Автор Тема: ПЕРЕСТРОЙКА - ЭТО ПЕРЕСТРОЙКА  (Прочитано 32371 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн Владимир Владимирович

  • Moderator
  • Оратор форума
  • *****
  • Сообщений: 14 053
  • Репутация: +172/-39
ПЕРЕСТРОЙКА - ЭТО ПЕРЕСТРОЙКА
« : 05 Декабрь, 2015, 18:56:17 pm »
"Перестройка - это перестройка" - так я ответил на вопрос тети в мае 1987 года, как я понимаю перестройку.  Ответ был детски гениален: перестройка как явление советской истории самодостаточна и вовсе не обязана выполнять прихоти извне.  Почему цветок прекрасен?  Просто так.

Сейчас - 28 лет спустя - мне хотелось бы покопаться в оценках данного исторического периода.  И начну я с Дмитрия Травина - нашего питерского публициста.


РЕЦЕНЗИЯ НА ТРАВИНА

В 2006 году в четырех номерах журнала «Звезда» питерский политолог и экономист Дмитрий Яковлевич Травин опубликовал свои «Хроники пореформенной России: от расцвета до отката».

http://magazines.russ.ru/zvezda/2006/1/tra11.html
http://magazines.russ.ru/zvezda/2006/2/tra10.html
http://magazines.russ.ru/zvezda/2006/3/tra10.html
http://magazines.russ.ru/zvezda/2006/4/traq9.html

Писать о перестройке – коротком, но самом ярком во всей истории России (от полян, где князь Игорь собирал полюдье, до скучного провинциализма современного Нечерноземья) периоде очень сложно.  Прежде всего, потому, что перестройка уже обнаружила и будет обнаруживать впредь неисчерпаемую способность к самоинтерпретациям (например, ее, совершенно обоснованно, можно считать – причем одновременно – и концом, кризисом, гибелью советской цивилизации им. Кара-Мурзы, и в то же время точкой ее наивысшего развития).  Эти самоинтерпретации перестройки могут быть востребованы любым ее историком, приведены в соответствие с его (историка) убеждениями; потому-то и нет в России исторической науки западного масштаба, что убеждения историка слишком уж довлеют над его материалом; сам же себя историк может утешить только тем, что историю все равно все и всегда фальсифицируют, а чтоб не ошибиться, сфальсифицирует в качестве доказательства своей правоты сам, причем в открытую, нагло и осознанно.  Как тут не завернуться в спасительную тогу материализма: бытие существует вне нас и наших знаний о нем.  Также влияет время, его запросы (помню, как впечатлил меня анализ интерпретации причин ссылки Овидия на Понт разными эпохами: галантной, революционной, философской – об этом я прочел в 1991 году в предисловии к академическому изданию «Писем с Понта» в серии Литературные памятники).  Травин написал это в 2006, но держу пари, сейчас он прошелся бы по своим заметкам с критическим карандашом.  Я уж не говорю о том, что профессиональный угол зрения также будет оказывать самое негативное влияние на исследование, но тут уж никак – как в стробоскопе приходится рассматривать эту чашку с разных сторон.

Наверное, из всех, кто когда-либо писал об СССР (включая западных советологов – там тоже бараньих голов не меньше, чем в Институте марксизма-ленинизма), ближе всего к реальной оценке событий такими, как они есть на самом деле, подошел А.А.Зиновьев в своих раннеэмигрантских очерках.  Но Зиновьев не выдержал «зияющих высот», рухнул, а когда его предмет приказал долго жить, расстроился, обиделся и начался «мстить» (как иначе объяснишь его «путинофилию» в последние годы жизни).  Это даже неприлично и нелепо выглядит: вроде публичных оскорблений ученого-античника в адрес немцев за то, что их предки разрушили Римскую империю.  Мне всегда хотелось продолжать держать марку зиновьевского подхода (хотя я не математик, а гуманитарий, и «марка» - это не какие-то принципиальные соглашения с тем же Зиновьевым, а просто свобода от фрэнсисбэконовских «идолов», увы, слишком далеко уводящих историка от предмета: у него нередко сначала Сталин – вождь мирового пролетариата, потом Сталин – русский православный император, а под конец русский православный император – вождь мирового пролетариата).  Единственный аргумент, который мог привести Зиновьев (и его эпигоны в оплакивании СССР) – это личная заинтересованность человека, сидящего на бомбе, в описании тонкостей химических процессов, протекающих внутри бомбы при ее взрыве, но личное отношение к предмету исследования вообще противопоказано ученому, особенно, гуманитарию.  В конце концов, все люди индивидуально смертны, но умудряются думать о чем-то еще.

Травинский очерк заинтересовал меня попыткой непредвзятого – именно в этой отрешенности от личного отношения (так трудно дающейся, кстати, верующим ученым в силу их обличенного - противоположного безличному миру атеистов космоса) – анализа перестройки.  И во многом это у него получилось.  Хотя не везде, но ошибки человека, идущего правильным путем, гораздо интереснее, чем правота заблуждающегося.

Травин – журналист, и он неизбежно начинает свой очерк с эффектной сцены:

Цитировать
Бывают моменты истории, концентрирующие в себе целые десятилетия.
19 сентября 1978 г. генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев выехал на поезде из Москвы в Баку для участия в неком рядовом мероприятии, которое давно уже никого не интересует. Поздно вечером того же дня состав остановился в Минеральных Водах. Эта ничего не значащая церемониальная остановка, в ходе которой местный секретарь Крайкома должен был засвидетельствовать почтение партийному лидеру, спустя годы приобрела буквально-таки мистическое значение.
Секретарем Ставропольского Крайкома КПСС был тогда Михаил Горбачев. Не пройдет и семи лет, как он сменит Брежнева на посту генсека. Впрочем, за этот короткий промежуток времени высший партийный пост поочередно займут еще два человека - Юрий Андропов и Константин Черненко. Что любопытно, оба они в тот момент тоже присутствовали в Минводах. Глава госбезопасности отдыхал на местных курортах и не мог упустить возможности лично представить Горбачева - своего молодого протеже - хозяину страны. А верный Устиныч, как обычно, сопровождал хозяина в поездке.
По воспоминаниям Горбачева, встреча четырех генсеков - одного действующего и трех будущих - была бессодержательной. Брежнев, уже начинавший превращаться из жизнелюба и сибарита в несчастную полуживую мумию, больше думал о своем здоровье, нежели о делах Ставропольского края. Вялый Черненко, судя по всему, не думал ни о чем. Хитрый Андропов умышленно предоставлял инициативу Горбачеву. Сам же Горбачев, наверное, с непривычки несколько робевший, так и не смог расшевелить Брежнева.

Ох уж эти журналисты!..  Всегда считал, что погоня за дешевыми эффектами и символами только отвлекает от сути дела.  Но, ладно, раз уж такое случилось, попробуем поиграть в предложенную Травиным игру:

Цитировать
Итак, представим себе на минутку, что картина реального развития событий вдруг пронеслась перед глазами Брежнева, Андропова, Черненко и Горбачева 19 сентября 1978 г. Как каждый из них отреагировал бы на внезапно открывшиеся перспективы?
Думается, Леонид Ильич был бы наиболее спокоен. Многое из увиденного он вряд ли бы понял, но, скорее всего, обстановка обретенного элитой олигархического комфорта доставила бы ему удовольствие сродни тому, которое он получал, завалив на охоте упитанного кабанчика.
Константин Устинович с некоторым волнением стал бы изучать реакцию шефа, но убедившись в спокойствии Брежнева, принял бы свершающееся как должное.
Юрий Владимирович в первый момент был бы очень раздражен. Система, выходящая из-под контроля и развивающаяся по присущим ей самой законам, никак не укладывалась в его голове. Претендующий на интеллектуализм, Андропов почувствовал бы себя ущемленным, как азартный игрок, проигравший принципиально важную партию. Впрочем, удовлетворение от растущей в последние годы политической роли "органов", наверное, несколько смягчило бы его гнев.
В настоящем шоке пребывал бы лишь Михаил Сергеевич. Уж он-то в то время совсем не ожидал от себя ничего подобного...

А может быть, случилось бы нечто иное?  Все четверо дружно заявили бы, что этого (распада СССР, краха социализма и т.д.) не может быть, потому что не может быть никогда – с той милой и неколебимой уверенностью в своей правоте, с какой православный патриот заявляет, что Россия не сегодня-завтра станет Великой Православной Самодержавной Монархией.  Ведь прошлое не обязательно проигрывает будущему только на основании того, что прошлое не знает того, что знает будущее (это компенсируется, между прочим, тем, что будущее еще имеет недостаток забывать многое из того, что еще не успело забыть прошлое; а непонимание того, чем руководствовалось прошлое, приводит будущее в тупик исследования – перестает хватать данных).  Существует классическая экзистенциалистская схема: повзрослевший и (почему-то это считается синонимом) «поумневший» человек пишет себе самому в прошлое письмо, в котором покровительственным тоном разоблачает «ошибки юности» и «дает благоразумные советы».  А что, если юный засмеет старого и выиграет у него спор, а его самого сочтет неправильным вариантом своей жизни?  Но если все-таки четыре генсека не будут наивны, как православный патриот, и понимающе кивнут головами – это означает, что не все там (в 1978) было так просто, как нас пытается убедить в первом очерке Травин.

Цитировать
Была ли у страны альтернатива? Этот вопрос часто задавали в конце восьмидесятых - начале девяностых. Сегодня, двадцать с лишним лет спустя после того, как Горбачев начал Перестройку, мы можем взглянуть на прошедшую эпоху другими глазами.
Начнем с брежневского курса. В период переосмысления застойного режима сложилось мнение, что никакого курса в общем-то и не было. Дела шли самотеком, экономика перестала быть экономной, общество погружалось в бездну цинизма, а перевалившая за пенсионный рубеж верхушка уже "готовилась" к той "гонке на лафетах", которая началась в декабре 1980 года со смерти председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина.
Пожалуй, с мыслью об отсутствии сознательно избранного курса можно согласиться. Брежнев даже с грамотой был не совсем в ладах, а уж в теориях развития общества вообще ничего не понимал.

И далее:

Цитировать
Что же не позволило стране продолжить двигаться вперед "ленинским курсом" с брежневской спецификой? Обычно, когда ищут объективные причины наметившегося в начале 1980-х поворота, упоминают о падении мировых цен на нефть и эскалации гонки вооружений в период правления администрации Рональда Рейгана - наиболее непримиримо настроенного по отношению к СССР президента США. Так, в частности, Егор Гайдар отмечает, что "при радикальном - почти шестикратном (с ноября 1980-го по июнь 1986 г.) - падении цен на основные экспортные товары страна столкнулась с острым финансовым кризисом...".
Судя по всему, эти факторы действительно существенно повлияли на царящие в умах советской элиты настроения. Но вряд ли можно говорить о том, что они имели принципиальное значение. Нехватка нефтедолларов, конечно, означала снижение возможностей для подкормки народа и, следовательно, дальнейшее падение популярности вождей, и без того уже ставших героями бесчисленных анекдотов. При демократии такое положение вещей опасно. Но было ли оно опасно при советской тоталитарной системе?..
Какое-то время мы полагали, что опасность существует. Мнение это покоилось на изучении революционного прошлого страны, на страхе, вызванном русским бунтом - бессмысленным и беспощадным. Ждали социального взрыва в 1992-1993 гг., когда людям, не вписавшимся в рыночные реформы, пришлось изрядно хлебнуть лиха. Ждали волнений после дефолта 1998 г., когда разом обеднела практически вся страна - от олигархов до одиноких стариков. Даже на волне неудач чеченской кампании, когда тысячи россиян стали жертвами бессмысленной бойни, многие опасались проявлений массового недовольства.
Однако россияне каждый раз поражали аналитиков своей терпеливостью и даже индифферентностью, переходящей в пофигизм. Оказалось, что бунт - бессмысленный и беспощадный - это явно из другой истории, более сложной и пока что не до конца нами понятой. А в нашей нынешней истории падение жизненного уровня - еще не повод для революций. Или, во всяком случае, повод недостаточный.
Так можно ли, глядя сегодня на эпоху середины 1980-х, сказать, что нехватка нефтедолларов объективно определяла наступление Перестройки? Если она что-то и определяла, то была, скорее, дополнительным аргументом для тех, кто стремился к осуществлению преобразований по совсем другим причинам.
Примерно также можно оценить и фактор обострения гонки вооружений. В свое время, чтобы добиться паритета, Сталин вовсе не устраивал никаких перестроек. Напротив, он лишь туже затягивал гайки. Вся страна могла голодать, когда собирались средства на строительство военных (и полувоенных) объектов первых пятилеток. Целые районы могли отключаться от электричества, когда энергия требовалась создателям атомной бомбы. И ничего - народ терпел.
Скорей всего, потерпел бы и в 1980-е, если бы власть в очередной раз решила закрутить гайки ради укрепления обороноспособности страны. Конечно, в век высоких технологий подобным образом соперничать с американцами нам было уже не под силу, но пару десятков лет назад таких тонкостей никто из советских вождей понимать еще не мог. Особенность эпохи состояла в том, что, прежде всего, сама элита не хотела сохранять систему.

