Авторские блоги > Булат Владимир Владимирович

Комментарий к повести Переяслова "Девяностый псалом"

<< < (2/2)

Владимир Владимирович:
С обладательницей этого редкого для современных девушек имени Илья познакомился года полтора назад в храме Николая Угодника, в который он тогда начал ходить. В миру кипели страсти и росли цены, танки палили по парламенту, мафия распродавала недвижимость, правительство — Державу, а здесь, как и во времена Первого Патриарха России святого Иова, творилось извечное таинство превоплощения хлеба и вина в Тело и Кровь Господню. Попав как-то впервые в свои двадцать пять лет в церковь на Литургию, он вдруг почувствовал, что здесь и есть именно то самое место, которое всю жизнь искала его душа, и с тех пор храм и Причастие сделались для него главными в жизни.

Миллиарды лет, сотни миллионов лет на Земле, случайно, но счастливо для нас, появившись, развивалась жизнь: новые формы живых существ заполняли экологические ниши: море, побережья, сушу, воздух.  Кислородная катастрофа (именно появление кислорода!) около 2300000000 лет назад привела к смене анаэробной (не дышащей кислородом) фауны бактерий на аэробную (дышащую).  Появлялись самые причудливые существа, но были и самые тривиальные.  Из породы небольших млекопитающих, вроде насекомоядных грызунов около 75000000 лет назад появились первые обезьянки, которые жили на деревьях и питались фруктами и насекомыми.  Прошло еще много времени: менялись климат, география и кормовая база, вымирали одни и развивались другие формы жизни.  25000000 лет назад это были уже крупные человекообразные узконосые обезьяны, обитавшие по берегам Индийского океана и в Европе.  6500000 лет назад, когда на востоке Африки вздыбились геологические разломы, эволюционные ветви человека и шимпанзе разделились (хотя и сейчас генетика шимпанзе совпадает с человеческой на 97,8% - с чего бы это, а?)  И наконец, 195000 лет назад в Африке (а вовсе не на Ближнем Востоке) появился человек разумный.  И вся эта прямая последовательность бесчисленных поколений живых существ в итоге привела к появлению очередного живого существа – Ильи (главного героя повести), нравится это ему, или не нравится, знает он об этом, или не знает, и даже если он будет кричать, метаться в отчаянье, плакать и отрекаться от подобного родства, оно все равно будет – оно реально, а на реальность ни одно заклинание, даже произнесенное в православном храме, не действует.  Вот «это диво, так уж диво!» (А.С.Пушкин).

А между тем, в воздухе уже явно ощущалось приближение Последнего Срока. С экранов кино, телевидения и со страниц прессы неостановимым потоком начала литься разнузданная порнография, тысячи киосков сутками торговали водкой и презервативами, на первое место повсюду вышли доллары, доллары, доллары...

Пройдет еще много лет, десятки, сотни, тысячи лет, даже десятки тысяч.  Трудно сказать, будет ли через 10000 лет на Земле существовать православие, но даже если это будет последний православный, он, забившись в щель мировой истории, будет предрекать неминуемое приближение «последнего срока», а этот «последний срок» все не наступает и не наступает…  

Здесь же —  горели огоньки свечей, глаза излучали доброту и доверие, плыл по храму запах ладана, и тихо возносилось под купол песнопение.

        Благослови, душе моя, Господа.
        Благословен еси, Господи...

В числе других пела тогда на клиросе и Глашенька, и как-то постепенно они стали сначала кивать друг другу издали, а потом и познакомились. Это не было романом или чем-нибудь похожим на него. Просто Илье было хорошо рядом с этой тоненькой беззащитной девушкой, органически не умеющей не то, чтобы врать, а даже говорить на темы, не требующие работы души и участия сердца.

Странно все же…  Тысячелетиями человечество жило естественной жизнью: рождались дети, умирали немощные и впавшие в маразм старики, пахали землю, строили города, воевали, убивали врагов, захватывали прекрасных пленниц, высекали из камня прекрасные статуи, веселились, жили.  Ценилась сила, красота, ум, талантливость, отвага, серьезность, но и веселость, искренность, но и хитрость, таланты были достойны похвалы, хвастовство выдавало героя, мужчина был мужчиной, а женщина – женщиной.  Но случилась беда: появились люди, которые не были ни красивы, ни сильны, не отличались и высоким интеллектом, а также привлекательностью.  Они заявили, что все это неправильно, что не следует быть сильным, красивым, умным, веселым, воинственным.  Что есть какой-то другой мир, который почему-то могущественнее этого и которым этот мир создан.  И тот мир очень недолюбливает этот реальный мир, а поэтому в этом мире надо быть хилым, убогим, безобразным, одиноким, придурком, импотентом, и тогда тот мир будет помогать и благоволить к человеку.  И хотя они не привели ни малейшего доказательства своей правоты, им почему-то поверили.  Конечно не все, и не везде, и не всегда: жизнь большинства людей осталась такой, какой была.  Но испугали сильно, и с тех пор жизнь каждого человека оказалась отравленной страхом.  Он боялся быть сильным, умным, красивым, веселым, самодовольным, поскольку это могло вызвать месть того мира, поэтому приходилось действовать с оглядкой, а те, кто не отличался подозрительными достоинствами, считали себя вправе управлять всеми остальными.  Но жизнь пробивалась сквозь могильные плиты религий, и вновь рождались дети, мальчики бегали за девочками, люди смеялись, любили друг друга, хвастались друг перед другом, работали, воевали.  И жизнь продолжалась.

Пятилетнее превосходство Ильи в возрасте ставило его в положение старшего брата, и в этом качестве он иногда сопровождал ее после всенощной до общежития консерватории, в которой она тогда училась. Еще более ответственным за ее судьбу он чувствовал себя теперь, когда Глашеньку, тоже отказавшуюся поставить у себя на лбу сатанинскую метку, исключили из консерватории и выселили из общежития. К счастью, ей почти сразу же удалось устроиться дворником в один небольшой ЖЭК, и она теперь жила в маленькой полуподвальной квартирке, которую покидала только в самое раннее утро для того, чтобы подмести двор. Иногда, правда, во время неожиданного снегопада, приходилось выходить и расчищать дорожки и в светлое время суток, но это было зимой, и ее спасал от ненужных взглядов повязанный до самых бровей платок.

Существует мнение, что религиозный фундаментализм – это реакция традиционного сознания на модернизацию.  Да, но эта реакция при всем ее антимодернизме все равно модернистская.  И убивающая «живую религию» (о которой так любят говорить фундаменталисты).  Потому что мало «жить как в прошлом», надо «жить в прошлом».  Сам по себе фундаментализм (а православная интеллигенция – на всем просторе от Достоевского до Иоанна Кронштадтского – именно фундаменталистическое течение) – это тоже модернизм, причем модернизм, который в той же степени убивает традицию, как и полное ее отрицание.  Дело не в том, что православные интеллигенты хотят, образно выражаясь, быть «святее папы римского», а в том, что их «модернистский фундаментализм» подобен контролю над дыханием.  Когда человек дышит – он ведь не осмысливает каждый свой вздох, не контролирует его, дыхание естественно, а если начать контролировать, следить за каждым вздохом – это уже будет фундаментализм.  Заменить естественный процесс искусственным.  Покупать керосин в век электричества (и при этом гневно отвергать лучину – «язычество»).  Но все равно в этом нет ничего, кроме желания «склеить» разбитую чашку и делать при этом вид, что на ней нет трещин, и очень обижаться, когда другие люди их замечают.  В этом смысле фундаментализм в православии должен был быть связан именно с православной интеллигенцией, живущей (как и всякая другая интеллигенция) ненастоящим, сочиненным, книжным миром.  К примеру, Домострой – речь идет не столько о памятнике литературы XVI века, сколько о понятии нарицательном.  Религиозные фундаменталисты в борьбе с «половой распущенностью» заявляют, что в «былые времена» в женщине больше всего ценилось целомудрие.  Но при этом они напрочь забывают (удивительная забывчивость, не правда ли?), что женщину любят вовсе не за то, что ее девственная плева не разорвана – это может быть прилагательным, но никогда не было существительным человеческих отношений.  А для фундаменталистов в этом – все! (как для старообрядцев вся истина состояла в двуперстом крещении – вспоминается отличный эпизод сериала «Михайло Ломоносов»).  И что в итоге?  Создается «ходульный» образ прошлого, который ничего общего не имеет с реальностью, но зато полностью соответствует эстетическим ценностям фундаментализма: выходит, что наши пращуры (если посмотреть на проблему глазами фундаменталиста) сначала выясняли, не утеряла ли девушка невинности, а уж потом – только в случае сохранения – влюблялись в нее (и эту автоматизацию и механизацию человеческих отношений почему-то принимают за подлинную «старину»).  Дело в том, что модернизация вполне может выражаться в примитивизации некоей данности с целью ее развития. А фундаментализм отрицает право на существование в прошлом (и в будущем) того, что ему не нравится в настоящем. Это типичный модернизм, «консервативный модернизм», в отличие от которого прогрессивный модернизм более честен и признает существование нелюбимого им в прошлом.

После закрытия храмов виделись они с Ильей не чаще раза в неделю, когда он привозил ей раздобытые по деревням продукты, и только один раз, воспользовавшись занавесившей весь город нескончаемой моросью, они отважились полдня погулять по обезлюдевшим улицам и старому городскому кладбищу, где, глядя на обомшелые каменные кресты, Глаша не удержалась и как-то сама собой потихоньку запела:

        Во царствии Твоем помяни нас, Господи,
        егда приидеши во Царствии Твоем.
        Блажени нищии духом,
        яко тех есть Царство Небесное.
        Блажени плачущии,
        яко тии утешатся.
        Блажени кротцыи,
        яко тии наследят землю...

