Не одни только сибирские народы наказывали своих идолов, но и русские хорошо отметились на этом поприще:
Успенский Б. Филологические разыскания в области славянских древностей
XX. НАКАЗАНИЕ ИКОНЫ И ЭЛЕМЕНТЫ ЯЗЫЧЕСТВА В НАРОДНОМ ОТНОШЕНИИ К ИКОНАМ (к с. 114)
О наказании иконы у русских см. в дневнике Маскевича под 1609 г. (Устрялов, II, с. 27—28), а также в воспоминаниях Левшина (1873—1876, с. 846); здесь говорится вообще об иконах, т. е. не сообщается, какие именно иконы подвергались такому обращению; редкий случай наказания иконы Спасителя отмечается у Н. Н. Покровского (1975, с. 127). Ср. также пословицу: “Взять боженьку за ноженьку, да об пол” (Чичеров, 1957, с. 219).
Достаточно показательно уже наименование икон богами, о котором мы говорили выше (экскурс I); между тем, так же может именоваться и языческий идол, ср., например, куриный бог (см. экскурс XII) и т. п.
Весьма показателен в этом отношении обычай поклоняться только своим иконам, который восходит к обычаю поклоняться своим богам (идолам) в языческом культе. Этот обычай сохранялся еще в XVII в. Майерберг, посетивший Россию в 1661 г., сообщает, что каждый помещал в церкви свою собственную икону и во время богослужения только перед ней ставил свечи и только ей молился. Если владелец иконы заставал перед ней кого-нибудь за молитвой, он говорил: “Заведи себе сам какого-нибудь бога и молись ему, сколько душе угодно, а чужими не пользуйся!”. При этом нарушитель
должен был откупиться. Если кто-либо оказывался временно отлученным от церкви, то такому же наказанию подвергалась и его икона: ее выносили из церкви, и владелец забирал ее домой (Майерберг, 1874, с. 50—51). Отсюда возникало пренебрежение как к чужим, так и к местным церковным иконам, когда перед своими иконами ставили свечи, а перед чужими или перед местными не ставили. В середине XVII в. (до 1660 г.) поклонение в церкви “особным или собинным образам”, т. е. своим иконам, осуждал суздальский архиепископ Стефан, сторонник реформ патриарха Никона. Практика поклонения своим иконам была окончательно осуждена московским Собором 1667 г. В соборном постановлении говорилось: “Прiиде и то во слухъ нашъ, от части же и самемъ видети приключися: яко во обычаися зде не благолепо, еже прихоженамъ iконы своя домашнiя, во церкви приносити, и ... идеже кто хощетъ поставляти, не согласився и со священникомъ: чесо ради свары, и пренiя, пачеже и вражды обыкоша бывати. К тому, яко свещи всякъ пред своею iконою поставляет не брегомымъ сущымъ местным iконамъ олтарнымъ. И всякъ своей iконе моляся на различныя страны покланяются ... Еще же овогда тыя святая iконы в церковь приносятъ, овогда же износятъ, найпаче во светлыя дни воскресенiя Христова, обнажающе храмъ Божiй красоты его, еже все есть нелепо. Темже судихомъ от селе сицеву безчинiю не быта. Аще бо “то хощетъ iкону поставити во щеркви, да отдастъ ю во все церкви, не именуя ея своею, ниже износя отнюдъ никуде, священникже благочинно да поставитъ ю. Свещи nepвie местным олтарнымъ жонамъ да представляются, потомже прочимъ. Поклонъ чинно да творится ко олтарю обращшымися” (Деяния соборов 1666 и 1667 гг., л. 19 об.). Анонимный польский автор, оставивший описание московского восстания 1682 г., сообщает, что в правление царя Федора Алексеевича “предполагалось выбрасывать из церкви те иконы, которые каждый из них [русских] считает своим Богом и не позволяет никому другому поклоняться и ставить зажженных свечей” (Дневник избиения московских бояр, 1901, с. 397). Обычай приносить в церковь свои иконы и им поклоняться осуждается еще в “Первом учении отроком” Феофана Прокоповича, где это трактуется как идолопоклонство (Феофан Прокопович, 1723, л. 5 об.).