Травин разводит далее руками и заявляет, что это «парадокс».  Увы, парадоксально здесь не нежелание советской элиты продолжать застой, а странное непонимание самим Травиным советского менталитета (действительно, странно, ведь, когда рухнул СССР, Травину стукнуло уже 30 лет – мог бы и разбираться в таких материях).

(продолжение следует)
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от Guest »
Православие или смех!

Оффлайн Владимир Владимирович

  • Moderator
  • Оратор форума
  • *****
  • Сообщений: 14 053
  • Репутация: +172/-39
Re: ПЕРЕСТРОЙКА - ЭТО ПЕРЕСТРОЙКА
« Ответ #1 : 05 Декабрь, 2015, 20:42:32 pm »
Травин оценивает риски 1984 года с т.з. года 2006 года – года, столь примечательного, что автор этих строк вообще не смотрел тогда политических передач, руководствуясь доказательным принципом разоблачителей мировых заговоров: «И так все ясно».  В 2006 году дождь нефтедолларов пролился над населением России, поход в ресторан, покупка машины, турпоездка уже не казались фантастикой, как в 90-е.  То была эпоха практического материализма, с т.з. которой уровни революционности в доках и шлюзах мировой истории должны зависеть в обратной пропорциональности от удовлетворенности людей своей жизнью (хотя, как мы помним, Французская революция началась на фоне кризиса, куда менее серьезного, чем общеевропейский кризис начала XVII века или проблемы заключительного периода правления Людовика XIV).  В 2006 средний «рысиянин» и не ждал большего, а впоследствии власть стала шантажировать его угрозой потери этих «завоеваний нулевых».

Нет, советский менталитет строился совсем иначе (и уж Травин мог это знать).  Чего хотели люди нулевых?  «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» - этот фаустовский афоризм отлично передает не только пожелания широкой публики десять лет назад, но и главную стратегию нынесуществующего в России режима.  Когда я ознакомился с национально-иудаистическим менталитетом, меня неприятно удивила его (сравнительно с христианским, к примеру) смысловая замкнутость в области развития.  Избранный народ исполняет заповеди.  Если он их нарушает, его карают, и он – как маятник – должен возвращаться в «идеальное состояние»; враги захватывают «исконные земли», и их нужно возвращать, также возвращаясь к «первоначальному состоянию».  И все, а по большому счету, как едко пошутил В.В.Розанов, разницы между местечковым Мойшей ХХ века и пророком Моисеем практически никакой.  Но я несправедлив: это не иудаистическо-еврейская какая-то сущность; таков (замкнутый, неразвивающийся, стремящийся к замиранию – «изосоциозамыканию», как выразился двутел в романе С.Лема «Эдем») любой патриотизм – от патриотизма спрятавшегося в джунглях туземного племени до высокопарной мути сердобольных стратегов, которые нудят, а потом предлагают для спасения Родины самый дохлый вариант.  Современной России некуда развиваться, отсюда и желание стерпеть все, лишь бы не было этого самого страшного изменения-развития. Для путина лично вообще важно не какое-то там развитие, или даже его отсутствие, а сохранение своей личной власти, под любым соусом и девизом, хоть на день.

Разумеется, советский человек мыслил иначе.  В его сознании просто отсутствовали некоторые современные категории, но зато присутствовали другие.  Во-первых, советский человек (таково уж завоевание революции 1917) никогда не мыслил категориями «элиты – массы».  Это категория внесоветского мышления, и хотя лично для себя каждый отдельный советский человек желал чего-нибудь, скорее элитарного, чем массового, он мог всерьез обсуждать вопрос об обязанности главы государства и высших чиновников добираться до работы на общественном транспорте – и не только в 1990 году (поставьте такой вопрос перед современным… депутатом местного законодательного собрания, не то что перед министром, и вы сразу ощутите всю пропасть между советским и современным российским менталитетом).  Причем, в полном соответствии с господствующим эгалитаризмом советская элита реально пополнялась от станка, а отпрыски высших руководителей (за редким исключением) вели самую заурядную жизнь, не смотря на то, что в СССР квазиинстинктом стало желание продвинуть детей на более высокий социальный уровень, сравнительно с родительским.  Советский культ личности также понимается в наше время абсолютно неправильно.  Это не была «традиционная любовь народа к царю».  Это был совсем иной комплекс восприятий, базирующийся на революционной харизме (которую имели Ленин и Сталин, но не имели Хрущев или Брежнев).  В СССР в Мавзолее побывали три человека – Ленин, Сталин и Котовский, и сторонники «монархической теории» должны и последнего зачислить в «традиционные иерархи».  Во-вторых, никто в СССР 1978 года – ни элита, ни масса (а ведь между ними множество переходных групп, которые играют свои, очень важные роли в социуме) не согласился бы на «увековечение» застоя ценой отказа от изменения-развития.  Та ностальгическая реакция, которая удивительным образом подвигала людей голосовать за Зюганова  с целью «вернуть Сталина», родилась не ранее 1994 года и совсем в иных условиях.  В-третьих, советский человек (вопреки утверждению Зиновьева) также умел мыслить дискретно.  Самые упертые антисоветчики одновременно могли считать СССР самой неэффективной и отстойной страной, но и одной из самых высокоразвитых государств мира, и стоит лишь убрать коммунистическую надстройку, как…  Это можно расценивать как инфантилизм эпохи перестройки, но он ничуть не более наивен по сравнению с желанием войти в советскую речку спустя 10-лет после ее полного обмеления или современного мнения, что один очень недалекий человек имеет «хитроумный план» и может «обмануть» весь мир, хотя бы потому, что высокодумные правители других стран погнушаются спуститься на уровень его примитива.  СССР не для того создавался, чтобы увековечить застой, и «терпеливость» здесь совсем не при чем.  В 1930-1940-х советский человек «терпел» вовсе не для того, чтобы увековечить застой, а ради прогресса, развития, которые считались имманентными признаками нашего социального строя.

Впрочем, можно пофантазировать на тему «долголетие Черненко» и т.п.  Экономика СССР не знала бы того падения, которое пережила в 1990-х, но к 2000 году вместо половины американского ВВП, советский ВВП сокращается до его трети.  По прежнему космос бороздят космические корабли, а пятимиллионная армия вооружена десятками тысяч ядерных боеголовок, но зато в провинциальных городах талоны на колбасу и масло, а импортные джинсы по прежнему стоят месячную зарплату.  Нет безработицы, но каждый второй человек прогуливает и пьянствует на рабочем месте.  Нет ни одной религиозной передачи по телевизору (три-четыре госканала), но вся (или почти вся) образованная часть общества ушла в иную реальность – любую: одни под видом Интернациональных бригад Эрнесто Че Гевары ловят фарцовщиков и теневиков и бьют им морды, другие объезжают Русский Север в поисках икон, третьи воображают себя средневековыми алхимиками или героями американской фантастики.  Человек на партсобрании поет гимн КПСС, но думает о своей затерянной в центре Москвы изостудии с голыми натурщицами.  И ведь потом все равно придется перестраиваться: не в 1985, так в 1995 или в 2005.  Замкнутое сознание опять атакуют неумолимо тикающие часы истории.

В конце концов, советский человек полагал, что не он – служитель каких-либо «высших ценностей», а они – его бодрые кони, которых можно погонять в любом направлении.  И в этом также отличие советского менталитета от «псевдотрадиционалистического», который прививается в России сейчас.  Все это вместе взятое делает вариант общенационального «консервативного консенсуса» в СССР совершенно невероятным.  А Травин с его «советами» затянуть пояса больше напоминает куратора из МВФ, чем вовлеченного в советский космос человека.  Мемуары приближенного к Горбачеву Черняева ясно указывают, что уже в 1972 году советская элита поняла: развитие идет не так и не туда, куда хотелось бы.  А ретрограды в любую эпоху СССР: от коллективизации до внедрения хозрасчета – представлялись широкой публике людьми глупыми и недалекими.  Одной из причин вечного проигрыша консерваторов вполне можно считать эту неувядающую ориентацию на самых отсталых, что, по сути своей, уже есть проигрыш.
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от Guest »
Православие или смех!

Оффлайн Владимир Владимирович

  • Moderator
  • Оратор форума
  • *****
  • Сообщений: 14 053
  • Репутация: +172/-39
Re: ПЕРЕСТРОЙКА - ЭТО ПЕРЕСТРОЙКА
« Ответ #2 : 06 Декабрь, 2015, 15:22:54 pm »
ЛИРИЧЕСКО-СТАТИСТИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ: КАК ЖЕ ВСЕ-ТАКИ РАЗВИВАЛСЯ СССР?

Противники и сторонники идеи «убийства СССР» (а ведь «Мума могла бы еще долго жить…») говорят на разных языках еще и потому, что пользуются разной статистикой.  Соответственно, базируясь на разных статистических показателях, они делают прямо противоположные выводы.  Например, если верить советской статистике «классического периода» (1980-х; любой школьный атлас по истории СССР тех времен), то получаем, что с 1913 по 1940 промышленный рост составил 7,7 раза, в 1940-1960 – еще в 5,2 раза, а в 1960-1985 – в 4,8 раза.  Если все это суммировать, то по сравнению с пресловутым 1913 годом промышленность на территории СССР выросла за 72 года в 192,2 раза.  При этом промышленное производство группы «А» (производство средств производства: «камазы», танки, трубопроводы, космические ракеты и т.д.) за тот же период увеличилось в 480 раз, а промышленное производство группы «Б» (производство предметов потребления: зубная паста, книги, сосиски, обувь и т.д.) – в 60 раз.  Даже если не обращать внимание на космические корабли, бороздящие просторы, то (с учетом роста населения СССР за эти же годы на 73%), уровень благосостояния советского народа должен был вырасти в 35 раз (если судить по душевому производству группы «Б»).