Такая же погода была и теперь, и, выложив привезенные продукты, Илья вознамерился и на этот раз совершить небольшую прогулку, но Глашенька предпочла даже в дождь отсидеться дома.
— Боюсь я, Илюша, — призналась она. — Позавчера меня вызывал к себе начальник ЖЭКа и заставлял показывать лоб...
— А ты?
— Показала.
— И?..
— Он не виноват. Ему кто-то указал на меня.
— Но что он решил?
— Сказал, что пока сможет, будет молчать. Но сколько это продлится, он не знает.
— Та-ак... — Илья прошелся по комнате и стал у залитого мутными струйками оконца. Жить становилось все труднее и труднее. И ладно бы дело шло только о личных неурядицах, но ведь рушилась жизнь всей Державы! Газеты было страшно открывать: над Казахстаном уже две недели шли серные дожди; Кавказ раскололся от землетрясения, и половина его рухнула в кипящую магму, образовав гигантские дымящиеся провалы; загорелось Черное море, а на пляжах Паланги стал все чаще и чаще появляться гигантский страшный Змей...

Кругозор главного героя ограничивается лишь Россией и Ближним Зарубежьем, нигде и ни разу не упоминается о странах мира за пределами границ бывшего СССР.  Это или обычная цивилизациоцентрическая абберация, при которой наблюдателя гораздо больше волнуют мелкие события в соседнем городе, чем колоссальные события на другом конце планеты, или же это косвенно говорит о том, что весь остальной мир и так уже давно пребывает во власти антихриста.  Само понятие «антихрист» можно трактовать и как активное неприятие христианства (персонализированного в Иисусе Христе), и как простое неисповедание христианской религии.  Если в промежуток между первым и вторым пришествием Иисуса Христа (по латыни этот временной промежуток именуется Medium Avium – «Средние Века») христиане обычно смягчают свое отношение к иноверцам и атеистам, поскольку все же надеются, что «неверные», в конце концов, примут «правильную веру», то в момент завершения Средних Веков будет зафиксировано сложившееся положение, а если учесть крайне отрицательное отношение различных христианских конфессий друг к другу, лишь в последние века несколько затушеванное общим ростом безразличия к вере, то в зависимости от того какой именно бог будет осуществлять Страшный Суд (православный, католический, арианский, - вот сюрприз будет, если он окажется иеговистом! – баптистский и т.д., и не забудьте также Аллаха!), все прочие конфессии будут признаны богоотступническими, и их судьбе однозначно не позавидуешь.  В случае, если бог все-таки православный, окажется, что не менее 97% населения планеты Земля «будут судимы по делам их» - под этой расплывчатой формулировкой, которой христиане обычно обозначают судьбу людей, не принадлежащих к их конкретной конфессии, может скрываться все, что угодно – в конце концов, христианский бог вовсе не обязан руководствоваться людскими принципами гуманизма, кодифицированными в XIX-XX веках на сомнительных полумасонских международных конференциях – во всяком случае, указывать христианскому богу, что ему делать и как, даже самые дерзновенные молитвенники не решаются.  Правда, некоторые известные святые молились даже о прощении бесов, но это, скорее, исключение, чем правило.  Не следует также забывать, что даже из этих 3% - «народов, традиционно исповедующих православие», подавляющее большинство – 98 или даже 99 из 100 – «принимают печать Антихристову».  Таким образом, из 5682000000 людей (в 1995 году) на момент «конца света» верность православному богу сохраняют не более двух-трех миллионов.  Красноречие автора Апокалипсиса позволяет легко представить судьбу остальных.  Во всяком случае, маловероятно, чтобы главный герой всерьез размышлял о степени сохранения «искры православия» в католической церкви или где-нибудь еще.

Но впрочем, ничего неожиданного во всем этом, пожалуй, и не было, последние годы жизнь двигалась именно к такому финалу. Война в Карабахе, Абхазии, Чечне. Чернобыль и целая цепь подобных аварий. Гибнущая экология, вытесненная масскультурой нравственность. Разве палангский змей такая уж неожиданность? В других образах он начал появляться и раньше, Илья помнил, как еще до всего  этого  мужики из села Красное Юрьево рассказывали ему, что видели в окрестных лесах  зверя — это был как бы громадный кабан, но с рогами, и передвигавшийся заячьими прыжками. Они пошли за ним, хотя копыта у него были вывернуты задом наперед и след вел как бы в обратную сторону, но тот спустился от них в заросший кустарником овраг, и идти дальше охотники не рискнули.

Главный герой вперемешку со «страшными рассказами» собравшихся на лавчонке суеверных бабок о поломке водокачки в соседнем дворе и, как прямое следствие этого, неминуемом приходе антихриста мысленно произнес магическое слово «нравственность».  Понимает ли он, о чем идет речь?  Каков исторической горизонт главного героя (а как мы обнаружили ранее, многотысячелетняя человеческая цивилизация не умещается в котомку странника, и поневоле приходится уничтожать то, что не умещается)?  Жалобы на падение нравственности в наше время звучат как откровенный цинизм в ушах любого человека, мало-мальски знакомого с историей.  Создавая виртуальный образ «святой старины», подобные моралисты совершенно не интересуются тем, что было в реальности.  Не проявляют ни малейшего любопытства, свойственного человеку как биологическому виду и унаследованного от наших обезьяноподобных предков.  Поэтому приходится перелистывать страницы истории, дабы изгнать суеверный ужас из сердец апокалиптиков.  Если не обращать внимание на «грешный» мир, а обратиться лишь к духовенству прошлых веков, картина получается впечатляющая. Задолго до всего этого, в XII веке св. Бернард Клервосский – вдохновитель второго крестового похода – восклицал: «Неужто Господь не сподобит меня дожить до тех времен, когда отдать своих дочерей в монастырь не будет означать отдачу их в бордель?»  В XIV веке Николя Клеменжи – ректор университета и архидиакон Байо в своей книге «Развращение монашеского сословия» характеризует уровень нравственности: «Сколь много печального можно сказать о женских монастырях.  Они более похожи не на общины девственниц, посвятивших себя Богу, а на дома проституции, где женщины предаются дебошу, блуду, кровосмесительству, любому разврату, бытующему у публичных девок!»  В следующем столетии Жен Жерсон – каноник Собора Парижской Богоматери также мечет громы и молнии: «Отверзните ваши очи, и вы увидите, что монастыри и обители походят на вертепы разврата» (Амберен Р. Драмы и секреты истории. М.,1993, с 69).  Во Франции вплоть до XVIII века содержательниц публичных домов называли «аббатисами» (там же).  У епископа Камбре Жана Бургундского (XV век) был хор в составе 36 человек.  Все они были его детьми (не смотря на обязательный целибат католического духовенства!)  Этот хор своим пением сопровождал церковные службы своего отца (там же, с 99-100).  Те, кому кажется, что это касается лишь «поганых латинян», выдают бесконечную наивность, подобающую более детям нежного возраста, чем взрослым и мыслящим людям.  Православная церковь украшена не меньшим количеством подобных «цветов», хотя тщательнее скрывает аналогичные факты.  В 1860-х гг. архангельский губернатор С.П.Гагарин доносил в Синод, что местное духовенство (православное, естественно) необразовано, грубо, не оказывает ни малейшего влияния на население, ведет вызывающий образ жизни: попы посещают непотребные дома, бегают голыми по городу, дерутся в церкви, пьянствуют в кабаках, а один даже окрестил собаку (!) (Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1994 Т 1, Ч 1, с 164-165).  Кстати Павел Флоренский вполне одобрил бы этот поступок.  У «Леонардо да Винчи ХХ века» была любимая собака, и он заявил о наличии у собак души.  Пришлось ради любимого четвероногого питомца подкорректировать основные догматы православия.  Позднее Обер-прокурор Синода П.К.Победоносцев завел целую папку с уголовным (!) компроматом на каждого (!) епископа Русской Православной Церкви (журн. «Возрождение», 1927, IV, II. № 678, статья Б.Суворина).  Антоний Храповицкий в отчете о результатах ревизии 1907 года в духовных академиях отмечает: «Учащиеся в академиях попы целыми месяцами не ходят в церковь, едят перед служением колбасу с водкой, демонстративно, гурьбой ходят в публичные дома, так что, например, в Казани один из таковых известен всем извощикам под названием "поповский б...", и так его и называют вслух...  Когда благоразумные студенты возражают попам на сходках: "это не согласно с основными догматами христианской веры", то им отвечают: "Я догматов не признаю"» (Письмо к митрополиту Флавиану, 28 ноября 1907 года).  И это не «очернение» христианства, это не сочинили масоны или безбожники-большевики, это голоса самих церковных деятелей.  Автор комментария ни в коем случае не желает осуждать подобное поведение духовенства (как не следует осуждать иные естественные желания человека), но возникает закономерный вопрос: чем же наше время так уж выделяется на фоне столь ярких и сексуальных «былых времен»?  Наоборот, наша эпоха, когда в рядах религиозных организаций остались преимущественно энтузиасты, и подобные скандалы происходят довольно редко, характеризуется ростом фригидности и импотенции в среде священства, и в итоге – а как же могло быть иначе? – наблюдается сокращение населения в результате «разумного» отношения к интимной жизни и заведению потомства (ведь незаконнорожденный ребенок появился на свет, он есть, он существует благодаря «греху» родителей; если же потенциальные родители не «грешат», его нет; нет и все).  И не являются ли сетования главного героя о «погубленной нравственности» своеобразной реакцией человека, всерьез воспринимавшего советскую официальную мораль (а ведь была также советская неофициальная мораль), на ее эрозию в годы перестройки, на что также наложилось кабинетное богословие 80-х гг?  Было ли чего «вытеснять» масскультурой, которая еще в эпоху Квазимодо великолепно существовала от Франции до Руси (карнавалы, «бесовские скоморохи» и т.п.)?  Главный герой элементарно заблудился в истории, и в очередной раз принимает картинку на стене за окно в реальный мир.

