ВЕРУЮЩИЕ УЧЕНЫЕ
Борис Ихлов
Статистика
Чем выше образование, способность мыслить самостоятельно - тем меньше веры в бога. Чем выше уровень учёных, тем ниже среди них доля верующих. В США веруют 80% населения.
Из американских учёных-членов Национальной Академии Наук только около 7% считают себя верующими (а среди обычного населения США верующими являются 80-90%). (E.J. Larson, L. Withman. Leading scientists still reject God. Nature, 394, 1998, p. 313). Среди учёных из элитарных исследовательских университетов чуть более 62% – атеисты или агностики и только 23% верят в бога.
В целом среди ученых США 33% верующих, 41% атеистов, остальные либо не ответили, либо верят в «универсальный дух» или «высшие силы».
Первое подобное исследование провел в 1914-м американский психолог Джеймс Льюба, из 1000 произвольно отобранных ученых, работающих в США, неверие в бога либо сомнения в его существовании выразили 58%. Показатель вырос до 70% при опросе 400 выдающихся ученых.
В 1996-м Э. Ларсон провел подсчет верующих и атеистов по методике Дж. Льюбы: 60,7% исследователей не верят вообще или сомневаются (Nature. 386, 435-436, 1997).
Профессор Оксфордского университета Питер Аткинс, комментируя результаты исследования Ларсона 1996 г., пишет: «Вы… можете быть ученым и исповедовать какую-либо религию. Но я не думаю, что в этом случае вы можете быть настоящим исследователем в полном смысле этого понятия, поскольку научный стиль мышления совершенно не совместим с религиозными представлениями». Наука занимается поиском истины, тогда как религия убеждена, что она обладает абсолютной истиной.
Ведущие специалисты в естественных науках в большинстве отрицают трансцендентное. Неверие в бога и вечную жизнь выразили соответственно 65,2% и 69% биологов. Среди физиков Национальной академии наук уровень атеизма еще выше - 79% и 76,3%. Большинство остальных опрошенных в обоих случаях отнесли себя к агностикам, и лишь малая часть верит в бога и бессмертие. Наиболее верующими оказались лидирующие американские математики (среди них особенно много выходцев из России): 14,3% верят в бога, 15% - в жизнь после смерти. В то же время лишь 7,1% специалистов наук о жизни разделяют мнение о ее загробном существовании и только 5,5% из них считают, что бог есть. Физики и астрономы: 7,5% верят в бога, столько же - в бессмертие (Nature, 23.7.1998).
То есть: процесс деградации, начавшейся в США после распада СССР, к 1996 году еще не успел затронуть американскую интеллектуальную элиту.
Среди нобелевских лауреатов статистика примерно такая же, как и среди членов Национальной академии наук США. Всего к июню 2013 г. было 194 нобелевских лауреатов по физике, по химии - 163, по физиологии и медицине - 197, по литературе - 109, премия мира - 104, по экономике - 72, итого 839.
Т. Димитров отыскал среди лауреатов верующих по физике: 17 (8,7%) (16 без Эйнштейна), по химии: 4 (2,4%), по физиологии и медицине: 6 (3%), по литературе: 11 (10%), премия мира: 12 (11,5%), по экономике: 0, итого 50 (6%).
Кстати, в 1986 году 72 нобелевских лауреата засвидетельствовали в суде, что эволюция – доказанный факт, а креационизм – не более чем религиозная догма. В 2011 году 77 нобелевских лауреата по химии, физике, физиологии и медицине написали открытое письмо за отмену Луизианского акта, который фактически разрешал преподавать в школе креационистские воззрения вместо научных. 38 нобелевских лауреатов направили письмо в Комиссию по образованию штата Канзас в поддержку преподавания теории эволюции и против креационизма.
