики и теории. Этого не должно было быть. Это покажется удивительным в 2006 или 2015, но советские люди действительно считали себя передовым обществом, идущим впереди планеты всей (правда, был известный шизик-маразмик с предсказаниями неизбежного краха империализма и неуемным стремлением догнать-перегнать (на пути к краху?) этот же самый империализм). Но в советских СМИ, разумеется, речь шла именно о социализме как явлении мировой истории (шпилька Шафаревичу). Советские люди вовсе не собирались отсиживаться в своей замкнутой цивилизации (не читали они ни Шпенглера, ни Гумилева, а фамилия Леонтьев ассоциировалась не с дипломатом XIX века, а с поп-звездой), они рассчитывали минимум на весь мир. И на этом фоне стратегия «сохранения любой ценой» (которую сейчас пытаются реализовать претендующие на интеллект «просвещенные патриоты», в том числе ценой путинского режима, религиозного отупления и т.п.) была им просто непонятна. Отсюда полная уверенность, что если реализовать теорию, то практика станет еще лучше (хотя А.А.Зиновьев предупреждал, что если начать бороться с недостатками советского строя, можно выплеснуть и достоинства). Кстати, Горбачев был именно из этих оптимистов, иначе он не взялся бы вообще за перестройку.
--- Цитировать ---Госзаказ существует в любой рыночной экономике. Но у нас он стал не формой удовлетворения спроса, предъявляемого государством на относительно узкий круг нужных ему товаров и услуг (производство вооружений, строительство дорог, больниц, школ и т. п.), а разновидностью директивного задания, спускаемого предприятию сверху в обязательном порядке. Иначе говоря, тот же план сохранился под другим названием. Государство могло навязать предприятию госзаказ хоть на все 100% его производственных мощностей. А поскольку "красные директора" не сильно стремились трудиться на рыночных принципах, они часто сами настаивали на максимально возможной опеке со стороны правительства.
Широкое использование госзаказа сразу же парализовало намечавшийся реформаторами переход от централизованного распределения ресурсов к оптовой торговле. Ведь если государство сохраняло план в виде госзаказа, оно должно было обеспечить предприятие ресурсами. А необходимость иметь запас таких ресурсов стимулировала стремление все больше и больше расширять масштабы госзаказа. Словом, этот механизм был выгоден и директорам и министерствам. А в прессе сразу же появился каламбур: "госзаказ - госприказ".
Но хуже всего обстояло дело с переводом предприятий на самоокупаемость и хозрасчет. Они действительно получили гораздо большую свободу действий в том, как распорядиться заработанными деньгами. Номинальные доходы многих людей к концу 1980-х гг. значительно возросли, и этот рост в какой-то степени позволил поддержать падающую популярность Горбачева. Но отсутствие рыночной среды и сохранение огромного сектора экономики, финансируемого из госбюджета, привели к тому, что зачастую предприятия, не способные производить приличной продукции, пользующейся спросом у населения, зарабатывали денег не меньше (а то и гораздо больше), чем действительно конкурентоспособные заводы и фабрики.
--- Конец цитаты ---
В защиту явления, с которым никто, кажется, уже не спорит: наличие во времена советской экономики огромного количества убыточных предприятий, можно сказать только то, что они все равно реально приносили пользу – т.е. обеспечивали занятость, давали доходы конкретным гражданам. Т.о. перед нами – правда, в очень карикатурном виде – разновидность общественных работ времен Нового Курса Рузвельта. Правда, есть и отличия: Рузвельт черпал средства на поддержание этой системы из конкурентной/прибыльной части экономики, которая все же значительно превышала убыточную (Гитлер в аналогичной ситуации надеялся, что все спишет война). Ни то, ни другое в СССР не получалось.
--- Цитировать ---Но что оказалось просто катастрофичным, так это торможение реформы цен. Хотя новая система управления и не предполагала радикальных действий (наподобие тех, которые через несколько лет осуществил Гайдар), в 1987 г. все-таки намечался пересмотр цен наряду с частичной отменой директивного механизма их образования.
Необходимость такого шага определялась даже не только тем, что рынок предполагает реагирование цен на текущие колебания спроса и предложения. Важнее было другое. Поскольку широкий денежный поток, изливавшийся на советскую экономику, явно превосходил поток товаров народного потребления, стал быстро нарастать дефицит. Если в застойные годы он был досадным, но все же относительно терпимым явлением, то теперь дефицит захватывал все новые и новые сферы товарного ассортимента, превращая жизнь потребителя в постоянную погоню за самым необходимым. Средний советский человек зарабатывал все больше и больше, но работе отдавал все меньше и меньше времени, поскольку главной проблемой стало отоваривание зарплаты.
С одной стороны, реформаторы понимали, что так жить нельзя. Но с другой - понимали и то, что реформа цен окончательно подорвет популярность генсека. Стихийно демократизирующаяся страна требовала пресечь любое подорожание. Если бы преобразования проводились в самом начале Перестройки, в 1985-1986 гг., запаса прочности у Горбачева наверняка хватило бы. Но в 1987-1988 гг. истомившийся народ уже начинал серьезно нервничать. А потому был велик соблазн как можно дольше длить иллюзию безболезненности преобразований. Вирус популизма проникал все глубже
--- Конец цитаты ---
Не будем забывать, что советская экономика – достаточно замкнутая система (не абсолютно, конечно, но гораздо в большей степени, чем современная). В 1988 году экспорт из СССР равнялся 67,1 млрд. рублей (всего 6% от совокупной продукции промышленности и сельского хозяйства СССР в соответствующем году; для сравнения в 2013 году Россия вывезла 25% произведенного ВВП, а если брать только экспорт товаров промышленности и сельского хозяйства, то экспортировано 62% произведенного). То же самое касается импорта. В 1988 импорт СССР составлял 5,8% совокупной продукции промышленности и сельского хозяйства, а импорт России в 2013 составил 40% относительно внутреннего производства. Всего же, если экономика и потребители СССР потребляли в 1988 году 94% отечественного и 6% импортного, то в России 2013 года соотношение 48% и 52% в пользу импортных товаров. Правда, на полках советских магазинов импорта было побольше, но совсем ненамного – 6,5%. Отсюда цены, зарплаты и проч. внутренние параметры советской экономики не имели столь непосредственной связи с мировым рынком, как это наблюдается сейчас. Но именно потому, что советская экономика была замкнутым организмом, требовалось много усилий для поддержания баланса. И это не всегда получалось: первые пятилетки – вопиющий пример разбалансированности экономики, а к 1940 году в стране усилился товарный дефицит. Иногда казалось, что проще вообще отказаться от денег и вернуться к системе пайков военного коммунизма (интересно, что на протяжении 1918-1920 гг. размер пайков имел тенденцию к уравниванию, в 1920 разница между пайком рабочих 1 и 12-го разрядов не превышала нескольких процентов). Этот подход клеймился в советской литературе, как «уравниловка», хотя подпольные миллионеры вызывали еще большую ненависть (тем более, что в подавляющем большинстве случаев они действительно получали деньги нетрудовым путем, и пожертвовавший в 1942 году в фонд Красной Армии 100000 рублей Ферапонт Петрович Головатый был, скорее, исключением, чем правилом, но зародил у Сталина подозрение, что советскому колхознику «достаточно продать курицу, чтобы расплатиться с государством»).
Навигация
Перейти к полной версии