— Что же мне делать, Илюша? — прервала его воспоминания Глашенька.
— Что-нибудь придумаем, — ободряюще улыбнулся он. — Я на днях еще раз съезжу в Пригород — мне там обещали мешок картошки, — а потом мы подумаем, как лучше поступить тебе. Помнишь 90-й псалом?
— Спрашиваешь! — посветлела лицом Глаша. — “Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его...”
— Вот и молодец. Повторяй его, и все будет хорошо. И ”не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме преходящия, от сряща и беса полуденнаго...” А через недельку мы для тебя что-нибудь придумаем.
Хотя,  что именно можно было придумать в этой ситуации, он не представлял пока и сам.

Беспомощность духовного мира в борьбе с миром материальным очевидна, особенно когда читаешь древние летописи, чьи авторы не могли слишком уж откровенно выдавать ложь за правду:
«Летом 1352 г. «черная смерть» охватила Псков. Эпидемия сразу приняла огромные размеры. Смерть не разбирала ни возрастов, ни полов, ни сословий. Количество умерших было так велико, что их не успевали хоронить, хотя в один гроб клали по 3–5 трупов. Богатые раздавали свое имущество, даже детей, и спасались в монастырях. Взявшие вещи из зараженных домов сами заболевали и умирали. Смерть была «наградой» тем, кто ухаживал за больными или помогал хоронить мертвых. Обезумевшие от ужаса псковитяне послали послов в Новгород к епископу Василию с просьбой приехать к ним и умолить разгневанного ими Бога. Епископ явился, обошел город с крестным ходом и затем направился домой, но по дороге умер от чумы. Новгородцы устроили своему владыке пышные похороны, выставили тело его в соборе Софии, куда явились толпы народа прощаться с умершим. Через короткое время в Новгороде вспыхнула такая же ужасная эпидемия чумы, как и в Пскове, возникшая, как тогда считали, от соприкосновения массы людей с трупом епископа» (Супотницкий М.В. Супотницкая Н.С.  Очерки истории чумы. //Энвайронментальная эпидемиология. 2007. № 1).

Владимир Владимирович:
4. «Охотники за мерседесами».

...И вот он снова ехал в Пригород. Прислонившись к окну электрички, вполглаза смотрел на пролетающие мимо хмурые пейзажи с обезглавленными церквями, отчужденных людей на станционных платформах, землистое низкое небо, и вспоминал прошлое. Кажется, это было будто вчера — охватившее и его, и всех вокруг ослепление политической свободой, когда хотелось успеть на все митинги, прочесть все газеты, подписаться под всеми воззваниями. Это потом, когда он уже отдал свой голос за нового Президента, он понял, что нельзя надеяться на “князи человеческия” и полностью отошел от политических страстей, перестав участвовать не только в митингах, но и в выборах. России нужны были не баррикады, а молитвы, — поняв это, он искренне отдался церковной жизни и втайне позволял себе мечтать о сане, хотя заговорить об этом не решался даже со своим духовником. Ну, а потом это уже сделалось и поздно — пошли осквернения храмов, террористические акты против священнослужителей, указы о запрещении православной веры. А потом появились и эти — ревнители сатанинского благочестия, тычущие концом дубинки в каждый лоб, закрытый капюшоном или шляпой, — а ну, покажи, есть ли там у тебя знак поклонения Зверю?

Совсем другой сценарий развития событий содержится в предсказаниях Лаврентия Черниговского:
«Русские люди будут каяться в смертных грехах, что попустили жидовскому нечестию в России, не защитили Помазанника Божия — царя, церкви православные и монастыри, сонм мучеников и исповедников святых и все русское святое. Презрели благочестие и возлюбили бесовское нечестие...
Когда появится малая свобода, будут открывать церкви, монастыри ремонтировать, тогда все лжеучения выйдут наружу. На Украине сильно ополчатся против Русской Церкви, ее единства и соборности. Эту еретическую группировку будет поддерживать безбожная власть. Киевский митрополит, который недостоин сего звания, сильно поколеблет Церковь Русскую, а сам уйдет в вечную погибель, как Иуда. Но все эти наветы лукавого в России исчезнут, а будет Единая Церковь Православная Российская…
Россия вместе со всеми славянскими народами и землями составит могучее Царство. Окормлять его будет царь православный — Божий Помазанник. В России исчезнут все расколы и ереси. Евреи из России выедут встречать в Палестину антихриста, и в России не будет ни одного еврея. Гонения на Церковь Православную не будет.
Господь Святую Русь помилует за то, что в ней было страшное и ужасное предантихристово время. Просиял великий полк исповедников и Мучеников… Все они умоляют Господа Бога Царя Сил, царя Царствующих, в Пресвятой Троице славимого Отца и Сына и Святаго Духа. Нужно твердо знать, что Россия — жребий Царицы Небесной, и она о ней заботится и сугубо о ней ходатайствует. Весь сонм святых русских с Богородицею просят пощадить Россию.
В России будет процветание веры и прежнее ликование (только на малое время, ибо придет Страшный Судия судить живых и мертвых). Русского православного царя будет бояться даже сам антихрист. При антихристе будет Россия самое мощное царство в мире. А другие все страны, кроме России и славянских земель, будут под властью антихриста и испытают все ужасы и муки, написанные в Священном Писании.
Война третья Всемирная будет уже не для покаяния, а для истребления. Где она пройдет, там людей не будет. Будут такие сильные бомбы, что железо будет гореть, камни плавиться. Огонь и дым с пылью будет до неба. И земля сгорит. Будут драться и останется два или три государства. Людей останется очень мало и тогда начнут кричать: долой войну! Давай изберем одного! Поставить одного царя! Выберут царя, который будет рожден от блудной девы двенадцатого колена. И Антихрист сядет на престол в Иерусалиме» .
http://www.fatheralexander.org/booklets ... 0_veka.htm

Илья жил без знака, и поэтому должен был теперь тащиться за шестьдесят километров, чтобы тайком купить здесь у добрых людей мешок картошки, без которой ни ему, ни Глаше в городе не продержаться. Там в любом магазине или на рынке сразу смотрят на лоб — метка отсутствует, значит, проваливай, — а, здесь, в глубинке, где близость русской земли и отеческих могил не дает так легко превратить свою душу в камень, пока еще можно было раздобыть у сельчан что-нибудь съестное за деньги или в обмен на вещи, не предъявляя никаких меток.

И все же при чтении повести знатока русской литературы не покидает ощущение де жа вю – не может быть, чтобы в нашей литературной традиции не было уже аналогичного мотива, сюжета, проблематики.  Есть.  Конечно, есть.  Алексей Николаевич Толстой.  «Петр Первый»:
«"Что есть жена?  Сеть прельщения человеков.  Светла лицом, и высокими очами мигающа, ногами играюща, много тем уязвляюща, и огонь лютый в членах возгорающа...  Что есть жена?  Покоище змеиное, болезнь, бесовская сковорода, бесцельная злоба, соблазн адский, увет дьявола..."

"Я, братия моя, видал антихриста, право, видал...  Некогда я, печален бывши, помышляющи, как придет антихрист, молитвы говорил, да и забылся, окаянный.  И вот на поле многое множество людей вижу.  И подле меня некто стоит.  Я ему говорю: чего людей много?  Он же отвечает: антихрист  грядет, стой, не ужасайся.  Я подперся посохом двоерогим, стою бодро.  Ан – ведут нагого человека, - плоть-то у него вся смрад и зело дурна, огнем дышит, изо рта, из ноздрей и из ушей пламя смрадное исходит.  За ним царь наш последует и власти, и бояре, и окольничьи, и думные дворяне...  И плюнул  я на него, дурно мне стало, ужасно...  Знаю по писанию – скоро ему быть.  Выблядков его уже много, бешеных собак..."

По Москве ходит рыжий поп Филька и, когда соберутся около него, начинает неистовствовать: "Послан-де я от бога учить вас истинной  вере, апостолы Петр и Павел мне сородичи...  Чтоб вы крестились двумя перстами, а не тремя: в трех-де перстах сидит Кика-бес, сие есть кукиш, в нем вся преисподняя, - кукишом креститесь..."  Многие тут же в него верят и смущаются.  И никакой хитростью схватить его нельзя.
От поборов на крымский поход все обнищали.  Говорят: на второй поход и последнюю шкуру сдерут.  Слободы и посады пустеют.  Народ тысячами бежит к раскольникам, - за Уральский камень, в Поморье, и в Поволжье, и на Дон.  И те, раскольники, ждут антихриста, - есть такие, которые его уже видели.  Чтоб хоть души спасти, раскольничьи проповедники ходят по селам и хуторам и уговаривают народ жечься живыми в овинах и банях.  Кричат, что царь, и патриарх, и все духовенство посланы антихристом.  Запираются в монастырях и бьются с царским войском, посланным брать их в кандалы.  В  Палеостровском монастыре раскольники побили две сотни стрельцов, а когда стало не под силу, заперлись в церкви и зажглись живыми.  Под Хвалынском в горах тридцать раскольников загородились в овине боронами, зажглись и сгорели живыми же.  И под Нижним в лесах горят люди в срубах.  На  Дону, на реке Медведице, беглый человек,  Кузьма, называет себя папой, крестится  на солнце и говорит: "Бог наш на небе, а на земле бога не стало, на земле стал антихрист - московский царь, патриарх и бояре – его слуги..."  Казаки съезжаются к тому папе и верят...  Весь Дон шатается.