Среди представителей естественных наук верующих лауреатов 27 из 554 (4,8%). Большинство из них жили и работали в 1-й половине ХХ в. - до открытия структуры ДНК и генетического кода, до расшифровки генома человека и других животных, до появления большого количества новых молекулярно-генетических доказательств эволюции в виде генетических рудиментов, эндогенных ретровирусов в одних и тех же местах генома у человека, шимпанзе и других животных и т.д.
«Попытки непоколебимых сторонников религии найти… выдающихся современных, верящих в бога учёных граничат с отчаянием и тщетой своей напоминают гулкие звуки, доносящиеся при выскребании остатков со дна бочки» (Ричард Докинз, «Бог как иллюзия». М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2012).
Статистика также показывает, что чем старше учёные, тем меньше среди них верующих - накопленные научные знания уничтожают религиозность (см. Джерри Койн. Вера против фактов: Почему наука и религия несовместимы. М.: Альпина Паблишер, 2017. С. 39-41).
Физики
На одном из Сольвеевских конгрессов между ведущими физиками мира возникла дискуссия о религии.
Позицию Макса Планка представлял немецкий физик, один из создателей квантовой механики, Вернер Гейзенберг. Гейзенберг негативно относился к фашизму, но революцию связывал лишь с Гитлером.
«… для Планка, - говорит он, - религия соединима с естествознанием потому, что они относятся к совершенно разным областям действительности. Естествознание имеет дело с объективным материальным миром. Он ставит перед нами задачу правильно сформулировать правильные высказывания об этой объективной действительности и понять существующие в ней связи. Религия же имеет дело с миром ценностей. Она говорит, что должно быть, что мы должны делать, а не что есть. В естествознании речь идет об истинном и не истинном, в религии – о добре и зле, о ценном и не имеющем ценности. Естествознание - основа технически целесообразного действия, религия - основа этики… конфликт между обеими сферами, начавшийся в XVIII в., покоится на недоразумении, которое возникает, когда образы и символы религии мы истолковываем как естественнонаучные утверждения, что… бессмысленно... эти две сферы порознь соотнесены с объективной и субъективной сторонами мира. Естествознание есть способ, каким мы подходим к объективной стороне действительности… религиозная вера есть выражение личностного выбора, когда мы устанавливаем для себя ценности, в соответствии с которыми устанавливаем жизненное поведение… мы делаем этот выбор, сообразуясь с той общностью, к которой мы принадлежим, будь то семья, народ или культурный круг… влияет на наш выбор воспитание и среда. Однако… он субъективен и потому не подлежит критерию «истина или ложь»… он (Планк) использовал свободу выбора… приняв решение в пользу христианской традиции».
Планк, немецкий физик, основоположник квантовой механики, в изложении Гейзенберга следует пропаганде, разрывающей связь между знанием о мире и знанием о человеке, между объективным и субъективным миром. Субъективный мир - будто бы сам по себе, независимо от материального мира. Планк, таким образом, не просто возражает материализму Аристотеля или Маркса, связывающих эти два мира, он противоречит и опытным данным физиологии, и историческим фактам.
Планк ошибается и в датировке: война церкви с наукой началась не в XVIII, а в XVI веке, но тремя веками раньше эту войну предчувствовал Фома Аквинский, указывая, что наука должна стать слугой религии, чтобы способствовать приближению к вере наиболее примитивных людей.
Если Маркс и Ленин подчеркивают приоритет практики («практика выше теории»), Планк первичной ставит теорию (т.е. себя) – вполне в буржуазном духе.
Но какие же это «образы и символы религии», которые пытаются «истолковать» в естественнонаучном духе? По Библии Земля была создана раньше Солнца и прочих звезд, да еще одновременно с водой. Небо бог сделал твердым. Всех живых существ бог создал одновременно, на самом деле пятипалые конечности возникли лишь 300 млн. лет назад. Если Библия представляет лишь образы и символы, почему они противоречат научным данным? Неужели человеку проще понять, что Земля появилась раньше Солнца, а не наоборот? Планк затушевывает главный вопрос: религия зиждется на утверждении, что мир создан богом. Наука с каждым открытием показывает, что происхождение мира обходится без посторонней помощи. Как формулировал Спиноза: «Материя есть причина самоё себя».
