Но вернемся к главной теме.
Годы перестройки (особенно последние годы) - это желание всех (без исключения!) республик СССР либо выйти из его состава, либо получить большую экономическую и политическую самостоятельность. Общее настроение было таково: союзный центр - нечто лишнее и дорогостоящее, можно и без него прожить, и даже очень неплохо прожить. Схема претензий союзной республики к СССР проста: вы берете у нас часть прибыли, перераспределяете ее, но не это плохо само по себе, а то, что мы не можем контролировать это перераспределение, а также то, что часть (какая?) уходит за пределы СССР (на финансирование братских партий, режимов и т.д.) Интересно посмотреть на рост внешнего долга СССР (5 млрд. долл в момент смерти Брежнева, 15 млрд. в 1984 году. 30 млрд. долл в 1986, 50 млрд. долл в 1989 и более 80 млрд. на момент распада СССР (
http://cred-fin.ru/news/2008-01-12-196) Т.е. видим, что в долг СССР стал жить за несколько лет до прихода к власти Горбачева, и это совпало с "афганскими" санкциями Запада (причем, тот доллар был раза в два дороже современного доллара). А вот Советскому Союзу разные страны Азии, Африки и Латинской Америки задолжали к моменту распада 150 млрд. долл. Разница между первой и второй цифрой - 70 млрд. долл - и есть степень неэффективности внешней политики союзного Центра (каждый гражданин СССР (включая младенцев) потерял 240 долларов - больше месячной зарплаты на тот момент). А подавляющая часть долгов стран третьего мира России уже "прощена".
То, что в постсоветском пространстве будет жить лучше, чем в СССР, было в 1989-1991 трюизмом - так думали все: от великоросских монархистов до азербайджанских националистов. Эти завышенные ожидания лучше всего поясняют ответ на вопрос: почему развалился СССР? Потому, что подавляющая часть его населения считали, что без него жить будет лучше. Наивно? Но представим, что СССР сохранили - при сохранении существовавшей экономической модели (а возможности для маневрирования у тогдашней советской элиты были очень узкими - чтобы начать радикальные рыночные реформы, надо было элиту сменить, должны были прийти к власти Гайдар и Чубайс). Темпы роста внешнего долга сохраняются, экономика по прежнему неэффективна, только процессы, начавшиеся в середине 80-х, продолжаются и усугубляют товарный дефицит (а еще надо поддерживать "братские страны"). В итоге СССР все равно разваливается. только не по московскому 1991 года, а по чеченскому сценарию (массовые протесты, перерастающие в революцию). В качестве альтернативы союзной партбюрократии левые силы (тогдашние интердвижения и объединенные фронты трудящихся) могли набить морду литовскому националисту, но в области экономики мало что могли предложить: в лучшем случае, действительно, заставить министров ездить на троллейбусах, но это к выходу из экономического тупика не привело бы. Другие оппозиционеры (типа "Памяти") могли предложить в качестве решения всех проблем только одну меру: бить жидов. Но, к сожалению, это никак не решало проблемы внешней задолженности и неэффективности производства. Здесь, кстати, кроется ответ на вопрос о полной недееспособности в России 1990-2000-х коммуно-патриотов - они могли существовать только в качестве партий диванных мечтателей в стране, где другие дяди уже наладили экономику и обеспечили этим диванщикам сносный доход. Все остальные политические силы СССР (от экологистов до либералов) выступали за рыночные реформы и демонтаж СССР.