Скоро подали лошадей, и Петр велел князю сесть в сани, - повез его к Лефорту.
За столом на высоком стуле сидел Никита Зотов, в бумажной короне, в руках держал трубку и гусиное яйцо. Петр без смеха поклонился ему и просил благословить, и архипастырь с важностью благословил его на питье трубкой и яйцом. Тогда все (человек двадцать) запели гнусавыми голосами ермосы.  Князь Приимков-Ростовский, страшась перед царем показать невежество, тайно закрестился под полой шубы, тайно отплюнулся.  А когда на бочку полез голый человек с чашей, и царь и великий князь всея Великия  и  Малыя и прочая, указав на него перстом, промолвил громогласно: "Сие есть бог наш, Бахус, коему  поклонимся",  -  помертвел  князь Приимков-Ростовский, зашатался. Старика без памяти отнесли в сани.

Иоаким читал:
   - Мы убогим нашим умишком порешили сказать вам, великим государям, правду...  До того времени не будет порядка и изобилия  в стране,  покуда произрастают в ней безбожие и гнусные латинские  ереси, лютеранские, кальниаские и жидовские...  Терпим от грехов своих... были Третьим Римом, стали вторым Содомом и Гоморрою...  Великие государи, надобно не давать иноверцам строить свои мольбища, а которые уже построены – разорить...  Запретить, чтобы в полках проклятые еретики были начальниками...  Какая от них православному воинству может быть помощь?  Только божий гнев наводят...  Начальствуют волки над агнецы!   Дружить запретить православным с еретиками...  Иностранных обычаев и в платье перемен никаких не вводить...  А понемногу оправившись да дух православия  подымя, иноземцев выбить из России вон и немецкую слободу, геенну, прелесть, - сжечь!

Но случалось, что и до дремучей  глуши, до этого последнего края, добирались слуги антихристовы, посланные искать неповинующихся  и лающие. Тогда мужики с бабами и детьми, кинув дома и скот, собирались во дворе у старца или в церкви и стреляли по солдатам, а не было из чего стрелять, - просто лаялись и не повиновались и, чтоб не даться в руки, сжигались в избе или в церкви, с криками и вопленым пением...
Люди легкие, бежавшие от нужды и неволи в леса промышлять воровством, подавались понемногу туда, где теплее и сытнее, - на Волгу и Дон. Но и там еще пахло русским духом, залетали царские   указы и воинствовали православные попы, и многие вооруженными шайками уходили  еще далее – в Дагестан, в Кабарду, за Терек, или просились под турецкого султана к татарам в Крым. На привольном  юге – не в сумеречного домового – верили больше в кривую саблю и в доброго коня…
Не признававшие крыжа и щепоти собирались в подпольях на всенощные бдения. Опять зашептали, что дожить только до масленой: с субботы на воскресенье вострубит труба Страшного суда.  В Бранной  слободе  объявился человек, собирал народ в баню кружился, бил себя ладошами по лицу, кричал нараспев, что-де он – господь Саваоф, и с ручками и с ножками, и падал весь в пене...  Другой человек, космат, гол и страшен, являлся народу, держа в руке три кочерги, пророчил невнятно, грозил бедствиями.
У ворот Китая и Белого города прибили второй царский указ: "Боярам, царедворцам, служилым людям  приказным и торговым ходить отныне и безотменно в венгерском платье, весной же, когда станет от морозов  легче, носить саксонские кафтаны".
На крюках вывесили эти кафтаны и шляпы.  Солдаты, охранявшие  их, говорили, что скоро-де  прикажут всем купчихам, стрельчихам, посадским женкам, попадьям и дьяконицам ходить простоволосыми, в немецких коротких юбках и под платьем накладывать на бока китовые ребра...  У  ворот стояли толпы в смущении, в смутном страхе. Передавали шепотом, будто неведомый человек с тремя кочергами закидал калом такой же вот кафтан на крюке и кричал: "Скоро не велят по-русски разговаривать, ждите!  Понаедут римские и лютерские попы перекрещивать весь народ.  Посадских отдадут немцам в вечную кабалу.  Москву назовут по-новому – Чертоград.  В старинных книгах открылось: царь-де Петр – жидовин  из колена Данова".
Как было не верить таким словам, когда под  крещение  приказчики  купца Ревякина стали вдруг  рассказывать – бегая в рядах по лавкам – о случившейся великой и страшной жертве во искупление  мира от антихриста: близ Выг-озера несколько сот двуперстно молящихся сожглись живыми.  Над пожарищем распалось небо, и видима стала твердь стеклянная и престол, стоящий на четырех животных, на престоле сидящий господь, ошую и одесную – дважды по двунадесят старцев и херувимы окрест его, - "двомя крылы летаху, двомя очи закрываху, двомя же ноги".  От престола слетел голубь, и огнь погас, и на месте гари стало благоухание».

За остановку до нужной ему станции Илья снял с полки рюкзак и вышел в тамбур. Покосившись на пожилого грибника с собакой, стал у противоположной двери и, мысленно творя молитву, принялся ожидать остановки состава. “...Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши. Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое. Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих...”

У кого-нибудь может возникнуть сомнение: действительно ли автор повести и комментатор серьезно относятся к описываемому и комментируемому?  Не есть ли здесь обычная провокация, когда выдумывается некий малоприятный образ православия, а потом он же критикуется?  Нет.  На самом деле все еще хуже.  Вот, например, что писал Алексей Федорович Лосев – человек не просто грамотный и образованный, но, к тому же еще, и доктор филологических наук, профессор, один из крупнейших в СССР историков античной философии:
«Нельзя, например, быть христианкой и ходить с оголенными выше колен ногами и оголенными выше плеч руками, как это требуется по последней моде 1925–1928 гг.  Я лично терпеть не могу женщин с непокрытыми головами.  В этих последних есть некоторый тонкий блуд, – обычно мужчинам нравящийся.  Также нельзя быть христианином и любить т.н. «изящную литературу», которая на 99% состоит из нудной жвачки на тему о том, как он очень любил, а она не любила, или как он изменил, а она осталась верной, или как он, подлец, бросил ее, а она повесилась или повесилась не она, а кто-то еще третий и т.д. и т.д.  Не только «изящная литература», но и все искусство, с Бетховенами и Вагнерами, есть ничто перед старознаменным догматиком «Всемирную славу» или Преображенским тропарем и кондаком; и никакая симфония не сравнится с красотой и значением колокольного звона.  Христианская религия требует мифологии колокольного звона.  Христианин, если он не умеет звонить на колокольне или не знает восьми церковных гласов или, по крайней мере, не умеет вовремя развести и подать кадило, еще не овладел всеми тонкостями диалектического метода. Колокольный звон, кроме того, есть часть богослужения; он очищает воздух от духов злобы поднебесной.  Вот почему бес старается, чтобы не было звону» (Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Миф – Число – Сущность. М.,1994, с 104).
Да, в случае прихода этих людей к власти, нас ждет немало неожиданного.

Двери с шипением разъехались в стороны, и Илья шагнул на перрон, окутанный упоительным хвойным духом сырого бора. И тут же остановился. Шагах в двадцати от него, поперек платформы, стояли они — трое широкоплечих парней с тяжелыми челюстями и зловещими шестерками на рукавах.
— О! — воскликнул один из них, указывая дубинкой на Илью, и тройка, раздвигая сошедших на платформу пассажиров, ринулась к нему. Судорожно крутнув по сторонам головой, Илья прянул назад и вскочил в тамбур электрички.
— Стой, сука! — громыхнуло вслед ему над платформой, но двери, лязгнув створками, захлопнулись, и электричка тронулась с места.
“Слава Тебе, Господи!” — прошептал Илья, осеняя себя крестным знамением, и в эту минуту дверное стекло разлетелось от страшного удара. Отскочив от брызнувших в тамбур осколков, Илья успел увидеть перекошенное ненавистью лицо одного из патрульщиков с занесенной над головой дубинкой.
— Убью, тварь! — проревел он, и Илья услышал еще один гулкий удар по корпусу уходящей электрички.
Поежившись от мысли, что этот удар мог бы достаться ему самому, Илья посмотрел на усеянный осколками стекла пол и перешел от греха подальше в другой вагон. Как ни велика была опасность еще раз столкнуться с “сатанинским патрулем”, а возвратиться в город с пустыми руками было не лучше, поэтому, сойдя на следующей станции, он обогнул стороной поселок и, отыскав лесную тропинку, идущую параллельно линии железной дороги, отправился назад. Вероятность встречи с патрулем была очень мала — двор, где ему обещали картошку, находился на самом отшибе, так что можно было, не заходя в поселок, взять товар и по этой же тропинке вернуться на станцию, от которой он сейчас двигался. Здесь его еще не знают, он спокойно дождется электрички и уедет в город. Единственное неудобство — тащить десять километров мешок с картошкой, но тут уж ничего не поделаешь...
Тропинка неожиданно уткнулась в огромную лужу, и Илья полез через кусты в сторону искать обходной путь. Земля от дождей пропиталась водой настолько, что низина превратилась в самое настоящее болото, которое уводило его все дальше и дальше в чащу. Выросший в городе, он видел раньше лес главным образом только у опушек, а потому, промочив ноги, попытался возвратиться назад и обойти эту непомерно раскинувшуюся лужищу по-над железнодорожной насыпью, но оказалось, что вернуться назад невозможно, так как его со всех сторон окружает болото. Еще какое-то время поскакав по островкам и кочкам, он понял, что окончательно заблудился. Делать нечего, нужно было звать на помощь.