На самом деле – если мы посмотрим физический объем производимого – цифры куда скромнее.  
Например, в 1913 произведено 68 млн. пар обуви.  В 1985 – 788 млн. пар (беру данные из текущей советской статистики, в т.ч. из Ежегодников БСЭ и справочников Страны мира).  Рост за 72 года в 11,5 раз.  Тканей всех видов в 1913 году произвели 2,2 млрд. метров, в 1985 – 12,2 млрд. метров (опять рост не в 60 раз, а в 5,5 раза).  И т.д.  Группа «А» также не обнаруживает роста в 480 раз: добыча угля за 72 года выросла в 25 раз, добыча нефти – в 65 раз, выплавка стали – в 37 раз, производство серной кислоты – в 217 раз, производство цемента – в 73 раза.  Единственная отрасль, созданная в СССР практически на пустом месте – машиностроение и металлообработка (хотя и здесь Российская империя могла похвастаться, правда, небольшим паровозостроением и судостроением).  Если в 1913 заводами Российской империи произведено всего 500 автомобилей, то спустя 72 года – 2,5 млн. шт.  Создается впечатление, что советские экономисты в упор не замечали роста цен и приводили текущие цифры общего объема производства, ничуть не смущаясь тем, что отдельные физические величины производства этим цифрам не соответствуют.  Это подтверждается хотя бы тем, что если в 1986 году в общем объеме советской промышленности на долю группы «А» приходилось 75,3%, а на долю «Б» - 24,7% (Географический Энц. Словарь. М.,1989), то при заявленных темпах роста в 1913 на долю «А» должно было приходиться 27,6%, а на долю «Б» - 72,4% (в советских источниках иначе – 35,1% и 64,9% соответственно).  Заявленный параметры роста в 192 раза заставляют также пересмотреть цифры роста промышленности остального мира, ведь если в 1913 доля России в мировой промышленности – 5,3% , то в 1985 – 20%.  Если соблюдать пропорции, получим, что остальная промышленность выросла за это время в 43 раза (в т.ч. американская в 35 раз; на самом деле в 9,7 раз).  Исходя из пропорций с американской промышленностью мы можем говорить о реальном росте объема советской экономики за 72 года лишь в 55 раз, а остальное относится к росту промышленных цен, не учитываемому советскими экономистами, - в 3,5 раз.  Также, когда мы говорим о советской промышленности, важно учитывать что период ускоренной индустриализации (где действительно наблюдались довольно приличные темпы роста) завершился к 1960, а последующие 25 лет истории советской экономики нельзя отнести к прорывным.  Советская статистика говорит об общем росте промышленности с 1960 по 1985 в 4,8 раза.

Но…
Выработка электроэнергии увеличилась за это время в 5,3 раза (в т.ч. в 2,5 раза в 1961-1970).
Добыча нефти – в 4 раза (в т.ч. в 2,4 раза в 1961-1970).
Добыча угля – на 41% (в т.ч. на 22% в 1961-1970).
Выплавка стали – в 2,4 раза (в т.ч. в 1,8 раза в 1961-1970).
Производство минеральных удобрений – в 2,4 раза (в 1961-1970 немного снизилось).
Производство турбин (млн. кВт) – в 2,3 раза (в т.ч. в 1,8 раза в 1961-1970).
Производство ткацких станков – на 30% (в т.ч. на 21% в 1961-1970).
Производство тракторов – в 2,5 раза (в т.ч. в 1,9 раза в 1961-1970).
Производство экскаваторов – в 3,4 раза (в т.ч. в 2,5 раза в 1961-1970).
Заготовка древесины – на 14% (в т.ч. на 21% в 1961-1970, в 1970-1985 сокращение производства).
Производство цемента – в 2,9 раза (в т.ч. в 2,1 раза в 1961-1970).
Производство тканей – на 88% (в т.ч. на 38% в 1961-1970).
Производство часов – в 2,6 раза (в т.ч. в 1,5 раза в 1961-1970).
Производство радиоприемников и телевизоров – в 3 раза (в т.ч. в 2,5 раза в 1961-1970).

Везде мы видим резкое сокращение темпов роста в период 1971-1985 по сравнению с 1961-1970; например, темпы роста одного из самых передовых – производства телевизоров и радиоприемников сократились с 9,5% в год до 1,3%.  Да, по всем показателям, вроде бы, наблюдается рост, но если начнем сравнивать с теми странами, на которые равнялся тогдашний СССР (не на Португалию уж точно), получаем разительные отличия: в Японии производство легковых автомобилей увеличилось за те же самые 25 лет в 46 раз (в СССР – в 9,6 раз).   Во Франции выработка электроэнергии выросла за 25 лет в 4,8 раза, а в США производство синтетических смол и пластических масс выросло в 5,8 раз и превышало советское в 3 раза.  Темпы экономического развития СССР продолжали замедляться, но что самое обидное – на ряде направлений СССР отстал от Запада на эпоху: интернет в США появился в 1970 году, а в России – лишь в 1993 году.  И уж совсем провальной в СССР оказалась 11-я пятилетка 1981-1985 гг.  Советская статистика сообщает, что в 1985 году национальный доход составил 567 млрд. рублей.  Пятью годами ранее он равнялся 437 млрд. рублей.  Если верить источнику 1989 года, за 11-ю пятилетку он вырос в целом на 17%.  Уменьшаем 567 млрд. рублей на 17% - получаем 484 млрд. рублей.  Означает ли это, что реальный рост цен за пятилетку составил 10,9%?  Если сравним с показателями объема промышленного производства, получится, что промышленный рост составил 19%, при росте промышленных цен за пятилетку 8%.  Сельскохозяйственное производство выросло с 124 млрд. до 208 млрд. рублей, и только на 5,1% за счет физического роста, а сельскохозяйственные цены выросли на 60% (!)  А теперь попробуем наложить эти цифры на микроэкономику советской семьи.  Брошюра 1990 года «Благосостояние советского народа» сообщает, что с 1980 по 1985 средняя зарплата в народном хозяйстве выросла со 169 до 190 рублей в месяц.  Т.е. на 12,4%.  А с учетом среднего роста цен – всего на 1,4% (!) за пять лет.  Продуктов же советский человек (включая ассортимент колхозных, фактически получастных, рынков) мог купить в 1985 значительно меньше, чем в 1980.  И это в том случае, если все произведенные товары можно было довезти до покупателя.  Но здесь советская торговля не баловала: в 1980 году произведено 7,5 млн. телевизоров, продано – 6,5 млн., в 1985 произведено – 9,4 млн., продано – 8,1 млн. (это не обычные товарные запасы, а хронически увеличивающийся брак).  По отдельным видам продукции выбраковка достигала 30%.  Если в промышленности наблюдался заметный рост: производилось все больше экскаваторов, танков и стали, то в сельском хозяйстве застой наблюдался в прямом смысле этого слова.  Хотя эта отрасль имеет совсем иной потенциал роста, нежели промышленность, сравнение показателей далеко отстоящих друг от друга дат могут дать определенное представление о тенденциях.  С 1970 по 1985 годы урожай зерновых в СССР вырос на 2,6%, а население – на 14%.  И это на фоне успешных «зеленых революций» в странах Третьего мира.  Следовательно, когда мы говорим об экономическом упадке СССР, этот упадок приходится датировать не 1986-1991, а начиная, по меньшей мере, с 1972 года.  При этом, не было никакой гарантии, что в 1985-2000 темпы развития не снизятся даже по сравнению с началом 1980-х.  Это понимала и элита, и рядовые граждане.
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от Guest »
Православие или смех!

Оффлайн Владимир Владимирович

  • Moderator
  • Оратор форума
  • *****
  • Сообщений: 14 053
  • Репутация: +172/-39
Re: ПЕРЕСТРОЙКА - ЭТО ПЕРЕСТРОЙКА
« Ответ #3 : 06 Декабрь, 2015, 17:41:06 pm »
Но вернемся к очеркам Травина:

Цитировать
Первым повел нас по пути перемен Андропов. Это был совсем иной человеческий тип, нежели Брежнев. Безумно любивший власть как таковую, а отнюдь не блага, с нею связанные, легендарный гэбист действительно стремился к переустройству СССР - ради его сохранения и усиления. Правил страной он лишь пятнадцать месяцев, а реально (из-за плохого здоровья) гораздо меньше. Можно сказать, почти и не правил, а потому о сути андроповского курса до сих пор ведутся ожесточенные споры.
Сочетаются ли вообще КГБ и реформы? Любопытно, что сам Андропов как-то по случаю, лаконично (да еще и в стихотворной форме) ответил на вопрос о том, чем для него является госбезопасность:

Известно: многим "Ка Гэ Бе",
Как говорят, "не по губе".
И я работать в этот дом
Пошел, наверное б, с трудом,
Когда бы не случился впрок
Венгерский горестный урок,
Когда я начал понимать,
Что Правду должно защищать
Не только словом и пером,
Но, если надо, - топором.

Посол в Будапеште в кровавом 1956-м - он так всю жизнь и не мог преодолеть "венгерского синдрома". В итоге все реформаторские порывы Андропова принимали своеобразные формы.

А что… если Андропов?  Его долголетие и успех?  Насобиравшие в букет путину все «сильные руки» русской и советской истории путинофилы нашего времени, разумеется, считают, что Андропов – это такая позднесоветская предтеча путина – альфы и омеги России.  Но это очень разные люди, что, опять же, плохо понятно человеку начала XXI века.  Андропов – коммунист, путин – популист (вариант Жириновского из КГБ), Андропов чувствовал ответственность перед весьма требовательным советским обществом и нес ее, путин если что и несет, то гонорар своему православному духовнику, да еще откаты своим друзьям, у Андропова были враги, у путина – предатели.  В КГБ – как и в любом другом учреждении – могут (оказывается!) работать самые разные люди, и эти двое – красноречивый тому пример.

Президент Института США и Канады Г.А.Арбатов в своих воспоминаниях «Затянувшееся выздоровление: 1953-1985» (1991), будучи личным другом Андропова, достаточно подробно описал все его достоинства и недостатки.  Главным из недостатков в начале правления Андропова оказалось отсутствие «команды».  Андропов честно пытался ее создать и… обратил внимание, прежде всего, на будущих реформаторов.  Кстати, все «политологи», которые «разоблачили» заговор против СССР в виде назначения Горбачева на высший пост в стране, должны включить в схему жидо-еврейского заговора мировой закулисы также Андропова, который активно проталкивал Горбачева и других реформаторов наверх, министра иностранных дел СССР А.А.Громыко, который был занят тем же, а заодно членов Политбюро, выбравших Горбачева в 1985, сотни членов ЦК КПСС, одобривших выбор, миллионы высокообразованных советских людей, которые активно поддержали все начинания перестройки – от бригадного подряда до проведения альтернативных выборов, и десятки миллионов людей по всему СССР, которые составили армию рядовых всемирного заговора… против чего и кого? (для реакционеров свойственно поведение старообрядцев-скрытников: сначала они считают советский паспорт печатью антихриста, но, когда старый образец паспорта меняют на новый, тут же оказывается, что печать антихриста – это новый паспорт, а старый – величайшая ценность, и к нему они «прикипают душой»).  Одним словом, видим огромную страну на марше перестройки, а против нее жалкая кучка разоблачителей «мирового заговора» (смахивающих на троллей в древнескандинавском смысле этого слова), которые ничего не в состоянии сделать, кроме как найти очередной заговор и поведать о нем ничего не подозревающему миру, а жизнь проходит мимо них.  Одним словом, не будет преувеличением повторить старый афоризм, что в развале СССР участвовал весь советский народ (более того, есть подозрение, что те, кто не участвовал, - махровые антисоветчики).  Что же касается исторической роли Андропова, она была исчерпана за те самые 15 месяцев, в течение которых он исполнял обязанности Генерального Секретаря ЦК КПСС.  Его неудача возвращала СССР в брежневско-черненковское болото, его удача – приводила к той же самой перестройке.

