Автор Тема: Методология исторической науки: теории, факты, тенденции.  (Прочитано 73289 раз)

0 Пользователей и 2 Гостей просматривают эту тему.

Оффлайн Vivekkk

  • Администратор
  • Почётный Афтар
  • *********
  • Сообщений: 8 615
  • Репутация: +13/-0
Из работ Семенова Ю.Ф.:

"...
2. Как материализм был распространен на общество.

«Начнем, — пишет Л.Б. Алаев, — с фундаментального ответа на “основной вопрос философии” (“основной” ли он и тот ли дан на него ответ — это другой уровень анализа), гласящего, что бытие определяет сознание. При “переносе” этого положения на историю общества тезис начинает звучать так: “базис (экономические отношения) определяет надстройку(идеологические, политические и прочие отношения и институты)”. Подмена понятий тут очевидна. Широкое понятие “бытие” заменено даже не “социальным бытием” (что тоже было бы сужением), а только экономикой, крайне узкой сферой человеческой жизни и деятельности. Страшно сказать — в процессе этого “переноса” философское понятие материального (объективного) заменено бытовым понятием материального (относящегося к выгоде). Если мы попытаемся вернуться к философскому, широкому понятию социального бытия, то в этом случае вся марксистская политэкономия — гордость марксистской мысли — потребует пересмотра»[2].

Истоки хода мысли Л.Б. Алаева совершенно очевидны. Это — работа И.В. Сталина «О диалектическом и историческом материализме». Именно там утверждается, что исторический материализм возник в результате распространения диалектического материализма на область общественных явлений. Именно там возникновение материалистического понимания истории изображается до примитивности просто. Диалектический материализм учит, что бытие вообще — первично, сознание вообще — вторично. Из этого логически следует, что в применении к обществу общественное бытие — первично, а общественное сознание — вторично. Но эта карикатура не имеет ничего общего с реальным процессом возникновения материалистического понимания истории.

Действительно поставим вопрос: был ли диалектический материализм первой формой материализма? Конечно же, нет. Материализм вообще существовал задолго до появления марксистского его варианта. И все материалисты без исключения исходили из того, что бытие — первично, а сознание — вторично, производно. Но материалистического понимания истории до марксизма не существовало. Все материалисты до Маркса, обращаясь к истории общества, переходили на позиции идеализма. В чем же дело? Они, что же, не умели логически мыслить? Почему же они не могли сделать само собой напрашивающегося вывода, что и в применении к обществу бытие — первично, а сознание — вторично? Да просто потому, что создание материалистического понимания истории являлось вовсе не результатом логических выкладок.

Среди домарксистских материалистов были мыслители, стремившиеся быть до конца последовательными, стремившиеся распространить материализм на все сферы действительности. Такими были, например, великие французские материалисты XVIII века. И, тем не менее, ни к какому материалистическому пониманию истории они не пришли. Рассмотрим, коротко, цепь их рассуждений.

Они исходили из того, что история складывается из действий людей. Люди же — существа сознательные, ставящие перед собой определенные цели и стремящиеся их реализовать. Поэтому, чтобы понять, почему история шла так, а не иначе, нужно выявить, почему люди думали так, а не иначе, принимали именно такие, не иные решения. Причем историков интересуют не все вообще мысли людей, а те, которые проявились в действиях, имеющих значение для всего общества. Так возникло и утвердилось понятие «общественное мнение». Общественное мнение определяет мысли отдельных людей и групп людей, а тем самым и ход исторических событий.

Но, будучи материалистами, данные мыслители не могли на этом остановиться. У них естественно возникал вопрос, почему в обществе господствуют именно эти, не иные мнения. Являясь сенсуалистами, они искали источники любых идей во внешнем мире. Естественно, что источник общественных идей они искали в общественной среде. Вывод был прост: общественная среда определяет общественное мнение.

Но вслед за этим сразу же возникал новый вопрос: а откуда взялась общественная среда, почему она является именно такой, а не иной. И вот на этом месте старые материалисты спотыкались. О том, почему природа является такой, а не иной, вопрос не возникал. Природа существовала всегда. А общество, а тем самым и общественная среда, появилось только с человеком. Общественная среда есть творение людей. А люди, действуя, руководствуются определенными представлениями. И получалось, в результате, что общественная среда является таковой потому, что таково общественное мнение. Общественная среда, являясь источником общественного мнения, сама в свою очередь является производной от общественного мнения.

Таким образом, старые материалисты оказались не в состоянии найти, отыскать такого источника общественных идей, который бы сам от идей не зависел, т.е. объективного источника общественных идей, или, иными словами, общественного (социального) бытия, если понимать под ним не все вообще существующее в обществе вне сознания людей, а только то, что, существуя в обществе независимо от общественных идей, определяет эти идеи. Другое название узко понимаемого общественного бытия — социальная материя. Именно потому, что старым материалистам не удалось обнаружить социальной материи, общественного бытия (в узком смысле),они не смогли достроить материализм доверху, распространить материализм на явления общественной жизни.