Главный герой – а он все-таки обитатель городского ландшафта – впервые сталкивается с природой.  С ее спокойной стихией, которая существует «вне нас и наших знаний о ней».  Просто существует, и все.  Молись – не молись, а непроходимая топь никуда не денется.  Это ведь только в христианской агиографической литературе молитвенники движут горами, принимают на службу львов и ходят по воде как посуху, а равно выходят невредимыми из огня.  В реальности такого ни разу не происходило.  Но верующие хотят, чтобы так было, и в созданной ими виртуальной, как сейчас принято говорить, реальности именно так и происходит.  Однако стоит им столкнуться с реальностью невиртуальной – результат налицо.  Автор, сам того не подозревая, показал этот результат.  Здесь вполне уместно задаться вопросом, а что же такое «кабинетное православие», тем более, что в современной России мы в 90 случаях из 100 сталкиваемся именно с «кабинетным православием».  По аналогии с «кабинетной мифологией», являющейся плодом воображения исследователя, сидящего в уютном кабинете и не имеющего никакой прямой связи с описываемым им материалом, «кабинетное православие» есть реакция интеллигенции на православие, попытка вернуть утраченную веру, образно выражаясь, склеить разбитую чашку.  При этом основное отличие «кабинетного православия» от православия исторического лежит в области теории познания.  Люди прошлых веков не ограничивали поле своего познания мира, воспринимали новые знания, не думая вовсе, противоречат они или соответствуют их верованиям.  Если это противоречие имело место, старые верования рушились, возникала новая картина мира, но человечество преодолевало новый этап развития, чтобы на следующем повторить заново описанный процесс.  Как заметил один из героев фильма Тарковского «Солярис», «человек обречен на познание».  Создатели «кабинетного православия» хорошо понимают ситуацию, они люди отнюдь не глупые, и если подвергнуть их пытке с пристрастием, в конце концов, скажут правду: что человек произошел от обезьяноподобного предка, и не 7,5 тысяч, а несколько миллионов лет назад, что не было никогда ни одного из библейских чудес (потому что это выдумка авторов библии), что Земля круглая, наконец.  Но никто не пытает православных интеллигентов, и в странах «светских» религия оставлена в качестве частного дела отдельных людей, и если кое-где (преимущественно, в советскую эпоху) верующие имели определенные карьерные ограничения, то ведь и в странах религиозных атеист лишен возможности сделать карьеру.  Все честно.  Но понимание ситуации ничуть не отменяло желания возродить умершую религию, и для этого православные интеллигенты начинают ограничивать свое (и не только свое, но и других людей) познание мира, вполне сознательно отбрасывая ту информацию, которая может повредить их верованиям, регулируя, таким образом, общую информационную картину мира.  Это напоминает игру, в том смысле, что игра всегда условна, и ее условия ограничиваются рамками игры.  Так, дети, сидящие в песочнице, «договариваются», указывая на комочки песка: «пусть это будут пирожки».  Хотя все участники игры хорошо знают, что это понарошку, что это не мука и тесто, а песок, и есть его нельзя – разве что поднести условно к губам.  Кабинетный верующий тоже не будет есть «пирожок», потому что все-таки хорошо знает (здесь и пытать его не надо), что это не пирожок, а всего лишь комок из песка, но при этом он обвинит «экспериментатора», предложившего ему съесть не понарошку, в богохульстве.  Впрочем, эта кабинетная вера так и осталась бы частным делом верующего, однако, будучи по своей природе тоталитарным, мышление интеллигенции не может допустить, чтобы на всей земле хоть один человек не разделял бы ее убеждений.  Это неизбежно приводит к навязыванию своих убеждений всем окружающим, и в ход пускаются все средства: от запугивания бабьими небылицами до обвинения в предательстве исторической памяти народа.  Хотя в реальной исторической старине кабинетные православные заблудятся и утонут, как Илья в реальном, а не апокалиптическом болоте.

— Э-ге-ге-ей! — закричал он в сложенные рупором ладони, затем какое-то время постоял, прислушиваясь, и снова поднес ладони ко рту, но не крикнул. “А что, если поселок уже рядом, и первыми, кто придет на зов, будут те трое?..” — мелькнула холодящая мысль, и он опустил руки.
— Ну? Чего испугался? — прозвучал вдруг рядом отчетливый голос, и от неожиданности Илья даже присел. — Встань, штаны замочишь, — тут же раздалось в двух шагах от него и, оглянувшись, он увидел, как из-за березок вышел бородатый мужик с добродушной улыбкой на лице и дубиной в руках. — Грибы собирал? — спросил он с усмешкой. — А где корзинка?
— Не было корзинки, — развел руками Илья. — Я за картошкой ехал, да проскочил станцию.
— Проспал, что ль?
— Нет... Патруля испугался.
Мужик внимательно посмотрел ему на лоб.
— Сними-ка капюшон...
Илья снял.
— Та-ак... Ну, и что ты собираешься делать дальше?
— Для начала бы выбраться из болота.
Мужик хмыкнул.
— В этом-то я тебе помогу. Иди за мной, — и, ступая лишь ему ведомой тропинкой, повел Илью в глубь леса.
Шли минут тридцать-сорок, затем тропиночка вывела их на большую поляну, на которой виднелось несколько шалашей и землянок. В одну из них и ввел Илью его бородатый провожатый.
— Вот, Батя, человек без метки по лесу бродит, чуть в болоте не утоп, — представил он его такому же бородачу, восседавшему за грубо сколоченным столом в центре землянки.
— Садись, — кивнул тот Илье, а его спутник сел на скамейку без приглашения. — Анюта, чаю! — крикнул куда-то через плечо тот, кого называли Батей, и из-за дощатой перегородки появилась девица с потрясающей длины ногами и поставила на стол самовар.
— Угощайся! — Батя сам налил Илье стакан душистого чая и пододвинул деревянную тарель с сухарями. — Ты что-нибудь слыхивал об “охотниках за мерседесами”?
— Да, — кивнул Илья, припоминая слышанные ранее обрывки разговоров о появившихся на лесных дорогах разбойниках. Будто бы возникала у обочины трассы эдакая писаная русская красавица с ногами от самых плеч, останавливала грациозной ручкой заморские автомобили, якобы прося подвезти ее до города, а в это время из-за кустов и дерев выскакивали бородатые мужики в обмотках и обрушивали на сверкающие кузова и капоты удары тяжеленных дубин. — Так это вы и есть?

Рассказ о методе борьбы «охотников за мерседесами» содержит белые пятна.  Не вполне понятно, что ожидает хозяев заморских автомобилей.  Вполне естественно предположить, что они разделяют судьбу своих автомобилей, но об этом нигде не упоминается.  Также не совсем понятно, ограничивается ли борьба «охотников за мерседесами» только иномарками или же она распространяется на все транспортные средства с двигателем внутреннего сгорания – в том числе «Жигули», «Волги» и т.д.  В первом случае мы сталкиваемся с самым экстравагантным способом поддержки отечественного производителя.

Владимир Владимирович:
— Мы, — кивнул в свою очередь тот и, отхлебнув чая, указал глазами на Анюту. — А это наша героиня. Анка-приманка. Остановит любую машину. Моя племянница...
— И вы так в лесу и живете?
— Так и живем, — посерьезнел лицом Батя. — Но не в городе же по подвалам прятаться! Или ты думаешь, что сможешь там долго продержаться без метки?
— Не знаю, — вздохнул Илья. — Но если уходить в лес, то неужели обязательно для того, чтобы нападать на мерседесы?
— А пусть знают, что Россия еще не погибла.

