Ещё вот нашла....
Из истории российского нуддизма или ГОЛОЕ ЧУДАЧЕСТВО
Читая материалы о голом чудачестве на Руси, о суевериях, связанных с древним стриптизом, ловишь себя на мысли: хорошо жили наши предки, весело и чувственно! Голая баба, собирающая тараканов по углам своей избы… Это в последнюю неделю Великого поста… Обнаженная девушка, собирающая в лесу любовные растения… Это для того, чтобы приворожить приглянувшегося парня…
Век от века отличается. И в наши дни, когда появились вдруг "свобода слова" и "гласность", многие вдруг вспомнили, что человек – гол голешенек.
Появилось изобилие изданий, разъясняющих, что такое нагота и как ею пользоваться. Но все новое – это хорошо забытое старое. Еще в 1646 году, например, в Нижнем Новгороде возник тихий переполох по поводу превесьма странного царского указа:
"…от царя и великого князя Алексея Михайловича, всея Руси в Нижний Новгород стольнику и воеводе нашему Глебу Патрикееву. Ведомо нам, великому государю, учинилось, что в Нижнем Новгороде в торговых банях парятца всякие люди, мужики и жонки вместе, и так делают, как бы забыв про страшный суд божий и друг друга в телесном обнажении не стыдясь и родственного присвоения не берегучи. А на Москве и в иных городах мужики и жонки парятца в особых банях, а не вместе…"
Что делать, нижегородский люд не особо "блюл" христианские "привозные" законы и предпочитал старые языческие обычаи. Да и нравом был достаточно волен, что даже отличал русский писатель А. Н. Радищев в своем знаменитом "Путешествии из Петербурга в Москву" (глава "Валдай").писал:
Взаимное оголение в давние времена предпринималось нередко, но не в целях развлечения, как ныне, а как специальная магическая практика. Основные боги древних славян были высшие сущности, связанные с плодоношением, урожаем, родами. И имена их "намекали" на всевозможные человеческие органы и процессы, с этим связанные. Род творец Вселенной, Рожаницы – богини плодородия, Ярило – разгулявшаяся весна, пробуждение ото спячки (яр), Купала – плодоносное божество лета. Мокошь – плодотворящее женское начало, найденная фигурка которой была в форме мужского детородного органа. Да и многие другие боги так или иначе тоже связывались с оплодотворением и плодоношением, во всей природе и у человека.
Празднества были веселые и буйные, нередко выливались в настоящие оргии, что всячески преследовала христианская церковь и что достаточно наглядно показал прекрасный фильм А. Тарковского "Андрей Рублев". Народу празднества, несомненно, нравились, но церковь полагала, что это способствует "растлению" юношей и дев. Впрочем, "голой магии" и без этого хватало.
На хлебном поле совершался, например, особый обряд, который уж явно должен был "способствовать" хорошему урожаю. "Хозяйка ложилась в поле и делала вид, что родит, между ног ей клали каравай…" – отмечал профессор Н. М. Никольский в книге "История русской церкви".
На Страстной неделе, последней неделе Великого поста (семь недель после масленицы, а масленица за семь недель до Пасхи), также колдовали, чтобы хлеб родился лучше. Хозяин тряс соху, имитировал пахоту; сказывали наговор на скотину и домашнюю птицу. При этом нагая женщина должна была собрать по глам тараканов, завернуть их в тряпочку и вынести на дорогу. В Вятской губернии, например, на Великий четверг, до восхода солнца "хозяйка дома, нагая, бежит со старым горшком в руке на огород и опрокидывает горшок на кол: горшок остается опрокинутым на колу в течение всего лета – он предохраняет кур от хищной птицы…".
Под Костромой нагая девушка садилась, как ведьма, на черенок помела и также трижды "объезжала" вокруг дома с пристройками.
Позже, к XIX веку, народ стал постыдливее, и все подобные обряды стали исполнять в нижней рубахе. Предназначался же сей ритуал для защиты скотины и хозяйства.
Многие ритуалы имитировали половой акт или что то с ним связанной. Так, чтобы хорошо родил лен, в мешок с льняным семенем баба клала печеные яйца, а мужик, "сеятель", должен был "подбрасывать" эти яйца как можно выше, потому что чем выше будут подброшены яйца, тем выше вырастет и лен.