Иногда говорят, что в годы перестройки национальные проблемы совершенно не волновали советских людей. Это не так. Во-первых, во всех без исключения союзных и автономных республиках наблюдался рост национального самосознания (даже в Коми и Карелии), а в среде русских националистов доминировал т.н. либерально-националистический подход, т.е. они видели Россию национальным государством, но при этом ориентированным на Запад. Вообще, все эти дискуссии об ориентации России бессодержательны. Помимо западной ориентации была восточная - не то на Японию (в 1990-х). не то на Китай (уже в наше время), но Россия так географически расположена, что восточная ориентация может оказать существенное влияние только на часть жителей Сибири и Дальнего Востока. Владивосток с его левосторонним рулем и так уже давно ориентирован на Японию, но к жизни Калининграда или Москвы это не имеет и не может иметь никакого отношения. Ориентация на исламский мир... Ну, тут ничего, кроме желания досадить Западу поддержкой исламских режимов типа Ирана и Саддама Хуссейна, не просматривается. Хотя среди радикально настроенной молодежи Азербайджана и среднеазиатских республик наблюдался интерес к пантюркизму и панисламизму, элиты новых тюркских государств быв. СССР отнюдь не торопятся разворачиваться в том направлении (даже в сторону светской Турции). Помимо всего прочего присоединение России к исламскому миру - есть вступление в интернационал нищих (даже с учетом богатств нефтяных держав Персидского залива), и в этом альянсе Россия обречена стать донором бедных стран исламского мира в обмен на спасибо и ненависть к США (т.е. произойдет возвращение к худшей практике 80-х гг). Если забыть о Западе, остается еще т.н. "евразийство" - т.е. представление о самодостаточности пространства между Днепром и Амуром. Эта ордынская геополитическая философия в случае реализации приведет к изоляционизму и еще большему отставанию в развитии, даже по сравнению с ориентацией на Пекин, Мекку или Брюссель. Мы живем не во времена Великого Шелкового Пути. Когда Россия присоединила Среднюю Азию (совершенно бессмысленное приобретение со всех т.з., разве что монокультура хлопка могла вписаться в общероссийскую (а затем в общесоюзную) экономику; но Александром Вторым и Кауфманом двигали геополитические соображения - опасение проникновения в регион Великобритании; понятно, что после 1947 года этот аргумент устарел), эти территории в экономическом отношении оказались наиболее неразвитыми во всей Азии, а когда Монголия получила фактическую независимость от Китая в 1912, там дела обстояли еще хуже. И дело вовсе не в наивности степняков сравнительно с хитрыми цивилизаторами Запада и Востока (как полагал Гумилев), а потому что кроме сырья внутренним районам Евразии нечего предложить на мировой рынок, а потребности у "евразийцев" не так уж отличаются от потребностей "муссонщиков" или "атлантистов". В XVII веке Россия и Китай разделили Евразию, и сырьевые потоки потекли в другие центры. В конце ХХ века появились новые независимые государства, но их экономическая ориентация менее всего отвечает евразийским изоляционистским идеалам (в 2004 году казахстанский, к примеру, экспорт распределялся следующим образом: Россия 15.1%, Бермудские острова 13.8%, Германия 11%, Китай 9.9%, Франция 6.6%, Италия 4.1%, а в 2012: Китай 19.3%, Италия 18.1%, Нидерланды 8.8%, Франция 6.6%, Швейцария 5.8%, Австрия 5.8% (Книга фактов ЦРУ)). Можно, конечно, поставить эксперимент над 200 миллионами человек - отгородить их от внешнего мира, но в итоге новый Кауфман увидит на евразийских просторах то же самое, что его предшественник видел в Ташкенте в 1870-х. Наконец, панславизм (который никогда в российском исполнении не был панславизмом, а был в лучшем случае мечтами о том, что чешские гуситы - это "православные", только вот очень скрывают это из боязни католической инквизиции) в начале XXI века - это гневная реакция на евроинтеграцию славянских стран, которую в Москве считают "предательством" (предательством чего?) В свое время "блестящая политика" Кремля в Восточной Европе привела к тому, что Варшава и Прага, в 1945 видевшие в советской армии освободительницу, спустя 25 лет смотрели на нее, как на оккупационную (вообще за такие результаты внешней политики голову сносить дипломатам надо, если уж что и есть предательство национальных интересов, то именно это). К 1989 году уже слепому было ясно, что Восточную Европу уже не удержать в орбите влияния, поэтому расширение НАТО и ЕС на восток предопределено было задолго до 1997 года. На текущий же момент из 12 славянских стран Европы шесть уже являются членами ЕС, три (Македония, Сербия и Черногория) подали заявки на вступление, еще две (Босния и Украина) рассматриваются как потенциальные члены ЕС, и лишь Белоруссия стоит особняком (но есть все основания полагать, что после Лукашенко ее путь в Европу предсказуем). В единой Европе славянские страны стали хотя и не главным, но весьма важным компонентом. Причем, этот процесс совершенно необратим, и очередная порция московских "аввакумовских" мечтаний о "победе евроскептиков" обнаруживает то, что представления русских геополитиков о целях и задачах евроскептического движения соответствуют реальности не более, чем представления православных историков о гуситском движении. Отчуждаясь от славянской Европы, совр. Россия реанимирует представления французских геополитиков времен Наполеонидов о татарском происхождении русских и их чуждости европейской цивилизации и славянству.
(продолжение следует)