Цитировать
Обычно считается, что Андропов со свойственной гэбисту иезуитской хитростью маскировался, втираясь в доверие к интеллигенции и к западным журналистам. Но не будем усложнять. Скорее всего, он, как всякий человек, умный от природы, но малообразованный, объективно тянулся к тем, кого называл "аристократами духа". Недаром от детей своих Юрий Владимирович требовал духовности и аристократизма, что резко контрастировало, например, с тем, как воспитывались дети Брежнева, излишней духовностью не обремененные.
Андропову было скучно в кремлевском гадюшнике. Всех его обитателей он постепенно слопал или подчинил, чем доказал преимущество интеллекта над присущей советской элите "хитрожопостью". Однако стать своим среди "аристократов духа" новый генсек не сумел. Духа на это, может, и хватило бы, но не хватало аристократизма.
Андропов гениально просчитывал комбинации, но... не более чем на полхода. Судя по всему, он был искренен в борьбе с коррупцией и в стремлении заставить лениво крутящуюся производственную машину работать как швейцарские часы. При этом он, скорей всего, не был склонен завести эту машину с помощью массовых репрессий. Но беда Андропова состояла в том, что иного способа сдвинуться с мертвой точки он не знал.

Совершенно верно!

Далее Травин переходит к известной истории о создании тандема Горбачев – Громыко, в которой, разумеется, вес Громыко – патриарха советской внешней политики был побольше, чем у недавнего выдвиженца из Ставрополья:

Цитировать
вскоре состоялась личная встреча двух политиков, предопределившая исход мартовского (1985 г.) пленума ЦК КПСС, избравшего Горбачева генсеком.
Теоретически у него могло быть два основных конкурента - глава Московского горкома КПСС Виктор Гришин и недавний ленинградский партийный вождь (к марту 1985 г. - секретарь ЦК) Григорий Романов. Не исключено, что по принципу геронтократической преемственности мог надеяться на главный пост и восьмидесятилетний премьер Николай Тихонов. Но Громыко, взяв в свои руки инициативу на предшествовавшем пленуму заседании Политбюро, сразу же высказался в пользу Горбачева.
Еще более убедителен был глава КГБ Виктор Чебриков, заметивший, что чекисты поручили ему поддержать Горбачева. А затем (для непонятливых) он еще и уточнил: "Вы понимаете, что голос чекистов, голос нашего актива - это и голос народа".
Оппозиция оказалась слаба. Тихонов был слишком стар и вял. Два "наследных принца" 1970-х - Романов с Гришиным - по понятным причинам находились между собой в плохих отношениях и оказались не готовы к серьезному отпору. Единственной реальной опорой Гришина до марта 1985 г. оставался Черненко, но после его кончины и провала неудачно разыгранной операции "преемник" Виктор Васильевич пребывал в полном одиночестве. Таким образом, если кто и хотел предложить иную, нежели Горбачев, кандидатуру генсека, то моментально заткнулся.

Автор этих строк вполне разделяет высказывавшееся неоднократно до него мнение о нарастающей «дефектности элит» СССР, но с известным уточнением: не стоит видеть в Николае Втором или Сталине гениев, но у них в запасе все-таки было достаточное количество аккуратных и опытных ремесленников («эффективных менеджеров»), чтобы их личное головотяпство компенсировалось талантами людей второго ряда.  В истории нашей страны ХХ века мы видим неуклонное снижение качества управления.  Если Вознесенский – выходец из сильной советской экономической школы 1920-х гг., мог претендовать на равную эффективность с Витте и его современниками, то Берия, Маленков и Булганин уже были пожиже, а пришедший после Хрущева Косыгин выглядел «эффективным менеджером» разве что на фоне «кремлевского гадюшника».  Тихонов, сменивший умершего Косыгина в 1980, вообще был пустым местом (и даже, кстати, не оставил после себя никаких мемуаров – действительно, писать ему было не о чем).  Черномырдин мне лично напоминает Сталина тем, что за их экономическое образование страна заплатила достаточно дорого, но у Сталина получилась в итоге индустриализация, у Черномырдина в итоге не получилось ничего: его модель развития России в качестве энергетической сверхдержавы была рассмотрена и отброшена еще в 1920-е годы, но перешла по наследству к безмозглому путину и его команде, которые, реализовав ее, привели Россию к концу.  Т.о., даже если считать Горбачева – злым гением СССР, реальных альтернатив ему просто не было.

Цитировать
Описанная выше интрига была в те дни не единственной. Решение вопроса на Политбюро по законам советской аппаратной борьбы еще не значило окончательной победы. Пленум теоретически мог высказаться и против Горбачева. Особенно если кто-то из проигравших лидеров готов был апеллировать к секретарям обкомов и ведущим министрам, составлявшим основную массу членов ЦК. Поэтому помимо Громыко имелся еще один человек, обеспечивший победу Горбачева. Человек, профессионально работавший с высшими партийными кадрами и способный убедить в правильности той или иной позиции людей, приехавших из глубинки.
Этим человеком был Егор Лигачев. Во второй половине 1980-х наше привыкшее к черно-белому миру сознание противопоставляло Горбачева Лигачеву. Егор Кузьмич в глазах продвинутых интеллектуалов, не принимавших официальные сообщения из Кремля за чистую монету, стал олицетворением противника Перестройки. Однако столь же правильно было бы считать, что именно он эту Перестройку породил.
Лигачев значительно старше Горбачева. Первый родился в 1920 г., второй - в 1931 г. Но по сути оба принадлежали к одному поколению, которому в середине 1980-х гг. довелось сменить у руля ветеранов партии. Лигачев всего на шесть лет моложе Андропова, однако в истории КПСС между ними - пропасть. Юрий Владимирович уже делал советскую политику в те годы, когда Егор Кузьмич на целых семнадцать лет застрял в "хозяевах" ничем не примечательной Томской области.
В отличие от Андропова и Горбачева, Лигачев не был прирожденным лидером. Судьба определила ему всегда оставаться на вторых ролях. Недаром даже после 1991 г., когда КПСС воссоздавалась в виде КПРФ, Кузьмич, вроде бы бывший в глазах всего народа символом ортодоксальной коммунистической идеи, даже не вошел в число партийных лидеров.
Однако у Лигачева было иное достоинство. Он был честным служакой, любившим и умевшим не за страх, а за совесть пахать на своего патрона. Недалекий и малообразованный Егор Кузьмич, тем не менее, понимал всю глубину кризиса, в который страна вошла при геронтократах, а потому еще в апреле 1983 г. (за два года до описываемых событий) с радостью ухватился за предложение Андропова перебраться в Москву на пост заведующего орготделом ЦК. Ему предстояло чистить старые кадры, принимать на себя всю ненависть отставников и расчищать дорогу для сил, способных в перспективе обновить любимую партию.

Очень примечательный пассаж Травина.  «Понимал всю глубину кризиса».  Те, кто нам тут «разоблачают», не понимают и не хотят понимать.  У них замкнутое, «иудаистическое» сознание обиженных мировой историей: во всех этих разоблачительных текстах сквозит главная мысль-чувство – «ну пожалейте вы меня, обездоленного!»  Разумеется, реальная политическая жизнь далека от этого скулежа.  С другой стороны, вынужден поправить Травина: здравствующий поныне Лигачев в 1988-1990 реально рассматривался как главный конкурент Горбачева, а на XХVIII съезде даже баллотировался против него на пост Генерального Секретаря ЦК КПСС.  Интересна также роль Лигачева в выдвижении Ельцина.  Горбачёв вспоминал о Лигачёве: «Он поехал в Свердловск и оттуда аж ночью звонит, не выдержал: "Михаил Сергеевич, это наш человек! Надо брать его". Ну надо - так надо. Мы утвердили его зав. отделом. Но тут встала проблема смены руководства в Москве. А в самой столице подготовленных людей не было. Не на кого было делать ставку. Я решил попробовать Ельцина».

Источник: http://www.pressmon.com/ru/a/ru/1108054 ... z3tYsh05Lz

В общем, все они были в заговоре против СССР, кроме Проханова)))))

Цитировать
И вот путь к переменам оказался открыт. Мы с нетерпением ждали реформ, плохо понимая еще, что борьба с коррупцией и укрепление трудовой дисциплины при помощи КГБ практически не сочетаются с нашим желанием иметь полные прилавки и ясные перспективы. Да и сами реформаторы этого не понимали.

Когда мы начинаем разбираться, в чем же коммунисты-реформаторы 1980-х отличались от современных патриотов, желающих замереть навечно под началом мудрого руководителя, следует помнить, что это была совсем иная интеллигибельная среда.  Они – коммунисты ХХ века – считали себя частью мира (мирового коммунистического движения), были интернационалистами, атеистами и мыслили в категориях философии просвещения.  Патриоты, наоборот, обскуранты, эскаписты и расисты (отчаянно пытающиеся найти расизм на «советской родине»).  Они не только говорят на разных языках, но и думают разными мыслями.  Поэтому «разоблачения» патриотами Горбачева и его команды очень мало что могут рассказать о горбачевской эре, но достаточно – о самих разоблачителях.  На что рассчитывали «прорабы перестройки»?  На объективную перспективность советского строя, способного к модернизации.  Они были оптимистами.  У их оппонентов – сугубый пессимизм, укоренившееся представление о том, что сами люди не могут собой управлять, и им всегда нужен поводырь.  Раблезианство перестройки, мизантропия реакции на нее.

Цитировать
Такой была Московская весна 1985 г. В отличие от солнечной Пражской весны 1968 г., положившей начало задавленным советскими танками чехословацким реформам, Московская весна оказалась зябкой и изрядно припозднившейся. Народ так и не проснулся от зимней спячки. Перемены происходили не на площадях, а в коридорах Кремля, затрагивая лишь тех, кто относился к числу небожителей.

Позвольте уж высказаться от имени «народа», даром, что мне в момент прихода к власти Горбачева было 11 лет.  Хорошо помню усиливающееся раздражение по поводу безвременья «гонок на лафетах», помню, как моя мама в момент смерти Черненко воскликнула: «Опять старого черта выберут, и он скоро отдаст коньки!»  Распространено достаточно ложное мнение, будто в «тоталитарных» обществах бытует единомыслие.  В таком случае СССР точно не был тоталитарным обществом.  Споры велись всегда и везде на все темы: люди могли возмущаться «гуманностью законов», предлагали заменить милицию военизированной полицией, запретить пьянство и курение, одним из самых «проклятых» вопросов советской эпохи был вопрос противостояния колхозов и совхозов, возмущались убожеством «советской моды» и восхищались добирающимися до нас артефактами Запада, деревенщики оплакивали русскую избу, космополиты слушали «Модерн Токинг».  Все это усиливалось за счет «сгущенного прогресса», характерного для относительно недолгой (70 лет) советской истории, вместившей в себя будто несколько веков: представьте себе современниками екатерининских вельмож XVIII века, нигилистов века XIX и декадентов века ХХ.  Были еще живы некоторые участники гражданской войны, но рядом с ними жили битломаны и наркоманы.  Те субкультуры советского общества, о которых упоминалось выше, уже говорили на разных языках и все сильнее презирали друг друга.  Задолго до 1985 года в СССР встречались нищие-попрошайки, религиозные сектанты, а в 1980 на учете состояло 36 тысяч наркоманов и более 3 миллионов людей, допившихся до белой горячки.

В 1984 году новый лидер группы «Алиса» К.Кинчев поет песню:

Сегодня ночью кто-то устроил мышиный цирк
И мыши до утра играли с котом.
Потом для них был устроен прощальный пир
И утром довольный кот был сыт и суров.

Только в мышеловке бывает бесплатный сыр.
Все, что вокруг мышеловки - мышиный цирк.
Я маленький мышонок, я боюсь, что обрушится мир.
Где мыши и коты на своих местах,
Где мышеловка не бывает пуста.
Мышиный цирк.

Но этот кот уже слишком стар, он слишком мало ест.
Говорят, скоро будет другой, очередной мышеед-герой
Который съедением сделает жертве честь!

Только в мышеловке бывает бесплатный сыр.
Все, что вокруг мышеловки - мышиный цирк.
Я маленький мышонок, я боюсь, что обрушится мир.
Где мыши и коты на своих местах,
Где мышеловка не бывает пуста.
Мышиный цирк.
А я не учёная, не актриса,
Я домашняя маленькая крыса.
Я живу в уютной тёплой норке,
И со стола я ворую корки.