Важнее другой вопрос - о методологии практики: при каждом столкновении с неизвестными явлениями есть два пути: либо объявлять эти явления волей бога, либо искать естественные причины явлений, объяснять их из самих себя. «Nequaquam nobis divintus esse paratum, / Naturam perum, tanta stat praedita culpa», - пишет Лукреций Кар в «Природе вещей» (Никоим образом не волей богов постигается [нами] природа вещей – и в этом (представлении о воле богов, Б. И.) главное заблуждение). В науке нет ничего, кроме ее практического применения, утверждает Маркс. Практика религии – бесплодная молитва.
Самым же главным является утверждение о разграничении науки и религии в плане того, что религия говорит о том, «что мы должны делать, а не о том, что есть».
Во-первых, именно наука говорит о том, что мы должны делать. Во-вторых, религия говорит лишь о том, что мы ничего не должны делать: ни возмущаться, ни бастовать, ни подымать вооруженное восстание. С другой стороны, какая же это свобода выбора, если выбор обусловлен общностью, семьей, народом, культурным кругом, воспитанием, средой?
Гейзенберг сомневается, что общество может долго существовать с таким разделением знания от веры. Вольфганг Паули: «Да, это действительно вряд ли возможно. Во времена возникновения религий всё знание, имеющееся в распоряжении верующей общины… поддавалось выражению и в духовной форме, важнейшим содержанием которой были тогда ценности и идеи соответствующих религий. Эта духовная форма… должна была быть… понятна самому простому человеку в общине, хотя бы даже священные символы и образы внушали ему лишь неопределенное ощущение всего смысла и ценностей… и идей его религии. Простой человек должен быть уверен, что духовная форма охватывает всё знание общины, коль скоро он обязан руководствоваться ценностями общины в своем жизненном выборе. Ведь верить – значит для него не «считать верным», а «довериться этим ценностям как руководству».
Далее Паули выражает уверенность, что в скором времени и для простого народа религиозные образы и символы перестанут обладать убедительностью, тогда распадется и прежняя этика.
То есть: для Паули этика привносится в сознание человека извне, из религиозных писаний. Это противоречит историческим фактам: от эпохи к эпохе этика, нравственные принципы менялись, их меняли преобразования в способе производства и распределения, войны и революции. При этом - Паули понимает влияние смены эпох. Но вместо того, чтобы радоваться, что уже аморально, когда звуки труб и барабанов заглушают вопли сжигаемых на жертвенном огне младенцев, он говорит о распаде этики!
Только что Планк разделил науку и веру, но Паули спасение религии видит именно в науке:
«Развитие естествознания, - продолжает Паули, - в последние два столетия, несомненно, изменило человеческое мышление в целом и вывело его из круга представлений христианской культуры…. узость этого идеала – идеала объективного мира, существующего в пространстве и времени по закону причинности – вызвала конфликт с духовными формами различных религий. И если само естествознание ломает эти узкие рамки – как оно это сделало в теории относительности и в еще большей мере способно сделать в квантовой теории… то соотношение между естествознанием и тем содержанием, которое хотят охватить своими духовными формами религии, начинает выглядеть опять-таки иначе… понятие дополнительности… при интерпретации квантовой механики, вовсе не ново в гуманитарных науках и философии… оно выступает теперь и в точных науках…»
Согласно принципу дополнительности Бора для полного описания квантовомеханических явлений необходимо применять два взаимоисключающих набора классических понятий, совокупность которых даёт исчерпывающую информацию об этих явлениях как о целостных: пространственно-временная и энергетически-импульсная картины. Описания физического объекта как частицы и как волны дополняют друг друга. Каким образом корпускулярно-волновой дуализм может спасти этику (или доказать существование бога) – ведомо только Паули.