Итак, если в городе властвует Национал-большевистская партия (см. атрибутика «сатанинских патрулей») Эдички Лимонова, который каким-то сверхъестественным способом убедил напившегося до чертиков Ельцина поставить его во главе правительства, то кто же ее противники в лесах?  Сейчас уже как-то забылись животрепещущие перипетии политической и идейной борьбы 1993-1995 годов, поэтому следует напомнить основные вехи истории НПБ.
НБП была создана в 1993 году как партия с идеологией, сочетающей в себе ультралевые и ультраправые идеи. Об этом говорит «Декларация о создании Национал-Большевистской партии»: «Политическая борьба в России достигла критической точки. Фаза сопротивления исчерпала себя, потому традиционная оппозиция (лишь эмоциональная, лишь протестантская) — исчерпала себя. Период сопротивления закончился, начинается период национального восстания. Новый этап требует новых методов, новых форм и новых инструментов политической борьбы. Посему мы считаем необходимым создание радикальной политической и идеологической структуры нового, небывалого типа, призванной адекватно ответить на вызов Истории. Да будет национал-большевизм! Что такое национал-большевизм? Слияние самых радикальных форм социального сопротивления с самыми радикальными формами национального сопротивления есть национал-большевизм».  Согласно программе 1994 года, глобальной целью национал-большевизма является создание «Империи от Владивостока до Гибралтара на базе русской цивилизации», а сущность национал-большевизма заключается в «испепеляющей ненависти к античеловеческой СИСТЕМЕ троицы: либерализма/демократии/капитализма. Человек восстания, национал-большевик видит свою миссию в разрушении СИСТЕМЫ до основания. На идеалах духовной мужественности, социальной и национальной справедливости будет построено традиционалистическое, иерархическое общество».  В 1994 НБП задумывалась как кружок андерграундных художников-авангардистов в широком смысле этого слова, а собирательный образ члена партии представлял собой студента филфака, придерживающегося ультраправых идей, почитателя философии Дугина. Показательно, что партбилет № 4 достался основоположнику т. н. «сибирского депрессивного панк-рока» Егору Летову, лидеру рок-группы «Гражданская оборона». За Дугиным, Лимоновым и Летовым в НБП вступил и концептуалист Сергей Курёхин.  Среди нацболов преобладали молодые люди 16 — 25 лет самого различного социального положения, от безработных до преподавателей ВУЗа (http://ru.wikipedia.org/?oldid=16528682).
Туманные намеки автора – что, дескать, «в других странах все аналогично, как и в России», могут прямо указывать на то, что нацболам в 1994 году удалось создать Империю от Владивостока до Гибралтара, хотя и на конфедеративной основе (в настоящее время заметные организации нацболов действуют в Белоруссии, Израиле, Казахстане, Канаде, Киргизии, Латвии, Литве, Молдавии, Приднестровье, Сербии, Словакии, Украине, Чехии, Швеции и Эстонии).  Официальным флагом этого образования служит известный «серпастый-молоткастый» прапор партии (в белом круге которого главному герою померещились – от страха – три шестерки, которых там нет, а есть древний языческий символ малоазийской богини).  А государственным гимном, скорее всего, будет курехинская «Донна Анна» из «Господина оформителя» (которая часто воспринимается как выражение фатального античного менталитета - http://muzofon.com/search/%D0%A1%D0%B5% ... 0%BD%D0%B0).
Кто же прячется по лесам?  Кто враги нацболов?  На всем пространстве от Владивостока до Гибралтара с организованными либералами покончено.  Последние либералы и демократы бежали за океан (да и не будут они прятаться по лесам – не их стиль).  Остаются православные патриоты, в т.ч. сторонники крайне правых движений типа РНЕ и более мелких: Национал-синдикалистского наступления, Памяти, РОНСа, Союза русского народа и др.  Они проиграли борьбу за власть нацболам, которые, видимо, взяли Ельцина в политические заложники и правят от его лица.  Не смотря на декларативное православие эти партизаны довольно равнодушны к церковной жизни и полагаются на тактику диверсий в промышленности и на транспорте.  Поскольку противники нацболов в своей борьбе опирались на приходы православной церкви, приходы были разгромлены, а организованная религия запрещена.  На смену пришла полуязыческая рок-эстетика в стиле Курехина и Летова.

— Сила России не в дубине.
— А в чем же?
— В молитве. Если бы сто пятьдесят миллионов россиян одновременно помолились о спасении Отечества, вся эта сатанинская власть облетела бы, как короста.

Столкновение «кабинетного православия» с грубой «дубинной» реальностью всегда обнаруживает его беспомощность, даже неестественность.  Епископ Майкопский Пантелеймон в конце 90-х, описывая казачью религиозность, отмечал: «С казачьей демократией нельзя шутить. Они любят спорить и их надо уметь убеждать. С мнением священника они считаются, но только в тех вопросах, которые они сами считают относящимися к духовным. Священник многое не может им запретить, если они считают это не поповским делом» (Атлас современной религиозной жизни России. Том 1. М-СПб.,2005, с 14).  Вот так-то.  Это им не старушек пугать в Нечерноземье…

— Вот и оставайся у нас. Срубим в глуши деревянную церковку, будешь служить Литургию.
— Я не священник. Да и не могу решить это вот так сразу... Мне все равно нужно съездить в город, встретиться со своим духовником и увидеть одного человека.
— Попадёшься.
— Бог даст, проскочу. Не в первый раз.
— Ну, смотри. Брат Иван тебе покажет дорогу, — кивнул он на мужика, приведшего Илью в лагерь. — Надумаешь — бери своего человека и возвращайся. Будем освобождать Россию от нечисти. Мы — дубинами, а ты — молитвами, — и он поднялся из-за стола, давая понять, что аудиенция окончена.

Все-таки перестройка и постперестройка принесли ощутимые перемены в наше общество.  Мы уже не можем сказать в лицо верующему или иному, абсолютно убежденному в своей правоте, человеку, что он врет.  Приходится искать компромиссные формулировки, позволяющие соединять теорию божественного происхождения сыра для вороны и теорию Дарвина.  Это называется толерантность.

5. «...И явлю ему спасение Мое».

Ночь Илья провел в стане “охотников за мерседесами”, а рано утром Иван вывел его лесной тропинкой на станцию, где он сошел накануне.
— Запомнил дорогу? — спросил, расставаясь, бородач.
— Запомнил.
— Тогда до встречи.
Они пожали друг другу руки, Илья сел в электричку и через час с лишним был уже в городе. Он еще не знал, что ему делать и как быть дальше, а ноги уже привели его к церкви Николая Угодника, где он год назад слушал Глашенькино пение и где сейчас надеялся хоть что-нибудь узнать о своем духовном наставнике — игумене Гермогене, с которым он не виделся все это время.

Кстати, утонченный сатанизм процветал всегда именно в среде духовенства.  Православию веками удавалось держаться вне этой тенденции (чего не скажешь о католицизме), но в настоящее время наступил перелом.  Сатана становится важнейшим (!) персонажем православных верований.

Остановившись на другой стороне улицы, как будто ему и дела никакого нет до храма (а иначе можно было тут же быть схваченным агентами-христоненавистниками), Илья битый час слонялся вдоль ненужных ему витрин в надежде встретить хоть кого-нибудь из бывших прихожан или служителей. Трудно было поверить, что эта дверь напротив уже никогда не отворится и, осенив себя крестным знамением, он не войдет под пахнущие ладаном своды дома Господня. А как сладко было его душе находиться там еще совсем недавно!

       ...Кругом балдёж или галдёж,
       но в церковь древнюю войдёшь —
       в людских зрачках мерцают свечи,
       и рыночный звериный шум
       уходит из сердец и дум,
       душа уносится далече,
       туда, где были пять хлебов,
       смиренье, бедность и любовь.

Если когда-нибудь православные фундаменталисты – кабинетные богословы придут к власти в нашей стране, в результате их деятельности по возрождению духовности от всей богатой русской культуры останется нечто, еще более бедное и убогое, чем осталось от дворянской русской культуры после прихода к власти большевиков.  С большевистской прямотой будет вычищен весь «балдеж» и «галдеж».  В итоге останется очень мало.

— Э-эй! Парень! — услышал он приглушенный голос и, оглянувшись на него, увидел машущую из подъезда женщину, закутанную в темный платок. — Сюда! — позвала она полушепотом.
Немного поколебавшись, Илья вошел в подъезд.
— Я видела тебя на исповеди у отца Гермогена, — сказала она. — Может, я могу чем-нибудь помочь?
— Мне нужно срочно увидеть батюшку.
— Он не живет на одном месте. День на одной квартире, день на другой.
— Я как раз и хотел предложить ему постоянный вариант, — сказал Илья, сам удивляясь возникновению этой мысли. — Есть люди, которые готовы срубить лесную церковь. Ушли бы в лес, жили там, молились.
Женщина с минуту помолчала.
— Пойдем, может, и удастся застать его на месте...
Они вышли из подъезда и пошли пешком через город. Свернув за высотные дома и часа два проплутав по переулкам, остановились у двухэтажного деревянного строения не менее двухвековой давности. Шепнув Илье “подожди”, его спутница пошла внутрь на поиски батюшки.
— Утром увели на другую квартиру, — сказала она, воротясь минут через двадцать. — Идем, я узнала адрес.
Они снова шли пешком, плутая по дворам и переулкам, и наконец остановились перед четырехэтажной серой “хрущёвкой”.
— Здесь, — сказала женщина, вглядевшись в смытый дождями номер на стене.
Она снова сходила внутрь и возвратилась опечаленной.
— Нет его. К хозяевам неожиданно приехали гости, и батюшку пришлось перевести в другое место.
И они продолжили свое шествие по городу.
Но ни там, ни по еще одному адресу найти отца Гермогена не удалось. Гонимый каким-то невезением, он весь день переходил с квартиры на квартиру, и они просто выдохлись догонять его.

А ведь были времена, когда духовенство обладало колоссальной силой и властью!
Могли сводить звезды с неба:
«В 1913 году греческие власти, потребовали выезда с Афона многих русских монахов, в том числе и о. Ксенофонта. Накануне отъезда о. Ксенофонт побежал к своему духовному отцу:
— Отче, я никуда не поеду! Вот лягу под лодку или под камень и умру здесь, на Афоне!
— Нет, чадо, — возразил старец, — так Богу угодно, чтобы ты жил в России, там надо спасать людей.— затем вывел его из келии и спросил: — Хочешь увидеть, как стихии покоряются человеку?
— Хочу, отче.
— Тогда смотри. — Старец перекрестил темное ночное небо, и оно стало светлым, перекрестил еще раз — оно как береста свернулось, и о. Ксенофонт увидел Господа во всей славе и в окружении сонма ангелов и всех святых, он закрыл лицо руками, упал на землю и закричал: "Отче, мне страшно!"
Через некоторое мгновение старец произнес:
— Вставай, не бойся.
Отец Кукша поднялся с земли — небо было обычным, на нем по-прежнему мерцали звезды».
Чудесным образом добывали себе пропитание:
«Старец вспоминал: "Это было на Пасху. Я был такой слабый и голодный, — ветром качало. А солнышко светит, птички поют, снег уже начал таять. Я иду по зоне вдоль колючей проволоки, есть нестерпимо хочется, а за проволокой повара носят из кухни в столовую для охранников на головах противни с пирогами. Над ними вороны летают. Я взмолился: "Ворон, ворон, ты питал пророка Илию в пустыне, принеси и мне кусочек пирога".  Вдруг слышу над головой: "Кар-р-р!"— и к ногам упал пирог, — это ворон стащил его с противня у повара. Я поднял пирог со снега, со слезами возблагодарил Бога и утолил голод".»
И даже осмеливались критиковать экономическую политику православной церкви (что, по общему мнению, следует считать самым невероятным и сверхъестественным чудом):
«Старец советовал всем к святой Чаше не подходить с деньгами, чтобы "не уподобиться Иуде," и священникам запрещал с деньгами в кармане стоять у престола и совершать Божественную литургию».
(http://www.fatheralexander.org/booklets ... 0_veka.htm).