Мой жизненный принцип - всегда берегись,
Хватай и беги.

Кот себя относит к высшей расе,
Он живёт на молоке и мясе.
Но с ним я могу подружиться легко,
Главное не трогать его молоко.

Мой жизненный принцип - всегда берегись,
Хватай и беги.

Источник: http://rock-txt.ru/tekst_pesni_alisa/16 ... z3tZFhNjBm
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от Guest »
Православие или смех!

Оффлайн Владимир Владимирович

  • Moderator
  • Оратор форума
  • *****
  • Сообщений: 14 053
  • Репутация: +172/-39
Re: ПЕРЕСТРОЙКА - ЭТО ПЕРЕСТРОЙКА
« Ответ #4 : 07 Декабрь, 2015, 18:47:55 pm »
И еще одна самоубийственная во всех смыслах деталь "хорошей жизни" при застое.  В 1984 году на 100000 мужчин произошло 50,5 самоубийств, в 1988 - 30,8, на 100000 женщин соответственно 11,3 и 9,3 (Благосостояние советского народа. М.,1990).  Удивительно, не правда ли?  В самый процветающий год СССР (если верить Проханову или Сергею Кара-Мурзе) наложило на себя руки 65 тысяч советских мужчин и 16 тысяч советских женщин.  А вот в мрачный год перестройки уровень мужских самоубийств снизился почти на 40%.  Как же так?  Ведь с идеологической т.з. должно быть как раз наоборот (т.з., что здесь сыграла роль борьба с пьянством, имеет право на существование, но не объясняет такой разительной перемены).

Если сравнить с современной Россией, получаем:

(мужских самоубийств на 100000 жителей)

1984 - 50,5
1988 - 30,8
2000 - 64,3
2012 - 35,1

Удивительно.  Если верить этой статистике, жизненный тонус советского человека в оруэлловском году был немногим лучше "лихих девяностых", а в 1988 превосходил уровень "развитого путинизма".

Кстати, в 1980 году в СССР случилось 26 тысяч убийств (рекорд, долго не перекрытый), а в 1988 - 21 тысяча (что равно современному уровню убийств на территории стран бывшего СССР).  Увы, жить в СССР 1980 года было все же опаснее, чем в совр. России.

Цифры из Благосостояния советского народа. М.,1990 и статей Википедии "Список стран по числу самоубийств" и "Список стран по числу умышленных убийств".
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от Guest »
Православие или смех!

Оффлайн Владимир Владимирович

  • Moderator
  • Оратор форума
  • *****
  • Сообщений: 14 053
  • Репутация: +172/-39
Re: ПЕРЕСТРОЙКА - ЭТО ПЕРЕСТРОЙКА
« Ответ #5 : 07 Декабрь, 2015, 20:01:12 pm »
Идем далее по очерку Травина:

Цитировать
Рубеж 1985-1986 гг. представлял собой, наверное, один из самых светлых моментов в новейшей истории нашей страны. Еще свеж был в памяти апрельский (1985 г.) пленум ЦК, на котором Михаил Горбачев фактически провозгласил курс Перестройки, или, во всяком случае, курс обновления социализма. Произносилось множество правильных речей, быстро менялись кадры, к руководству страной приходили люди сравнительно молодые и, что самое главное, вполне вменяемые, способные говорить человеческим языком и без бумажки. В этих людях мы узнавали самих себя и делали простой, вроде бы очевидный вывод: уход из Кремля маразматиков, господство здравого смысла, реальная забота о благе страны способны в кратчайшие сроки вывести Советский Союз из кризиса.
На протяжении всей жизни нашего поколения мы ни разу так не верили в ждущее нас светлое будущее, как на рубеже 1985-1986 гг. Нам даже не требовалось серьезных доказательств осуществления преобразований. Хватало новых слов, новых лиц, новых надежд. Именно такой эмоциональный климат формировал обстановку XХVII съезда КПСС, собравшегося в Москве в конце февраля.

Я бы добавил сюда известную долю желания «завинтить гайки» - именно так! – в тот период.  Прорабы перестройки, когда нужно, не считали лишней беспощадную борьбу (разумеется, в рамках «социалистической законности») против взяточничества, бюрократизма, очковтирательства, приписок, несамокритичности, комчванства, прогулов, несунства, хищения социалистической собственности, самогоноварения, фарцевания, анонимок, привилегий, спецмагов и неэффективности, само собой против пьянства, а народные массы их всецело в этой борьбе поддерживали: кто не смеялся в 1987 над злоключениями уволенных бюрократов из «Забытой мелодии для флейты»?  Это все, опять же, выглядело наивно, но выглядело наивно с т.з. современной циничной России, где каждый начальник – немного Цапок, а у каждого бюрократа есть сын типа Чайки-младшего и любовница типа Васильевой, а «народ-богоносец» доволен даже вовремя выплаченной зарплатой, которую приправили «борьбой с укрофашистами» в Сирии, вполне заменяющей борьбу с преступностью в Генпрокуратуре и проведение газоснабжения в отдаленные деревни.  Кстати, именно на 1985-1986 годы приходится пик вышеупомянутого коммунарского движения в СССР.

Цитировать
На съезде [XХVII] Горбачев сделал основной, установочный доклад. Перечитывая его сегодня, удивляешься вялости и беззубости текста. Даже речи самого Горбачева, произнесенные двумя-тремя годами позже, были несопоставимо ярче и сильнее. А о том, как резали правду-матку Андрей Сахаров, Анатолий Собчак или Юрий Афанасьев, и говорить не приходится.
Но в 1986 г. простым словам о необходимости перемен внимала вся страна. Генсек привлекал тогда не меньшее внимание обывателей, чем в наше время какая-нибудь звезда футбола или эстрады. С тогдашним триумфом Горбачева не сравнится даже нынешняя популярность Владимира Путина. Сейчас мы способны видеть отдельную личность вне системы, а в 1986 г. даже образованный советский человек не мог себе помыслить возможности серьезного раскола общества, и каждый искал в молодом партийном лидере именно то, что в нем хотелось бы обнаружить.

А вот это неизбежная проблема однопартийности.  В многопартийной системе разругавшийся с соратниками партиец уходит в другую партию или создает новую.  Даже в США с их двухпартийной (следовательно, не являющейся многопартийной) системой республиканец может перейти к демократам и наоборот.  Но в СССР с 1920-х годов не было иных путей для оппозиционера, кроме как перейти во власовцы, или лупануть в невозвращенцы, или поднять восстание, как капитан 3 ранга Саблин на «Сторожевом» 7 ноября 1975 года.  Если человека не устраивала даже «внутренняя эмиграция» (точно непригодная для лидеров и просто сангвиников), он вынужден был колотиться башкой о то же самое партбюро, что и ранее.  Иногда им даже удавалось навязать свой дискурс, если изложить его на советском новоязе и умаслить цитатой из классиков марксизма-ленинизма.  Поэтому не стоит удивляться, встречая в КПСС людей с самыми разными убеждениями – от левых троцкистов (никуда они не делись) до почвенников и славянофилов (правда, также вынужденных выражать свои полуфашистские идеалы на коммунистическом новоязе).  Разумеется, при таком подходе все тянули идеологическое одеяло смыслов на себя, ожидая от будущего чего-то большего, чем еще одна гонка на лафете (последнее, видимо, вполне устраивает современных непритязательных плакальщиков застоя).
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от Guest »
Православие или смех!

Оффлайн Владимир Владимирович

  • Moderator
  • Оратор форума
  • *****
  • Сообщений: 14 053
  • Репутация: +172/-39
Re: ПЕРЕСТРОЙКА - ЭТО ПЕРЕСТРОЙКА
« Ответ #6 : 08 Декабрь, 2015, 19:46:32 pm »
Цитировать
На фоне медленно вызревающей мечты о доступной колбасе за спиной признанного лидера уже в 1986 г. начала вырастать фигура нового кумира. Если для Горбачева съезд стал заслуженным триумфом, венчающим почти годичную пропагандистскую работу по разоблачению язв застойного периода, то для другого крупного политика 1980-х - 1990-х он оказался дебютом. Речь идет о Борисе Ельцине, в то время практически никому еще не известном.
Меньше года бывший "хозяин" Свердловской области жил в Москве. И всего лишь за два месяца до начала XXVII съезда возглавил Московский горком партии. Именно ему Горбачев поручил разгребать гришинские завалы. Столица не спеша присматривалась к столь быстро взлетевшему на вершину власти провинциалу. Чем он себя проявит? Какие предложит альтернативы?

Что касается «казуса Ельцина», то помимо теории Ельцина-заговорщика против России (людям с манией преследования раскрывать заговоры – что с горы катиться), есть теория Ельцина-партаппаратчика.  Заключается она в том, что Ельцин был далек от какой бы то ни было демократии и либерализма, но так уж сложились обстоятельства: забодали на пленуме, оттерли от власти, не дали дорасти до Генерального секретаря ЦК КПСС (Борис Ельцин – Генеральный Секретарь ЦК КПСС – фантастика!), вот он и озлобился, стал антикоммунистом, оседлал демократическое движение, ну и в итоге получили 90-е, уж такие, какие они были (между прочим, страны Восточной Европы, как это не странно на первый взгляд, в целом пережили это десятилетие лучше, чем постсоветское пространство: к 2000 даже наметился существенный рост экономики – на 12% сравнительно с 1990; правда, там экономический спад был более ранним, чем в СССР, и начался уже в конце 1980-х, поэтому сравнивать надо с уровнем 1985 года, а экономику Польши вообще с 1980 или даже с 1975).  Вот пересказал эту версию и сам поймал себя на мысли, что слишком уж все схематично получается – не люди, а роботы (когда нам говорят, что человек не есть сумма его физических частей, что, чтобы создать человека, надо еще что-то добавить, ответ прост: это не «душа» и не «божья искра» - это всего-навсего социальный опыт, который, действительно, в пробирке не сотворишь – надо лично жить).  Во-первых, в оценке тех или иных политических деятелей, а равно народной массы, нередко отсутствует понимание потенциальной изменчивости взглядов – следовательно, действий и результатов (вот, победила бы Германия во второй мировой, и Курт Вальдхайм был бы членом НСДАП, а вовсе не Генеральными Секретарем ООН).  Во-вторых, политические публицисты, которые замахиваются на оценки деятельности тех или иных политиков, ведут себя зачастую просто наивно, т.к. не могут объяснить, почему тот или иной политический деятель придерживался взглядов, отличных от их собственных.  Разумеется, судьба Ельцина могла бы сложиться иначе, если бы не отставка с поста 1-го Секретаря МГК КПСС и разнос на пленуме 1987 года, но в этом случае мы могли бы наблюдать еще более интересную борьбу Ельцина с Горбачевым внутри КПСС, вплоть до раскола партии на две фракции: из них ельцинская и была бы той вожделенной «социал-демократией внутри КПСС», которую так ждали от Горбачева.  Любопытно также, что хотя Ельцин лишился ключевых постов для карьерного роста (он был также секретарем ЦК КПСС и кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС), но остался в рядах номенклатуры: Горбачев даже не подстраховал себя, назначив Ельцина послом в какую-нибудь тридевятую страну.