Посмотрите, как ясно, как приближенно к низшим классам рассуждает один из создателей квантовой теории поля, введший понятие античастицы, англичанин Поль Дирак: «Если не кривить душой, а это долг ученого, то нужно признать, что религии высказывают явно ложные утверждения, для которых нет никакого оправдания в реальности… уже само понятие бога есть продукт человеческой фантазии. Можно понять, почему первобытные народы, более беззащитные перед всемогуществом природных сил, чем мы, от страха обожествляли эти силы и таким путем пришли к понятию божества. Но в нашем мире, когда мы осмыслили закономерности природы, подобные представления уже не нужны. Я не вижу, чтобы признание существование всемогущего бога как-то помогало нам. Но для меня вполне очевидно, что такое допущение ведет к постановке бессмысленных споров, например, к вопросу, зачем бог допустил несчастье и несправедливость в нашем мире, угнетение бедных богатыми и весь тот ужас, который он был в силах предотвратить. Если в наше время кто-то еще проповедует религию – то вовсе не потому, что религиозные представления продолжают нас убеждать; нет, в основе всего скрывается желание утихомирить народ, простых людей. Спокойными людьми легче управлять, чем неспокойными и недовольными. Их легче использовать и эксплуатировать».
Дирак не читал советские студенческие учебники, но повторяет их точь-в-точь: «Религия – это род опиума, который дают народу, чтобы убаюкать его сладкими фантазиями, утешив его таким образом насчет гнетущих несправедливостей. Недаром всегда так быстро возникает альянс двух важнейших политических сил, государства и церкви. Обе эти силы заинтересованы в сохранении иллюзии, будто добрый боженька если не на земле, то на небе вознаградит тех, кто не возмущался против несправедливостей, а спокойно и терпеливо исполнял свой долг. Вот почему честная констатация того, что этот бог есть просто создание человеческой фантазии, считается худшим смертным грехом».
Дираку возражает Гейзенберг – и мы увидим, как у привычного к логике физика логика полностью исчезает: «Ты осуждаешь… религию с точки зрения политического злоупотребления ею. Но т.к. в этом мире злоупотреблять можно почти всем, в т.ч. и коммунистической идеологией… то подобное осуждение не касается существа дела… общества должны обрести и общий язык, на котором можно говорить о смерти и жизни и о великой мировой взаимосвязи, в контексте которой развертывается история… Духовные формы, сложившиеся в поисках этого языка, обладают… огромной слой убеждения, раз такие множества людей веками устраивают по этим формам свою жизнь. Так просто… с религией не разделаешься. Впрочем, для тебя, наверное, какая-нибудь другая, напр., древняя китайская религия обладает большей убедительностью, чем та, в которой есть представление о личностном боге».
Гейзенберг не возражает коммунизму! Он говорит о злоупотреблении коммунистической идеологией в сталинском СССР. Но.
По Гейзенбергу оказывается, если человечество долго заблуждалось насчет системы Птолемея, если веками человечество полагало, что Солнце вращается вокруг Земли, то эта длительность и распространенность заблуждений является аргументом в их пользу. Гейзенберг не знает, что религия была поводом для самых кровавых и опустошительных войн? Гейзенберг не знает, что на протяжении всей истории человечества музыка, литература, живопись и были общим языком, на котором можно говорить о жизни и смерти, это и есть духовные формы взаимосвязи народов? Искусство говорит и о любви, религия же предлагает любить то, что нельзя ни увидеть, ни услышать, ни обнять, ни понюхать, ни даже обнаружить, как электрон, в эксперименте. Но если речь о мировой взаимосвязи – этому возражает Планк, согласно ему субъективный мир и объективный мир – никак не связаны.
Во-вторых, Гейзенберг призывает согласиться с нелепыми религиозными мифами.