— Ладно, — сказала его провожатая, нацарапав что-то карандашом на бумажке, — вот тебе мой адрес, зайди через пару дней, я разыщу за это время батюшку и договорюсь о месте встречи.
— Хорошо, — кивнул Илья и, простившись, они побрели каждый в свою сторону.

Обращает на себя внимание то, что герои передвигаются по огромной Москве пешком.  Естественно, поскольку у них нет (или почти нет) денег, они не могут пользоваться общественным транспортом.

И только теперь, когда ажиотаж поиска отступил, Илья почувствовал, как он устал и проголодался. Выходя сегодня утром из лагеря “охотников“, он не стал дожидаться завтрака, а только взял на дорогу предложенный ему ломать хлеба, да и о том лишь вот теперь вспомнил. Запустив руку в глубь пустого рюкзака, он отломил наощупь краюху и, на ходу откусывая от нее, направился домой, еле волоча от усталости ноги. Начал накрапывать холодный мелкий дождик, и его опущенный на лоб капюшон не казался никому неестественным.
На одной из центральных площадей Илья заметил лежащего на асфальте человека и, проходя мимо, остановился. “Пьян или мертв?” — подумал он, откусывая от краюхи.
Голова лежащего была отвернута в сторону и его лица не было видно, но сам человек лежал на спине, одежда на нем задралась до груди и холодные дождевые капли, стуча по синей коже, собирались, скатываясь, в ложбине глубоко запавшего живота.
“Мёртв, — понял Илья, пережёвывая хлеб, и вдруг поймал себя на мысли, что, даже стоя рядом с покойником, не перестал есть. — Прости меня, Господи, грешного, и упокой душу сего неизвестного мне усопшего раба Твоего”, — произнёс он мысленно и поплёлся домой, мечтая только о тёплой постели...

А у подъезда на скамейке, съёжившись под дождем над узелочком с вещами, сидела Глашенька.
— Илюш, меня выгнали, — сообщила она обреченно.
— Пойдём, — поднял он её узелок. — Ты вся промокла и можешь простудиться.

Все-таки печальная повесть.  Серость, тоска, страх, слабость, неустроенность, пасмурность, бедность, забитость, невежество, болезненность, навязчивые мысли, обреченность.  И самое печальное, что главный герой чувствует себя в этой среде вполне естественно.  Он – часть ее.  Если бы ее не было, он бы ее придумал.

Они поднялись в его квартиру, он поставил на плиту чайник, и через десять минут они уже пили на кухне чай, сдобренный припасенным им смородиновым листочком.
— Мне страшно, Илюша, — грея руки о горячую кружку, произнесла Глаша. — Я не знаю, как жить дальше.
— Ешь вот, — отломил он ей хлеб.
— Ты что, не боишься?
— Боюсь, — вздохнул он. — Но сильнее, чем их, — кивнул он куда-то за окно, — я боюсь Суда Божия. Ну, сама подумай, что они смогут тебе сделать, если за тебя Сам Спаситель? Разве же может Он не услышать твоей молитвы — Он, сказавший: “На руках возьмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия. Яко на Мя упова, и избавлю и: покрыю и, яко позна имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое”.
— Аминь, — перекрестилась Глашенька.
Закончив трапезу, они полушепотом совершили вечерние молитвы и легли спать — Глаша на кровати Ильи, а он на брошенном на пол тюфяке, укрывшись старыми пальто и плащом вместо одеяла.

Описанная сцена, в которой герои ложатся спать порознь, чем подчеркивается их половое воздержание, была бы смешной, если бы не была грустной.  Отношение христианства вообще и православия в частности к интимным отношениям – самый болезненный вопрос религии.  На словах православие является оплотом крепкой семьи, поощряет многодетность и т.д.  Однако в эстетическом плане безбрачие, сохранение девства, монашество всегда было предпочтительным сравнительно с «мирской» брачной жизнью.  Вероятность спасения человека в монастыре всегда представлялась большей, чем в «миру».  Уверения, что это не так, выглядят неискренними.  Особенно на фоне различных сюжетов житийной литературы.  К примеру, вот описание жития юродивого старца (тоже старца!) Афанасия Андреевича:
«Много позже, когда Афанасий Андреевич гостил в Москве у моей подруги, она спросила его:
— Афанасий Андреевич, были ли вы когда-нибудь женаты?
Он в это время лежал, отдыхал. Но быстро встал, выпрямился, повернулся лицом к иконам и как солдат, приносящий присягу, со взглядом, устремленным на образа, четко и строго произнес:
— От чрева матери моей — никогда.
Здесь не было ни юродства, ни иносказательности. Здесь был прямой ответ. В этот момент его лицо было как лик древнего пророка на иконе» (http://www.voskres.ru/podvizhniki/kirilova.htm).
Здесь дается без преувеличения красивый образ, сходный с образом библейского пророка.  Вполне естественно, что человек, принимающий ту или иную религию, рассматривает это как путь личного совершенства.  Естественно, возникает желание совершенствоваться и далее.  И также естественно, что подобные примеры будут стимулировать людей к аналогичному поведению.  А «мирская жизнь», греховная по определению, будет восприниматься в лучшем случае как неизбежное зло, и интимные отношения предстанут неприятной процедурой, вроде клизмы (как у Оруэлла).  Действительно, что может быть, с т.з. верующего, хорошего в проникновении мужского полового органа в женский половой орган и во всем остальном, обрамляющем это?  Еще один риторический вопрос.

Но сна, несмотря на полученную за день усталость, не было. Илья всегда воспринимал сон как процесс ныряния в черную воду ночи, когда, словно воздуха в легкие, набираешь в душу побольше веры, отталкиваешься мыслями от прожитого сегодня и открываешь глаза уже там — на залитой солнечными лучами поверхности нового утра.
Сегодня Илье впервые хотелось нырнуть и не выныривать. Зачем? Жить так дальше не имело смысла, потому что это и жизнью-то не было. Ну, протаятся они с Глашей ещё месяц-другой, перебиваясь с картошки на воду, а потом?.. Был бы рядом батюшка, он бы подсказал, как быть, но вряд ли теперь удастся с ним встретиться.
Илья вспомнил строгие умные глаза отца Гермогена, свои беседы с ним, и на душе стало ещё горше. Как же они смогли допустить, что Россия, в которой наконец-то начали восстанавливаться православные храмы и расцветать в душах вера, вдруг превратилась в откровенно сатанинское, преследующее христиан, государство? Выходит, молитвы в этих храмах были не такие уж и искренние, а вера в душах не такая и твердая? Вот зло за стенами храмов и восторжествовало победу...

Как пишется агиографическая литература?  Вот, например, описание событий вокруг Почаевской лавры в Тернопольской области на Украине и настоятеля Троицкого собора Амфилохия:
«Осенью 1962 года, благодаря бесстрашию старца монахам удалось отстоять Троицкий собор.  У дверей церкви с десяток милиционеров со своим начальником стоят, старец неожиданно выхватил у начальника ключи, передал молодому наместнику Августину и призвал местных жителей защищать храм.  Крестьяне, вооружившись жердями, устремились на милиционеров".  Троицкий собор отстояли, но через несколько дней старца ночью увезли на "черном вороне" в психиатрическую больницу.  Его поместили в палату для самых "буйных" душевнобольных.  Ему вводили лекарства, от которых распухало всё тело и трескалась кожа.
Духовные чада отца писали письма, просили освобождения старца.  Через три месяца его привели в кабинет главного врача.  Спросили: может ли он вылечить тех больных, которые находятся с ним в палате.
Старец сказал, что через две недели вылечит всех больных, и попросил привезти ему святое Евангелие, крест и облачение, чтобы он мог отслужить Водосвятный молебен.
В ответ услышал: "Нет, вы без молебнов лечите".
— Это — невозможно, — ответил кроткий старец. Когда солдат идёт в бой, ему дают оружие... Наше оружие на невидимого врага — святой крест, святое Евангелие и святая вода.
Отца Иосифа отвели в палату.
Мучения закончились лишь с приездом в больницу Светланы Аллилуевой, дочери Сталина, которую он в своё время исцелил от душевной болезни. Ей удалось добиться освобождения старца».
(http://www.fatheralexander.org/booklets ... 0_veka.htm)
Светлана Аллилуева отродясь не бывала в Тернопольской области, не встречалась с Амфилохием и не принимала никакого участия в его освобождении, но какое это имеет значение?  Поверят.