Цитировать
Выдвижением своим Ельцин, протрубивший в Свердловске всю жизнь (сначала на строительных, а затем на партийных должностях), обязан был Лигачеву. Об этом ни Егор Кузьмич, ни Борис Николаевич впоследствии не любили особенно распространяться, но именно этим в значительной степени определялся их острый конфликт.
Помимо идейных разногласий, которые в 1980-х еще не могли быть достаточно серьезными, Ельцина с Лигачевым поссорило представление о предательстве со стороны недавнего товарища по партии. Лигачев полагал предательством отказ Ельцина послушно следовать в фарватере, проложенном людьми, вытащившими его из Свердловска. Ельцин же, в свою очередь, считал, что Горбачев с Лигачевым подставили его, когда сперва бросили в прорыв, а затем сами же начали резко одергивать.
В отличие от Горбачева и Лигачева, работавших преимущественно с аппаратом партии, Ельцин должен был идти в массы. Если не в народные, то во всяком случае в массы столичных аппаратчиков низшего звена, непосредственно с народом соприкасающихся. Кроме того, он должен был выкорчевывать "гришинскую мафию", предоставляя все новые и новые доказательства гнилости старого режима. И Ельцин действительно попер как бульдозер, четко осознавая поставленную перед ним задачу, о чем недвусмысленно говорится в мемуарах.
Его выступление на съезде сразу привлекло внимание советских интеллектуалов. Рядовая масса, конечно, дальше изучения отдельных мест горбачевского доклада не шла, но те, кто уже много лет имел обыкновение читать между строк, сразу обратили внимание на Ельцина и бравировали тем, что знают человека, который даже радикальнее Горбачева. Если генсек говорил лишь о чужих ошибках, то "хозяин" Москвы с невиданной ранее откровенностью прошелся по самому себе, поведав, как в прошлом ему самому не хватало смелости критиковать лидеров эпохи застоя. Бесспорно, своим будущим политическим успехом Борис Николаевич обязан XXVII съезду не в меньшей мере, чем походам по московским магазинам и поездкам в автобусе, столь нашумевшим в 1986 г.
Борис Николаевич проявил себя в качестве классического популиста, намного обогнавшего умеренного популиста Горбачева. Для генсека была все-таки ближе элитарная партийная среда, из которой он временами спускался в среду интеллектуальную на своеобразный "пир духа" (так он лично обозначил свое впечатление от посещения театра Марка Захарова, причем режиссер из-за скороговорки вождя никак не мог понять, почему у того на языке какая-то "пердуха"). Ельцин же всегда неплохо чувствовал себя в среде простонародной, где можно, скажем, раздавить бутылочку с собственным охранником.

Вот это, пожалуй, лучше всего объясняет, почему Ельцин их (руководство КПСС) переиграл.  Обстоятельства менялись, одни могли к ним приспособиться, другие нет.  Горбачев с его упрямством вполне мог дотянуть ситуацию до «казуса Чаушеску» (и мы бы потом говорили о трагедии реформатора, растерзанного реформированными).  Ельцин оказался более гибок, непринципиален, ловок и просто удачлив. Он еще в 1985 году понял то, что не доходит до некоторых и сегодня: уже в середине 1980-х нельзя было управлять методами Брежнева.  У него не было «политических взглядов», как их не было у любого другого партаппаратчика – они не были в большинстве своем «нинами андреевыми», и принципов у них никаких не было, а если были, то это был дремучий лес одряхлевшего марксизма-ленинизма, причем сугубо теоретический.  Хозяйственнику Ельцину оказалось легче ориентироваться в новых условиях, чем, например, идеологу Фалину, при всех талантах последнего.  Почему так получалось?  Да, здесь извечная загадка: почему у сердобольного моралиста всегда на практике получается хуже, чем у практичного циника, хотя потом моралист склонен приписать все успехи себе: дескать, обеспечил идейную поддержку.

Цитировать
Неудивительно, что как популист он был органичнее, и это чрезвычайно раздражало советского лидера. Ближе к народу был Ельцин и тем, что думал не столько о "пире духа", сколько о "пире брюха", а потому захаживал в магазины и требовал извлекать дефицитные продукты из-под прилавка. Но вот в чем между Горбачевым, Лигачевым и Ельциным тогда не было никакой разницы, так это в полном непонимании сути стоявших перед страной экономических проблем. Все лидеры в равной степени отличались андроповским менталитетом, несмотря на индивидуальные различия в происхождении, психологии или карьерном росте.

Еще раз попробуем «спасти СССР», т.е. предложить стратегию выживания сложившегося к 1984 году политического и экономического строя (я, разумеется, говорю о «реальном социализме» 1984 года и предыдущих годов, а не о его эскапистских интерпретациях под пером какого-нибудь Мухина или Старикова).  Понятно, что никакое «ужесточение дисциплины» и «борьба с приписками и бюрократией» ничего ровным счетом не меняют.  Мысль, высказанная Травиным, что, вот ведь, у Сталина получалось гайки закручивать, ошибочна – хотя бы потому, что Сталин имел дело с другой страной в другой ситуации (в т.ч. внешнеполитической; это, между прочим, касается розово-патриотического отождествления совр. России с ведущим борьбу против фашизма в начале 1940-х СССР – вот, когда от США пойдет ленд-лиз и прочая дипломатическая поддержка, тогда можно будет отождествлять, но не ранее).  Дело даже не в том, что победив Германию, СССР парадоксальным образом занял ее место.  Вся история «холодной войны» - это история попытки выжить в противостоянии самой развитой части человечества.  Ни у Сталина в 1950-м, когда ВВП Северной Америки, Западной Европы и Японии превышал ВВП советского блока в 3,5 раза, ни у Брежнева спустя тридцать лет, когда соотношение экономик практически сохранилось, «догнать-перегнать» не получалось.  В начале 1980-х спасти СССР (как того завскладом из «Операции Ы») могло лишь чудо, а именно технологический прорыв минимум масштаба компьютерной революции или колонизации Солнечной системы.  Нельзя сказать, что Горбачев и прочее советское руководство этого не понимали.  В 1985-1986 годах много говорили о научно-техническом прогрессе и научно-технической революции, но говорить мало.  Увы, миллионы советских ученых, которым были созданы почти идеальные условия для работы, в значительной степени работали вхолостую, и результаты их трудов десятилетиями не находили внедрения (характерный фрагмент из сериала «Радости земные»: изобретатель нержавеющей стали 35 лет не может внедрить изобретение, а страна закупает рельсы в Японии).  Для изменения такого положения опять требовались социально-политические изменения – смотри «перестройка».  И дело не только в обеспечении НИИ аппаратурой и бесплатных путевках для «электроников» из советских наукоградов в Артек.  Например, Петр Первый выигрывал за счет привлечения кадров из-за рубежа, история СССР – это хронический дефицит научных кадров, чего не смогла компенсировать даже очень неплохая система образования.  Виной тому – идеология: не могут авиаконструкторы типа Сикорского и литературоведы типа Набокова (а для развития страны прогресса одних естественных наук мало – тому пример Северной Кореи, где, в принципе, неплохие научно-технические кадры, но гуманитарные науки отсутствуют, как таковые, и никаким – самым искренним культом личности и чучхеистской любовью к Родине – их не заменишь), не могут эти люди жить в СССР.  Кто в этом виноват?  Те самые большевики, которых хотят увековечить в издании 1984 года.  Опять мы, как Иванушка Бездомный, выпущенный из психушки, возвращаемся туда же.  Заманить же в СССР нобелевских лауреатов из США можно было только еще одной революцией.
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от Guest »
Православие или смех!

Оффлайн Владимир Владимирович

  • Moderator
  • Оратор форума
  • *****
  • Сообщений: 14 053
  • Репутация: +172/-39
Re: ПЕРЕСТРОЙКА - ЭТО ПЕРЕСТРОЙКА
« Ответ #7 : 09 Декабрь, 2015, 20:21:35 pm »
Далее:

Цитировать
А экономические проблемы 1985-1986 гг. оставались чрезвычайно серьезными. Как бы ни были интересны политические интриги, о которых у нас до сих пор шла речь, судьба страны все же определялась не ими, а способностью властной элиты осуществить радикальные хозяйственные преобразования.
Состояние советской экономики неплохо поясняется ситуацией, возникшей у одного российского бизнесмена уже позже, в пореформенные 1990-е гг. Завел он молочное хозяйство, в котором доярки, воспитанные при советской власти, естественно, воровали молоко. Бизнесмен даже не пытался запретить им воровать и готов был терпеть сравнительно малые убытки, возникающие по этой причине. Просил только, чтобы крали в открытую, а не разбавляли молоко водой, поскольку полученную вследствие данной операции жидкость не принимали на молокозавод, что приводило уже к убыткам поистине колоссальным. Но перевоспитать этих тружениц села ему так и не удалось.
Впрочем, главным тормозом развития страны являлось даже не традиционное российское воровство, а административная система, плановый механизм управления - "краса и гордость" советского строя. Хозяйственникам давно уже было ясно, что он не работает. Со сталинских времен, когда кнутом ГУЛага и пряником великой идеи удавалось поднимать людей на героический труд, прошло уже слишком много времени. Поколение борцов сменилось поколением конформистов.
Если наивные теоретики еще полагали, будто Госплан на научной основе способен определять, сколько и чего должны производить тысячи разбросанных от Калининграда до Владивостока предприятий, то практики понимали, как все эти "книжные" представления не соответствуют действительности. Объемы производства и ассортимент продукции давно уже стали предметом бюрократического торга.
Стихия торга захлестывала план, спускаемые предприятиям задания постоянно корректировались, возникло даже такое понятие, как "движение декабристов". Директора со всей страны к концу каждого года (к декабрю) устремлялись в Москву и на основе десятков совершенно "объективных" причин убеждали начальство задним числом уменьшить им плановые показатели. В итоге все были довольны: заводы "выполняли" план, руководители получали ордена и премии, с рабочих не требовали слишком многого. Вот только производство погружалось в состояние застоя, а дефицит с каждым годом становился все более заметным.

И еще:

Цитировать
Кроме того, выяснилось, что дефицит вообще является не случайным, а закономерным элементом плановой экономики. Типичный советский директор в отсутствие жестких финансовых ограничений (накладываемых конкуренцией на любого его коллегу из капиталистической страны) превращался в гоголевского Плюшкина. Он запрашивал у государства сырья, материалов, оборудования гораздо больше, чем реально нужно для производства. Ведь, с одной стороны, запас карман не тянет, а с другой - в условиях дефицита запрос наверняка урежут. Вот и получается: чтобы приобрести хотя бы два станка, нужно запросить шесть.
В советской экономике лучше снабжался и больше получал фондов не тот, кто производил продукцию, необходимую потребителю, а тот, кто умел лоббировать свои интересы в Москве. "Умелец" мог не напрягаться на трудовом фронте, но при этом вознаграждаться деньгами и ресурсами. А бестолковый трудяга постоянно оставался в пролете. "Так зачем же вкалывать?" - задавали себе вопрос люди на всех ступенях властной вертикали, от министра до рабочего.