В-третьих, логически Гейзенберг путает истоки религии с основной функцией в ее развитой форме. Но он не только не хочет знать эту основную функцию, но еще и не называет истоки: гносеологический, т.е. неграмотность, отсутствие достаточного образования, и социальный: то, что религия есть отражение в общественном сознании общественной иерархии.
Дирак отметает демагогию по поводу общего языка и отвечает на то, что ему представляется наиболее содержательным: «Я в принципе отвергаю религиозные мифы, хотя бы уже потому, что мифы различных религий противоречат друг другу… Вера в бытие божие способствует представлению, будто покорность чьей-то высшей силе «угодна богу».
Бор и Паули не слышат его. Они игнорируют всё содержание его высказываний. Паули: «Язык религии родственнее скорее языку поэзии…» Бор: «В религии дело идет о нас самих, о нашей жизни и о нашей смерти, там догматы веры принадлежат к основам нашего поведения и тем самым. Пусть косвенно. К основам нашего существования… нашу позицию в вопросах религии нельзя отделить от нашего положения в человеческом обществе…»
Бор подвергает сомнению, что религия «как духовная структура» будет существовать на всех этапах развития общества. Тем не менее, утверждает: «… религия помогает гармонизации жизни общества».
Гейзенберг: «… филиппики Дирака против религии касались именно этической ее стороны…»
Бор: «… хорошо то, что Дирак указал на опасность самообмана…» Бор заканчивает дискуссию рассказом о человеке, который подвесил над входной дверью подкову. Один его знакомый спросил:
- Ты настолько суеверен? Неужели ты действительно думаешь, что подкова принесет тебе счастье?
- Конечно, нет! Но говорят, что она помогает даже тогда, когда в это не верят.
То есть: парадоксальность фразы для Бора заменяет доказательство. Но с чего он взял, что подкова помогает, когда веришь, и даже тогда, когда в нее не веришь? Дирак говорит о безнравственности религии – но Бор тут же заявляет, что религия гармонизует общество.
Какова же этика религии? Этично убить ни в чем не повинных египетских младенцев. Этично во имя идеи (во имя бога) убить собственного сына. Этично убивать неверных. Это и есть учение – по мысли Планка (в изложении Гейзенберга) - «о добре и зле, о ценном и не имеющем ценности». Вот какую этику рекомендуют обществу Бор, Паули, Гейзенберг, Планк.
Опровержением взглядов верующих ученых является их собственная практика: ни одно научное исследование, экспериментальное или теоретическое (имеются в виду реальные ученые и реальные исследования), не требует версии бога.
Квантовая путаница
Сегодня, как и в начале XX века, религию пытаются возродить, используя сложности квантовых систем, где рушатся механистические представления о природе – нельзя узнать в принципе в эксперименте с дифракцией электронов Дэвисона и Джермера 1927 года, в какую из двух дырочек в первом экране полетел электрон, чтобы на втором экране возникла интерференционная картина. Объективные идеалисты делится на две группы: один продолжают свою механистическую линию, что когда-нибудь, с развитием техники, мы, наконец, узнаем одновременно координаты и импульс электрона. Данная позиция характерна и для многих советских философов. Выход ищут даже в медитации, с помощью которой они надеются узнать, куда полетел электрон… Другие объявляют, что квантовая механика открывает путь агностицизму, утверждающему невозможность постичь природу, следовательно, надеяться нужно на бога.
В стохастических системах есть принципиально недетерминированные зоны, что также дает повод клерикалам для многообразных спекуляций. На самом деле индетерминизм стохастических систем означает лишь ограниченность механистического детерминизма.
В трактовке квантовой механики переплетены и агностицизм, и субъективный, и объективный идеализм, в том числе в форме религии.
Особую остроту полемика на тему принципа неопределенности приобрела в 30-е годы прошлого столетия.
Поскольку не существует не ангажированных политически ученых, фон Нейман постулирует, что принцип неопределенности связан исключительно с измерением, т.е. якобы в квантовую механику обязательно включено сознание. Утверждается, что в квантовой механике якобы имеется дополнительный принцип - о редукции волновой функции исключительно в процессе измерения.