Т.е несмотря на соборные запрещения, обычай продолжал существовать.
Дневник Самуила Маскевича (литвин, белорусский помещик, участник войн Польши, вел подробный дневник с 1594 года по 1621), 1609г.:
Во время первого вторжения Батория в Московскую землю, царь (Иван Грозный), моля св. Михаила о победе над королем, дал обет; но как дело кончилось не по его желанию, то разгневавшись на эту церковь, велел обобрать все ее украшения и богатства, а купол сбить из пушек, и наложил на нее опалу, в которой и доселе она находится.
Когда король подступил к Смоленску, окрестные жители бежали в леса с домашним скотом и образами, на которые полагали всю надежду. Но как наши, отыскивая в лесах съестные припасы, настигли там Русских и отняли у них скот, то они, разгневавшись на свои образа, повесили их для позора на деревьях вверх ногами, приговаривая: “мы вам молимся, а вы от Литвы нас не оборонили”. Еще случай: у одного крестьянина вор ночью увел вола из хлева; крестьянин сорвал образ со стены и выбросил его в окно прямо в навоз, сказав: “я тебе молюся, а ты меня от воров, не охраняешь”.
Не оказавшие помощи иконы могли быть наказаны и по-другому: у купцов, чтобы придать большую силу своим молитвам об успехе в торговле, было в обычае украшать соответствующие иконы серебряными, усыпанными драгоценностями окладами; потерпев неудачу, разочарованный даритель зачастую забирал свой дар назад.
...существовала практика “наказания” икон – их могли повернуть “ликом” к стене, “лишить” огня лампады, убрать в сундук, соскоблить изображение и т. д. Подобные поступки обусловлены тем, что для трудящихся Бог и святые были не столько образцами для подражания, сколько чудотворцами и заступниками, помощниками в земной жизни. Если же мольбы и просьбы, обращённые к небесным силам, оставались невыполненными, если Бог (или угодник) не выполнял своих благодетельных функций, то его ждала кара за нарушение негласного договора с верующими. Люди с молитвами обращались к иконе – на ней же вымещали и негодование (см.: Очерки. С. 291–293; Румянцев. С. 109).
Самуэль Коллинс ("Нынешнее состояние России",1671г.) пишет: Иногда они держат своих богов [т.е. иконы] перед огнем (т.е. пожаром), думая, что помощь зависит от их произвола. Один русский, думая остановить огонь таким способом, держал своего Миколу так долго, что сам едва не сгорел, и, видя, что помощи нет, бросил его в огонь с ругательством: "ну, черт!"
Питер Генри Брюс, повествуя о великом московском пожаре 1713 года, описывает аналогичный случай: Тогда один бедняга, исполненный суеверий, видя, что огонь грозит пожрать все его достояние, взял икону св. Николая и, держа ее между собой и бушующим пламенем, принялся отчаянно молить святого о защите, но все было напрасно: огонь скоро охватил весь его дом. Этот человек так разгневался на святого, что бросил его [образ] в огонь, говоря: "Ты не хотел помочь мне, теперь помогай себе сам!" Это дошло до ушей духовенства, и бедняга был приговорен к сожжению заживо.
Домашний памятник Николая Гавриловича Левшина 1788—1807 гг. Сообщил Н. П. Барышников.—“Русская старина”, 1873, т. 8, № 12, с. 845-846
Анна Александровна... жила около 70-ти лет и последние годы не могла ходить — ноги отнялись. ...в последние годы жизни ея, она часто была не здорова, особенно судорогами в ногах. Однажды приступ этот так сделался силен, что она кричала и билась на постеле; в сие время служили молебны; но как судорги не унимались, то она едва дав кое-как дослужить молебен, выгнала попов вон, из комнаты, а иконы все приказала обернуть ликами к стене, говоря: «вот знаете-ли, ничего не милуют, то и нечего же молиться им». Впрочем, была человек души самой доброй;