Здесь Травин абсолютно точно (экономист, вестимо) назвал три основные проблемы советской экономики – проблемы родовые и абсолютно неустранимые.  Желающие сохранить СССР должны мириться с ними и их эффектами по определению.
1) материальная незаинтересованность отдельного работника в качестве (да и в количестве) своего труда.  Марксисты это понимали и всячески хотели «снять» это противоречие путем развития сознательности масс (коммунистические субботники тоже стали элементом воспитательной работы).  Увы, вот хочется сказать: да что люди – нелюди? не могут поработать во благо ближнего своего?? – и язык не поворачивается.  Советский утопизм, действительно, стал походить на карикатуру на христианство: «Иди и больше не греши» (беда только, что то, что религия могла себе позволить в силу своей полной безответственности перед обществом и отдельным человеком, коммунистической системе, в силу ее сознательного взятия на себя всей ответственности со времен полулегендарного ленинского «есть такая партия!», дорого обошлось).  В реальной раннесоветской истории, конечно, стимулирование присутствовало, причем, речь шла не только о богатстве в виде куска конины в осажденном городе.  В условиях быстрого экономического роста и резкого изменения социального состава общества (городское население СССР за первые 43 года советской власти, не смотря на ужасные потери в войне, выросло в три с лишним раза) в 1930-х сформировалась «советская аристократия», включавшая, помимо управленцев, также мощный класс ИТР и высокооплачиваемых рабочих-стахановцев.  Эти люди быстро делали карьеру, получали образование и повышали свой уровень жизни (в промышленности к 1940 году зарплата инженера превышала зарплату рабочего более чем в два раза).  Но со стахановцами стало еще хуже, чем без них: в условиях характерной для начала 1930-х сдельной оплаты труда, дефицита рабочих (особенно, квалифицированных) кадров и полноты прав трудящихся, знатный стахановец зарабатывал за месяц несколько окладов, потом увольнялся, отдыхал с семьей на курортах СССР, возвращался, снова работал месяц-два и снова полгода наслаждался жизнью.  Такая «диктатура пролетариата» настолько не понравилась советскому руководству, что к концу 1930-х (по логике развития вещей, а вовсе не в преддверье войны) рабочие фактически были прикреплены к заводам, а опоздание на работу каралось небольшим тюремным заключением.  Капитализм добивается трудовой дисциплины и уровня качества с помощью угрозы потери работы (некрасовское: «В мире есть царь – этот царь беспощаден…»).  При реальном социализме пришлось вернуться к внеэкономической принудиловке (что кажется традиционалистам «выражением исконных основ русской души», и у них получается, что русская душа ленива, как карабахский ишак).  Принудиловка стала приобретать драконовские формы, но после смерти Сталина система отказалась от нее из гуманистических соображений, а ничего другого (конкуренции предприятий, безработицы, как стимула хорошо работать) допустить не могла из идейных соображений.  Продолжение и доведение до совершенства сталинской модели мы видим сейчас в Северной Корее, и двадцатикратная разница в уровне жизни двух Корей – увы сталинистам – является неизбежным следствием этой модели.
2) управление столь большим хозяйством, как советское, требовало колоссальных усилий и совсем иных мозгов, чем у Хрущева или Тихонова.  Система типа «мегаконцерн» не была чем-то фантастическим: на Западе еще в начале ХХ века функционировали концерны Моргана, Рокфеллера, Сименса и других, которые уже имели элементы «советской системы»: производственное планирование, внутренние расчеты в боновых системах (рабочие получали продукты только в лавках компании и в кредит) и т.д.  Но все эти мегаконцерны не могли сравниться по масштабам с тем, что замышляли большевики, желающие заставить эти махины работать не на заводчика, а на трудящихся.  Уже в январе 1920 года в системе Высшего Совета Народного Хозяйства РСФСР функционировало 179 трестов, которые управляли 1449 национализированными предприятиями крупной промышленности.  Увеличьте и усложните это в сто раз – и перед вами советская экономика начала 1980-х.  Современная путинская экономика России, чья прибыль на 98% складывалась (еще 2 года назад) из углеводородных доходов, при всей своей «огосударствленности» (на проверку оказывающейся методом доения экономики полумафиозными чиновничьими кланами), гораздо примитивнее, и не имеет тех социальных обязательств, которые взяли на себя большевики.  Ни одно предприятие из десятков тысяч в СССР не могло обанкротиться (запрет на безработицу), все работающие должны быть обеспечены питанием, проживанием, здравоохранением и должным образованием.  Разумеется, система намертво срослась с государством, и любая попытка ослабить эту связь неминуемо приводила к краху всей экономической системы.  В 1940-х Вознесенский очень осторожно пытался вывести из этой системы хотя бы сельское хозяйство, спустя 20 лет Косыгин заикнулся о хозрасчете (абсолютно невозможном в данной системе), но и только.  Да, система выдержала экзамен Великой Отечественной, но это не означает, что она была работоспособна на все времена.  Возможно, в условиях бесконечной войны оруэлловского типа, она смогла бы дотянуть до 1984 года, но (хочу огорчить патриотов) Советский Союз совершенно искренне боролся за мир.  Слишком уж дорого обошлись 4 года такой войны в реале.
3) «плюшкинское» в советской экономике, помимо всех иных эффектов, приводило к уменьшению эффективности использования техники.  Показателен пример МТС (это не оператор мобильной связи, а машинно-тракторные станции, которые еще в 1920 годах были созданы с целью снабжения появляющихся колхозов техникой).  Поначалу все было устроено на капиталистическом принципе: техника сдавалась в аренду за натуральную оплату, а за поломку колхоз платил штраф.  Но в 1958 году в ходе очередной из бесконечных хрущевских сельскохозяйственных реформ МТС были расформированы, техника продана колхозам, а новая техника стала поступать непосредственно от поставщиков в колхозы (разумеется, с каждым годом все дешевле).  В итоге тракторы-комбайны в СССР стали одноразовыми.  Действительно, зачем беречь технику, если передовая советская тракторостроительная промышленность подарит еще – в несколько раз больше?  Допустить разорение хотя бы одного колхоза государство по политическим соображениям не могло. В 1980 году СССР вырастил 189 млн. тонн зерновых, произведя 555 тысяч тракторов.  США в том же году вырастили 255 млн. тонн зерновых, произведя 235 тысяч тракторов.

Если верить Черняеву, полная бесперспективность советской экономики была осознана в коридорах власти (разумеется, в программе «Время» об этом не сообщили) к 1972 году.  Но тут вмешался нефтяной фактор: стали эксплуатировать большую западносибирскую нефть (и газ), случилась арабо-израильская война 1973 года, а Запад оказался в энергетическом кризисе и востребовал советские нефтепроводы.  К 1980 году цены не нефть достигли 40 долларов (120 современных долларов за баррель).  При Сталине нефтедобыча колебалась между 20 и 55 млн. тонн в год.  Этого вполне хватало для внутреннего потребления, и экспорт нефти был ничтожен.  Но при Хрущеве произошел перелом: в 1962 экспортируем уже 45 млн. тонн нефти и нефтепродуктов (а доля сырой нефти быстро растет).  В 1977-1980 – 160 млн. тонн, при Горбачеве доходило и до 200.   Гайдар, конечно, преувеличивает роль нефтяного экспорта в экономике СССР, но иллюзии он породил совершенно убийственные.  Возможно, СССР без нефтяной иглы мог начать реформы (или попытки таковых) еще при Брежневе (впрочем, это вряд ли – просто в силу роли личности, но в этом альтернативном случае ситуация в экономике к 1982 году напоминала бы 1989, и экономике СССР оставалось жить года два: с Андроповым во главе вызревал польский вариант).
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от Guest »
Православие или смех!

Оффлайн Владимир Владимирович

  • Moderator
  • Оратор форума
  • *****
  • Сообщений: 14 053
  • Репутация: +172/-39
Re: ПЕРЕСТРОЙКА - ЭТО ПЕРЕСТРОЙКА
« Ответ #8 : 10 Декабрь, 2015, 19:35:06 pm »
Цитировать
В 1986 г. у горбачевского руководства не было даже единой стратегии реформ (она появилась лишь в середине следующего года). На съезде доминировали представления о возможности незначительных модификаций, в целом оставляющих социалистическую систему неприкосновенной. Поэтому генсек просто давал своим ближайшим соратникам поручения укрепить то или иное звено, а сам (пока они укрепляли) ездил по стране, вещая народу о важности и необратимости перемен.
Подобный подход породил ситуацию, в которой две ключевые группировки, никак не согласовывая друг с другом своих действий, параллельно пытались обеспечить успех Перестройки. Первая возглавлялась Егором Лигачевым и базировалась в центральном аппарате партии. Вторая, более многочисленная, доминировала в Совете министров (председателем которого стал Николай Рыжков), а также включала некоторых секретарей ЦК и ученых-экономистов.
Лигачев с одобрения генсека уже через месяц после апрельского (1985 г.) пленума развернул борьбу с алкоголизмом. Хотя за более чем два минувших десятилетия у нас делалось немало глупостей, столь же странной и бестолковой кампании, как антиалкогольная, назвать, наверное, не удастся. Если впоследствии наши проблемы оказывались связаны преимущественно с нерешительностью или политической невозможностью проведения разумных преобразований, то деятельность Лигачева в 1985-1988 гг. представляла собой чистейший волюнтаризм.
И далее:
Цитировать
в сентябре 1988 г., когда позиции Лигачева резко ослабли по причине провалов не только в хозяйственной, но и в идеологической работе, Рыжков со товарищи так наехал на неудачливых борцов с алкоголизмом, что от них только пух и перья полетели. На Политбюро дошло до откровенной ругани, и несчастный генсок был вынужден признать правоту большинства. Поднять народную нравственность не удалось, равно как и трудовую дисциплину.
Впрочем, Рыжков к этому времени тоже не сильно преуспел в реформаторстве, хотя его провалы были еще не столь заметны, как провалы Лигачева. На первом этапе Перестройки глава правительства выглядел явно более цивилизованным человеком, нежели секретарь ЦК. Николая Ивановича даже на западный манер признавали технократом, человеком, чуждым идеологических догм, тогда как на "объегорившего и подкузьмившего" народ Лигачева уже вешали всех собак.
Рыжков, родившийся в 1929 г., был на два года старше Горбачева и на девять лет моложе Лигачева. Но его отличие состояло в другом. Премьер всю жизнь провел на производстве, и это давало ему основание несколько презрительно смотреть на партийных секретарей. Был в советские годы такой шик: хозяйственники любили, сидя на кухне, фрондировать, уверяя не слишком многочисленных слушателей, что если бы им дали власть, страна тут же обустроилась бы на разумных началах.
На самом же деле хозяйственником Рыжков был чисто советским. Премьер даже не имел экономического образования. В генеральные директора знаменитого свердловского "Уралмаша" он вышел из инженеров. А в 1975 г. оказался в Москве, на должности первого заместителя министра тяжелого и транспортного машиностроения. И хотя в 1979 г. Рыжкова повысили до первого заместителя председателя Госплана (что предполагало уже не столько инженерное, сколько экономическое видение проблем), в душе он навсегда остался машиностроителем.
Когда нам демонстрируют технократа и начинают обсуждать его достоинства (все технократы, разумеется, должны состоять из одних достоинств, подобно тому, как казаки должны ходить с нагайками, а советские прибалты не имеют права ругаться матом), на дне этих дискуссий всегда можно найти странную уверенность, что к технократии можно «приделать» любую страну или идеологию. И эффект получится тот же самый, если не лучше.  Смотрят на мир какие-нибудь катакомбные православные в 1970-х и мечтают: вот нам бы их НКВД и их пионерию, мы бы…  Нет, технократы тоже бывают разных типов и генезиса.  Есть то, что можно назвать культурно-историческим типажом.  Его же не преступить.  Трудно представить Гагарина в православной стране, но и протопоп Аввакум в СССР не прижился бы.  В свое время А.А.Зиновьев заметил, что ему вовсе не интересно, что будет после советской власти, потому что после советской власти здесь не будет ничего, кроме клопов, крыс и тараканов.  Это была естественная реакция советского человека на несоветское будущее.  Так что жить за счет советских технократов постсоветский мир все равно не смог бы.  Можно, конечно, видеть в советских технократах не то старых «спецов», мечтающих избавиться от опеки «комиссаров», не то первых ласточек крушения старого идеологического мира и перехода к новому, постидеологическому миру.