Подобной позиции придерживался и один из основателей квантовой механики Нильс Бор: «Фундаментальное отличие анализа явлений в классической и квантовой физике состоит в том, что в первом случае взаимодействием между объектами и измерительными приборами можно пренебречь, (или же его скомпенсировать), тогда как во втором случае это взаимодействие составляет существенную часть явления» (Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М., 1961, С. 101).
Несмотря на то, что Бор сводит все квантовые явления исключительно к области измерения, он не утверждает здесь зависимость законов природы от сознания. Измерительный прибор не зависит от чьего-либо сознания, его данные – повторяемы и не связаны с настроениями той или иной личности, обслуживающей прибор.
Бор упускает лишь тот момент, что квантовая природа – лишь проявляется в том числе в измерении, а сущность ее имманентна измеряемому объекту, это его, объекта, корпускулярно-волновая природа, которая «сталкивается» с грубым прибором, это свойство субстанции, а не сознания.
Фок отмечает: «Возможные результаты взаимодействия определяются прежде всего внутренними свойствами самого объекта и внешними условиями, в которых объект находится и, кроме того, типом прибора, с которым объект взаимодействует» (Фок В. А. Принцип относительности к средствам наблюдения в современной физике». Вестник АН СССР, 1971. №4. С. 10). Типом прибора, а не типом сознания. Никакого дополнительного постулата в природе не существует, он отсутствует даже в копенгагенской концепции.
Редукция волновой функции - это далеко не только редукция в процессе измерения, но и в эпоху рекомбинации, когда не было никаких экспериментаторов. Именно в процессе возникновения водорода во Вселенной, в эпоху рекомбинации протонов и электронов, происходила именно редукция волновой функции и электрона, и протона. Без чьего-либо сознания.
При сжижении газа происходит точно такая же редукция волновых функций частиц газа. Волновые функции электронов могут редуцироваться и при рассеянии на других электронах или фотонах. Некоторые физики в виду этого даже предлагают говорить о "самоизмерении".
Для описания редукции предлагают дополнить уравнение Шредингера феноменологическим слагаемым со стохастичностью. Но можно рассчитать вклад вакуума в появление орбитального момента электрона и считать сдвиг типа лэмбовского ответственным за редукцию волновой функции. Квантовые распределения Бозе-Эйнштейна и Ферми-Дирака тоже не нуждается в процессе измерения. Но идеалисты желают представить дело так, что законы природы – не объективны, якобы зависят от нашего сознания. Таким образом, естественные науки оказываются не соответствующими реальности, потому не применимыми в практике.
Кроме понятия редукции волновой функции в смысле фон Неймана, которое касается исключительно процесса измерения, например, Р. Пенроуз рассматривает т.н. объективную редукцию, такой коллапс волновой функции, который происходит за счет гравитационных эффектов на микроуровне. Коллапс волновых функций рассмотрен в работе Кадомцева Б. Б. и Кадомцева М. Б. «Коллапсы волновых функций» (УФН, 1996. Т. 166. №6. С. 651-659).
Но не надо думать, что Пенроуз выступает здесь как материалист. Он считает такую редукцию физической основой сознания, ни много, ни мало.
Возражая субъективно-идеалистической интерпретации квантовой механики Эйнштейн в беседе с Абрахамом Пайсом спрашивал: «Вы и вправду думаете, что Луна существует, лишь когда Вы на неё смотрите?» Даже либеральный демократ, антисоветчик, антикоммунист Поппер утверждал: истина объективна, а знание носит предположительный характер.
Факт религиозности ведущих ученых мира объясняется не тем, что религиозные догматы верны, а тем, что люди творческие зря рассказывают о свободе собственного мышления. Их мышление жестко сформировано буржуазным обществом, в котором они живут.
Сентябрь 2022