В другом магическом обряде голые бабы "обманывали лен". Для этого и здесь при посеве баба раздевалась донага, в расчете чтобы лен, видя столь неприкрытую наготу, сжалился и подумал: "Эта баба бедная – у нее даже рубашки на теле нет, надо будет пожалеть ее и получше уродиться…"
Часто случались в давние времена различные болезни и на людях (эпидемии), и на животных (эпизоотии), часто поэтому исполнялся и еще один архаический обряд – "изгнание коровьей смерти". Это был обряд "опахивания" села, совершаемый обязательно женщинами, обычно нагишом или, позже, в одних нижних рубахах.
Одна (иногда – трое) впрягалась в соху, другая правила, а прочие, распустив волосы, шли следом, потрясая кольями и палками, гремя в горшки, сковороды, чугуны и заслонки. Считалось, что борозда "даст воздух" для "земляной силы", хотя в лучшем случае такой "кошачий концерт" мог лишь немного перепугать крыс или других грызунов – главных переносчиков чумных блох.
Обряд проводился, когда уже все бабы окончательно отчаивались в методах лечения, и потому попадаться навстречу такой пляшущей и вопящей голой толпе не следовало: могли попросту забить. Появление любого мужчины означало бы "неудачу" колдовства, и мужики хоронились куда подальше.
Впрочем, в случае неудачи, что обычно и бывало, ее все равно "списывали" на мужиков – кто то подглядел…
И уж несомненно широчайшим образом использовалась нагота в любовных чародействах. В одном, например, обнаженная девушка должна перед рассветом собрать определенные виды трав. В другом единожды, а то и трижды голышом обежать деревню, колдуя на какого то парня. В третьем – ночью или на рассвете пробраться тайком к дому приглянувшегося и оставить что либо у крыльца и т. д.
"В деревнях, что подальше в захолустьях, на Тиховы дни иное старинное действо справляют, – отмечал П. И. Мельников Печерский ("В лесах"). – О ту пору сорные травы меж сеяной и саженой огородины разрастаются, пора девичьей работы приходит – гряды полоть. Но перед тем, по старому завету, надо "гряды обегать".
Собираются красны девицы гурьбой и в глухую полночь обегают гряды веселой вереницей. А сами все до единой – в чем мать родила. От того обегания – ни червь на гряды не нападет, ни лютые медвяные росы, ни солнышком овощи не припечет, ни дождиком их не зальет. Хоть действо бывает и полночью, да на Тиховы дни заря с зарей сходится, какой горячий молодецкий взор в те белые ночи не разглядит голеньких красоточек?"
А на Святки было другое голое чудачество – гадание на банника, собрата лешего, что обитает в бане. В полночь девица подбиралась задом, задрав юбки, к двери или к окошку бани. Считалось, например, что "если банник прикоснется мохнатой рукой – будет жених богатый, если голой рукой бедный…" (Мифологический словарь. М., 1991).
Гадали компанией по фигуркам из воска, вылитым из ковша в холодную воду. В одиночку же шли гадать опять таки в баню, где, раздевшись и дрожа от страха, склоняли капающую свечу над чашкой. Жених при этом подчас являлся воочию: "расторопный суженый, подкупив няньку, с вечера переселялся в баню и дожидался прихода суженой, – отмечал известный русский этнограф И. П. Сахаров. – Когда же суженая хочет гадать, он предстает ей, вручая кольцо, и раскаивается…"
И уж разумеется, "магический нудизм" использовался в свадебном действии, перед встречей жениха и невесты. "Баня играет здесь главную роль", – писала княгиня Е. Р. Дашкова и приводила описание народной свадьбы, в которой ей довелось участвовать.
"Невеста, заливаясь горькими слезами, садится в передний угол стола, покрытого плодами и пр., жених подходит к ней и, одарив ее разными нарядами, быстро исчезает, сопровождаемый своими товарищами в баню. Тогда хоровод девушек начинает петь своего рода реквием – свадебные песни.
После этого отводят в баню невесту, окруженную ее молодыми подругами, которых собирается от тридцати до сорока, они раздевают ее в передней комнате и потом, все еще плачущую и голую, вводят в самую баню. Раздевшись сами, они моют, вытирают ее, потом начинают танцевать, бить в ладоши, пить вино, которое раздает одна Ева, сидящая с бутылкой и стаканом в руке, а невеста все плачет. Затем раздается круговая песня, которую подтягивают все, за исключением самой суженой.
Эта сцена продолжается с час и под конец принимает вид необузданного пира.
Подружки, разгоряченные вином и паром, поют и пляшут, подобно вакханкам, между тем невеста угрюмо молчит или плачет…"' А затем входит жених со своими дружками и...
Послушайте, а весело славяне жили!...
И на кой им сдалась эта западная паранойя?