Владимир Владимирович:
Он вздохнул, перекрестился, повернулся на правый бок и незаметно для себя провалился в неосвежающую тяжёлую дрему, из которой его вывел торопливый и встревоженный стук в дверь.
— Кто там? — спросил он, не отпирая.
— Илюша, откройте, это я, ваша соседка, — услышал он взволнованный голос Джульеттиной бабушки и щёлкнул замком.
— Послушайте меня, — настороженно озираясь, зашептала она, не входя в квартиру, — я только что узнала, что сегодня у нас в доме будет облава, заберут всех, кто без метки. Вам нельзя здесь оставаться, куда-нибудь уходите, а ещё лучше — уезжайте.
— Куда? — вздохнул Илья. — Везде одно и то же. А впрочем, всё равно спасибо. Храни вас Господь.
— Тс-с! Тише, тише! — замахала она руками и, уже поднимаясь по лестнице, напомнила: — Поторопитесь! У вас совсем немного времени!
— Хорошо, — кивнул он и, заперев дверь, повернулся, чтобы идти будить Глашу.
Но она уже стояла в конце коридора и вопросительно смотрела ему в глаза.
— Что?..
— Нужно срочно уходить. Сейчас будет облава.
Они быстро собрали в рюкзак кое-какие вещи, взяли Глашенькин — так и не развязанный — узелок и вышли на улицу. Дождя не было, небосвод был прозрачен, как окуляр микроскопа. В воздухе по-мирному пахло желтой листвой, поздними астрами и портфелями первоклашек.

Здесь у главного героя опять просыпается советское подсознание.  Подобное сочетание воспоминаний и ассоциаций характерно именно для зрелой и поздней советской эстетики.  Будучи «плоть от плоти» порождением «сатанинского коммунизма», главный герой и не может мыслить иначе.  Опять наблюдается борьба «красного и голубого дьяволов», полем которой становится его душа.  Образ неба как окуляра микроскопа показателен в плане представления христианской эстетики о боге как о наблюдателе, неусыпно смотрящем на человека.  Чувство, что за тобой постоянно кто-то наблюдает, хорошо описанное в видении ветхозаветного пророка Иеремии (Книга пророка Иеремии 1:15-23), представляющем некие колеса, усеянные множеством глаз (как у римского стоглазого бога Агруса), возникает в результате психического заболевания, известного как мания преследования.

Ноги сами привели их к вокзалу. Купив билеты, они вошли в готовую отправиться электричку и сели в полупустом вагоне. Двери закрылись, и состав тронулся.
— Куда мы, Илюша?
Он оторвался от осеннего пейзажа за окном и подбадривающе улыбнулся.
— К друзьям. К добрым разбойникам.
О том, что они едут к “охотникам за мерседесами”, он на самом деле подумал только сейчас, когда это само собой сказалось вслух, но ехать было больше все равно некуда, и он решил, что пусть все складывается так, как складывается.

...Они уже подъезжали к месту, когда дверь отворилась и по вагону быстро прошел какой-то оборванный старик. Следом за ним почти пробежала пожилая женщина, волоча за руку измученного ребенка, а потом в вагон вбежали двое парней.
— Мужики, облава! — крикнул один из них, пробегая между сидениями. — Кто без метки, спасайтесь!
Глашенька встревоженно посмотрела на Илью.
— Пошли, — встал он, беря рюкзак. — Нам осталось пару остановок, дойдем лесом.
Они вышли в тамбур и на первой же остановке сошли с электрички.  Опасаясь, что две доставшиеся им на сегодня облавы не случайность, а только звенья какой-то тотальной операции, Илья сразу же, не заходя в селение, свернул в лес и углубился в чащу.
Путь оказался долгим. Несколько раз они отдыхали, присаживаясь на сухие валежины. Разок устроили себе обед, согрев на небольшом костерке чай в железных кружках, которые потом обжигали им губы разогретыми краями. Наконец, подошли к поселку у той станции, где Илья едва не попался в руки “сатанинскому патрулю”.
— Обойдем, — решил он и, огибая огороды, они пошли вдоль опушки леса.
— Смотри, — тронула его рукав Глаша.
На берегу маленького темного озерка возвышалась облупленная белая церковь с покосившимся, готовым вот-вот упасть, крестом на куполе.
— Зайдём на минуточку, — попросила она.
Свернув с тропинки, они подошли к озеру и вошли в церковь. Внутри все было разрушено. Полов не было, рамы были вырваны, штукатурка сбита. Повсюду виднелись куски окаменевшего кала, а поверх уцелевших росписей с ликами святых белели процарапанные гвоздем ругательства.

Это почти дословно напоминает описание того католического собора, в которой происходит последняя сцена действия трилогии «Омен»: «Кейт взглянула на собор. Он казался холодным и пустым. Разрушившийся монумент забытому Богу».

— Господи, помилуй! — перекрестился Илья и заметил: — Слышишь, какая акустика?
Перешагивая через балки и кучи кирпича, он подошел к проему, где были северные врата алтаря, и, еще раз осенив себя крестным знамением, вошел внутрь.
— Отсюда должно быть еще звонче, — сказал он, появляясь в проеме царских врат и, воздев руки к небу, зычно провозгласил: — Благослове-ен-но-о ца-арство-о... Отца и Сына, и Святаго Духа... ныне и присно, и во веки веков!..
— А-а-аминь! — тоненько пропела Глаша, и ей откликнулось то ли эхо на полуразрушенных хорах, то ли незримо кружащие в воздухе ангелы.
— Миром Господу помолимся! — продолжил Илья.
— Господи, помилуй! — вознеслось под купол.
— О избавитися нам от всякия скорби, гнева и нужды Гос¬по¬ду помолимся!
— Господи, помилуй!
— О спасении душ наших Господу помолимся!
— Господи, помилуй!
Илье показалось, что в воздухе запахло ладаном и церковь осветилась огнями. Он ещё ничего не понял, но она уже была не на земле: подхваченная незримой силой, церковь медленно отделилась от озёрного берега и поплыла в вышину — туда, откуда ей навстречу, являя осуществление Иоаннова Откровения, спускались с небес семь трубящих Ангелов с чашами Господнего гнева в руках...

Еще раз уточним внутреннюю хронологию повести.  Согласно апокалиптическим пророчествам, власть антихриста будет продолжаться три с половиной года – т.е. 42 месяца.  Ельцин, который и есть «новый президент» - антихрист (а вовсе не Путин-Медведев, поскольку повесть сочинялась около 1995 года; и, следовательно, «старый президент» - это Горбачев), приходит к власти около 1991.  Это «около» означает характерную для всех пророчеств о точных сроках того или иного события временную неопределенность, в результате которой можно подогнать под пророчество, если кто-либо усомнится, любой реальный временной промежуток.  Можно назвать не менее пяти дат прихода к власти Ельцина.  Во-первых, это 29 мая 1990 года, когда он был избран (с третьей попытки, с перевесом в три голоса) Председателем Верховного Совета РСФСР, ставши на тот момент высшим должностным лицом в России.  Во-вторых, это 12 июня 1991 года, когда Ельцин избран Президентом РСФСР.  В-третьих, это 10 июля 1991 года, когда Ельцин принёс присягу на верность народу России и российской Конституции, и фактически вступил в должность Президента РСФСР.  В-четвертых, это 25 декабря 1991 года, когда Борис Ельцин получил всю полноту президентской власти в России в связи с отставкой Президента СССР Михаила Сергеевича Горбачёва и фактическим распадом СССР.  Наконец, в-пятых, вечером 21 сентября 1993 года Ельцин в телеобращении к народу объявил о том, что он подписал указ № 1400, предписывающий прекратить деятельность Верховного Совета и Съезда народных депутатов и назначить на 11—12 декабря выборы в новый создаваемый представительный орган власти, таким образом сосредоточив в своих руках всю полноту власти на тот момент.  Можно прибавить еще шестую и седьмую точки отсчета: штурм «Белого Дома» 4 октября 1993 года, когда Ельцин одержал полную победу над своими противниками, и 12 декабря 1993 года, когда по принятой на референдуме новой конституции он же получил все, предусмотренные ею, президентские полномочия.  В зависимости от того, какую из дат автор имел в виду под датой начала власти антихриста в России, будет меняться дата спуска с небес «семи трубящих ангелов с чашами господнего гнева в руках».  В первом случае это декабрь 1993 (!)  Во втором – декабрь 1994 года (еще одна говорящая дата в истории современной России).  В третьем случае – январь 1995.  В четвертом – июнь 1995 (запомнившийся атакой чеченских боевиков на Буденновск).  Наконец, в пятом случае дата Апокалипсиса сдвигается на ничем не примечательный март 1997 года.  Впрочем, у самого автора повести есть достаточно четкое указание на сентябрь, когда собственно и происходит действие повести.  А закон о запрете торговли для всех, не имеющих ИНН, относится к январю того же года.  Если уж буквально воспринимать новозаветные пророчества о сроках, получаем, что антихрист – вовсе не Ельцин, а приход к власти антихриста – это определенные назначения в правительстве России, произведенные за 42 месяца до описываемого сентября – в феврале некого года (но не ранее первой из дат прихода Ельцина к власти – т.е. не ранее февраля 1991 года).  На первый взгляд, это должны быть либерал-реформаторы во главе с Гайдаром (февраль 1992?), но дополненные, а точнее, свергнутые в 1994 году нацболами (см. атрибутика «сатанинских патрулей»).  Впрочем, для православного все едино, ибо не может разделиться в себе «Царство Сатаны».

Навигация

[0] Главная страница сообщений

[*] Предыдущая страница

Перейти к полной версии