С т.з. автора комментариев, идеология, как явление мировой истории, характерна для эпохи промышленного переворота (XVIII-XX века), когда она, действительно, «работает», но малоприменима, как в доиндустриальную эпоху (религии неграмотного большинства и грамотного меньшинства – это явление совсем иного порядка, хотя бы уже потому, что религия апеллирует к иррациональному (если ее пытаются рационализировать, тем хуже ей), а идеология – все же к разуму), так и в постиндустриальную эпоху, в котором имеем честь жить мы сейчас, когда информационное пространство переходит в новое качественное состояние, при котором «лучшее» (образование), действительно, становится врагом «хорошего» (грамотности и доверия к единственному источнику информации, что характерно для индустриально-монополитических времен).  Это, конечно, общая схема, но она работает.  Российская империя, не имевшая, по большому счету, вообще никакой идеологии, не выдержала столкновения с индустриализацией, большевики оседлали индустриализацию, но даже не заметили, как эта лошадь далеко увезла их от постиндустриального мира.  Будучи жестко привязанным к индустриализации, как к способу существования, СССР не мог пережить эту эпоху, а естественное замедление темпов индустриализации закономерно приводило к застою и кризису.  Советские технократы не могли выжить в компьютерном мире, как «водители кобылы» - в мире бензиновых двигателей.  Трагедия прогресса и структурной перестройки?  Да, а поэтому не только Рыжков, но и Сталин был бы бессилен на том же посту в 1986 году.
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от Guest »
Православие или смех!

Оффлайн Владимир Владимирович

  • Moderator
  • Оратор форума
  • *****
  • Сообщений: 14 053
  • Репутация: +172/-39
Re: ПЕРЕСТРОЙКА - ЭТО ПЕРЕСТРОЙКА
« Ответ #9 : 12 Декабрь, 2015, 19:53:06 pm »
Цитировать
От предыдущего периода 1987 году досталось очень странное наследство. Если оставить в стороне экономические кампании, носившие преимущественно идеологический характер (такие, как лигачевская борьба с алкоголизмом и рыжковское развитие машиностроения), то "в осадке" обнаруживается нечто совершенно невразумительное.
Например, в мае 1986 г. ЦК принял Постановление об усилении борьбы с нетрудовыми доходами. Оно было выдержано в духе андроповской борьбы с коррупцией и вполне соответствовало наметившейся еще в 1983 г. линии. Но уже в ноябре 1986 г. появилось Постановление о развитии индивидуальной трудовой деятельности (ИТД). Чуть забегая вперед, отметим, что в мае 1988 г. это направление реформирования советской экономики получило дальнейшее развитие посредством принятия закона о кооперации. Таким образом, мелкий негосударственный сектор активно включался в производственную жизнь.
Это начинание вполне укладывалось в логику здравого смысла, не чуждого даже самым ярым приверженцам андроповских взглядов. Было очевидно, что ИТД и кооперативы способны поддержать увядающее народное хозяйство. Однако мало кто задумывался о том, что борьба с нетрудовыми доходами и индивидуальная трудовая деятельность находятся между собой в вопиющем противоречии.

И далее:

Цитировать
Момент истины наступил в январе 1987 г., когда производство вдруг резко пошло на спад. Миф об успехах Перестройки мигом развеялся. Стало ясно, что нет смысла больше петь об ускорении социально-экономического развития. Пора начать "плясать" так, чтобы развитие действительно ускорялось.
Январский кризис сам по себе, конечно, не был катастрофическим, но он показал, чего мы реально добились за предыдущий год. Наведение производственной дисциплины выразилось в создании (с мая 1986 г.) так называемой госприемки. На предприятиях вводились неподвластные директорам службы, контролирующие качество изделий. Предполагалось, что госприемка снизит процент брака, поскольку на ее сотрудников не сможет уже надавить начальство, заинтересованное в выполнении плана любой ценой (даже ценой откровенной халтуры).
Госприемка действительно дала результат, но не совсем тот, какого от нее ждали. В плановой системе резкое увеличение отбраковки не могло не привести к росту дефицита. Халтурная продукция за ворота завода не выпускалась, а другой не было. Постепенно дефицит оборудования и комплектующих стал приводить к нехватке ресурсов. Это уже само по себе должно было снизить объемы производства в стране, но когда на дефицит наложились еще новогодние праздники и зимние холода, всегда негативно влиявшие на производительность, провал стал неизбежен.

Есть такая сатирическо-фантастическая версия репрессий 1937-1938 годов: это просто все дела довели до суда и до приговора.  Во-первых, практика любого государства (я это подчеркиваю) всегда будет не соответствовать теории, так сказать, этого же государства, и в любой стране в ментальном пространстве произносится, малость, не то, что реализуется на практике.  Конечно, речь идет не о том, что если реализовать теорию, любая система развалится.  Скорее, здесь дело в неком минимуме искажений практикой теории, с которыми система может мириться.  Во-вторых, советская цивилизация (нет, не та, которую придумал себе Кара-Мурза, а настоящая) построена была на известной степени нетерпимости к расхождению практики и теории.  Этого не должно было быть.  Это покажется удивительным в 2006 или 2015, но советские люди действительно считали себя передовым обществом, идущим впереди планеты всей (правда, был известный шизик-маразмик с предсказаниями неизбежного краха империализма и неуемным стремлением догнать-перегнать (на пути к краху?) этот же самый империализм).  Но в советских СМИ, разумеется, речь шла именно о социализме как явлении мировой истории (шпилька Шафаревичу).  Советские люди вовсе не собирались отсиживаться в своей замкнутой цивилизации (не читали они ни Шпенглера, ни Гумилева, а фамилия Леонтьев ассоциировалась не с дипломатом XIX века, а с поп-звездой), они рассчитывали минимум на весь мир.  И на этом фоне стратегия «сохранения любой ценой» (которую сейчас пытаются реализовать претендующие на интеллект «просвещенные патриоты», в том числе ценой путинского режима, религиозного отупления и т.п.) была им просто непонятна.  Отсюда полная уверенность, что если реализовать теорию, то практика станет еще лучше (хотя А.А.Зиновьев предупреждал, что если начать бороться с недостатками советского строя, можно выплеснуть и достоинства).  Кстати, Горбачев был именно из этих оптимистов, иначе он не взялся бы вообще за перестройку.

Цитировать
Госзаказ существует в любой рыночной экономике. Но у нас он стал не формой удовлетворения спроса, предъявляемого государством на относительно узкий круг нужных ему товаров и услуг (производство вооружений, строительство дорог, больниц, школ и т. п.), а разновидностью директивного задания, спускаемого предприятию сверху в обязательном порядке. Иначе говоря, тот же план сохранился под другим названием. Государство могло навязать предприятию госзаказ хоть на все 100% его производственных мощностей. А поскольку "красные директора" не сильно стремились трудиться на рыночных принципах, они часто сами настаивали на максимально возможной опеке со стороны правительства.
Широкое использование госзаказа сразу же парализовало намечавшийся реформаторами переход от централизованного распределения ресурсов к оптовой торговле. Ведь если государство сохраняло план в виде госзаказа, оно должно было обеспечить предприятие ресурсами. А необходимость иметь запас таких ресурсов стимулировала стремление все больше и больше расширять масштабы госзаказа. Словом, этот механизм был выгоден и директорам и министерствам. А в прессе сразу же появился каламбур: "госзаказ - госприказ".
Но хуже всего обстояло дело с переводом предприятий на самоокупаемость и хозрасчет. Они действительно получили гораздо большую свободу действий в том, как распорядиться заработанными деньгами. Номинальные доходы многих людей к концу 1980-х гг. значительно возросли, и этот рост в какой-то степени позволил поддержать падающую популярность Горбачева. Но отсутствие рыночной среды и сохранение огромного сектора экономики, финансируемого из госбюджета, привели к тому, что зачастую предприятия, не способные производить приличной продукции, пользующейся спросом у населения, зарабатывали денег не меньше (а то и гораздо больше), чем действительно конкурентоспособные заводы и фабрики.

В защиту явления, с которым никто, кажется, уже не спорит: наличие во времена советской экономики огромного количества убыточных предприятий, можно сказать только то, что они все равно реально приносили пользу – т.е. обеспечивали занятость, давали доходы конкретным гражданам.  Т.о. перед нами – правда, в очень карикатурном виде – разновидность общественных работ времен Нового Курса Рузвельта.  Правда, есть и отличия: Рузвельт черпал средства на поддержание этой системы из конкурентной/прибыльной части экономики, которая все же значительно превышала убыточную (Гитлер в аналогичной ситуации надеялся, что все спишет война).  Ни то, ни другое в СССР не получалось.

Цитировать
Но что оказалось просто катастрофичным, так это торможение реформы цен. Хотя новая система управления и не предполагала радикальных действий (наподобие тех, которые через несколько лет осуществил Гайдар), в 1987 г. все-таки намечался пересмотр цен наряду с частичной отменой директивного механизма их образования.
Необходимость такого шага определялась даже не только тем, что рынок предполагает реагирование цен на текущие колебания спроса и предложения. Важнее было другое. Поскольку широкий денежный поток, изливавшийся на советскую экономику, явно превосходил поток товаров народного потребления, стал быстро нарастать дефицит. Если в застойные годы он был досадным, но все же относительно терпимым явлением, то теперь дефицит захватывал все новые и новые сферы товарного ассортимента, превращая жизнь потребителя в постоянную погоню за самым необходимым. Средний советский человек зарабатывал все больше и больше, но работе отдавал все меньше и меньше времени, поскольку главной проблемой стало отоваривание зарплаты.
С одной стороны, реформаторы понимали, что так жить нельзя. Но с другой - понимали и то, что реформа цен окончательно подорвет популярность генсека. Стихийно демократизирующаяся страна требовала пресечь любое подорожание. Если бы преобразования проводились в самом начале Перестройки, в 1985-1986 гг., запаса прочности у Горбачева наверняка хватило бы. Но в 1987-1988 гг. истомившийся народ уже начинал серьезно нервничать. А потому был велик соблазн как можно дольше длить иллюзию безболезненности преобразований. Вирус популизма проникал все глубже

Не будем забывать, что советская экономика – достаточно замкнутая система (не абсолютно, конечно, но гораздо в большей степени, чем современная).  В 1988 году экспорт из СССР равнялся 67,1 млрд. рублей (всего 6% от совокупной продукции промышленности и сельского хозяйства СССР в соответствующем году; для сравнения в 2013 году Россия вывезла 25% произведенного ВВП, а если брать только экспорт товаров промышленности и сельского хозяйства, то экспортировано 62% произведенного).  То же самое касается импорта.  В 1988 импорт СССР составлял 5,8% совокупной продукции промышленности и сельского хозяйства, а импорт России в 2013 составил 40% относительно внутреннего производства.  Всего же, если экономика и потребители СССР потребляли в 1988 году 94% отечественного и 6% импортного, то в России 2013 года соотношение 48% и 52% в пользу импортных товаров.  Правда, на полках советских магазинов импорта было побольше, но совсем ненамного – 6,5%.  Отсюда цены, зарплаты и проч. внутренние параметры советской экономики не имели столь непосредственной связи с мировым рынком, как это наблюдается сейчас.  Но именно потому, что советская экономика была замкнутым организмом, требовалось много усилий для поддержания баланса.  И это не всегда получалось: первые пятилетки – вопиющий пример разбалансированности экономики, а к 1940 году в стране усилился товарный дефицит.  Иногда казалось, что проще вообще отказаться от денег и вернуться к системе пайков военного коммунизма (интересно, что на протяжении 1918-1920 гг. размер пайков имел тенденцию к уравниванию, в 1920 разница между пайком рабочих 1 и 12-го разрядов не превышала нескольких процентов).  Этот подход клеймился в советской литературе, как «уравниловка», хотя подпольные миллионеры вызывали еще большую ненависть (тем более, что в подавляющем большинстве случаев они действительно получали деньги нетрудовым путем, и пожертвовавший в 1942 году в фонд Красной Армии 100000 рублей Ферапонт Петрович Головатый был, скорее, исключением, чем правилом, но зародил у Сталина подозрение, что советскому колхознику «достаточно продать курицу, чтобы расплатиться с государством»).
« Последнее редактирование: 01 Январь, 1970, 00:00:00 am от Guest »
Православие или смех!