Пытаясь выбраться из порочного круга (общественное мнение определяется общественной средой, а последняя, в свою очередь, определяется общественным мнением), старые материалисты в конечном счете приходили к волюнтаризму. Среди обыкновенных людей время от времени появляются особые люди, которые, хотя и живут в данной среде, но своими мыслями выходят за ее пределы. Свои идеи они несут в массы. В результате меняется общественное мнение, а вслед за ним — и общественная среда.

Волюнтаризм был опровергнут всем ходом событий, начало которым положил 1789 г. За какие-то 20–30 лет, буквально на глазах одного поколения была коренным образом преобразована не только Франция, но, по существу, вся Западная Европа. И участникам, и свидетелям этих событий было совершенно ясно, что крах старых порядков был неизбежным. Социальные перемены не могли не произойти.

Как отклик на все эти события появилась «Философия истории» Г.В.Ф. Гегеля, в которой провозглашалось, что в основе исторического процесса лежит какое-то саморазвивающееся объективное начало. Существуя независимо от сознания и воли людей, оно определяет их сознание и волю, а тем самым и ход истории. История у Гегеля предстает как объективный процесс. Но ничего конкретного о природе этого объективного начала Гегель сказать не мог. Он назвал его абсолютным духом и этим ограничился. Открыв существование «черного ящика», определяющего ход истории, Гегель в то же время не сумел даже подобраться к нему.

Путь к реальным пружинам истории был намечен другими людьми. Это — французские историки эпохи Реставрации. Ими были открыты общественные классы и классовая борьба. Эта борьба бросилась им в глаза, когда они, сами будучи активными участниками классовой борьбы, развернувшейся во Франции в 1815–1830 гг., принялись за изучение Великой французской революции. Страна в ту не очень отдаленную от их времени эпоху раскололась на два стана, которые вели ожесточенную борьбу с оружием в руках. Но эти две враждующие группы возникли не в эпоху революции, а задолго до нее. Вся история Франции была историей борьбы классов. Революция была лишь кульминацией этой борьбы. Точно также обстояло и в истории Англии.

Был ясен и ответ на вопрос: из-за чего шла борьба. В годы революции борьба шла за власть. А власть была нужна каждой из групп для защиты ее интересов. Дворянство было заинтересовано в сохранении существующих отношений земельной собственности, которые давали ему возможность жить за счет труда крестьян. Интересы дворянства и крестьянства были диаметрально противоположными. Классы были группами людей, занимавшими различные места в системе имущественных отношений. Это различие мест с неизбежностью порождало различие интересов и тем самым толкало классы на борьбу друг с другом. Корни политических баталий уходили к имущественным отношениям. Имущественные отношения были основными, фундаментальными, прочие — производными от них.

Но сразу же за этим вставал вопрос о том, почему в обществе существовали именно такие, а не иные имущественные отношения. Откуда они-то взялись? Французские историки эпохи Реставрации видели одни лишь правовые отношения собственности. А правовые отношения являются волевыми, т.е. производными от сознания и воли людей. И круг снова замыкался.

Но к этому времени были уже открыты и качественно иные отношения собственности — экономические, проявляющиеся в отношениях распределения и обмена. Возникла и наука об этих отношениях — политическая экономия. Она зародилась как наука о товарно-денежных, национально-рыночных отношениях. Возникая, национальный рынок сразу же проявил себя как система таких отношений, которые, существуя независимо от сознания и воли людей, определяют сознание и волю людей и тем самым их действия. Были открыты законы рыночной экономики, которые оказались столь же объективными, как и законы природы. Объективность капиталистических рыночных отношений и законов их функционирования была ясна всем выдающимся экономистам XVIII и первой половины XIX вв., включая А. Смита и Д. Рикардо. Но, отвечая на вопрос, почему существуют именно такие, а не иные экономические отношения, все они ссылались на вечную природу человека, что, конечно, мало что давало.

Еще А. Смит пользовался понятием производительной силы труда. Английский экономист первой половины ХIХ в. Т. Годскин писал уже о производительной силе не только работника, но и общества, нации, страны. Как указывал он, производительная сила цивилизованной нации во много раз превосходит производительную силу племени дикарей. История человечества характеризуется неуклонным ростом производительной силы общества. [3]

Выдающийся английский политэконом Р. Джонс говорит уже о производительных силах общества, которые прогрессируют на всем протяжении истории человечества. Но еще большее внимание уделял он экономическим отношениям, среди которых на первое место он ставил отношения по распределению общественного богатства. Система этих отношений образует скелет общества, его экономическую структуру, его экономический строй. А этот экономический строй определяет все прочие общественные отношения, а также нравы и обычаи людей. Существуют различные способы производства и распределения общественного богатства, а тем самым и различные экономические структуры. Они сменяют друг друга в процессе развития общества. Вместе с изменением экономического строя общества меняются и формы общества, происходит его переход с одной ступени развития на другую.

«Изменения в экономической организации общества, — писал Р. Джонс, — сопровождаются крупными политическими, социальными, моральными и интеллектуальными изменениями, затрагивающими те обильные или скудные средства, при помощи которых осуществляются задачи хозяйства. Эти изменения неизбежно оказывают решительное влияние на различные политические и социальные основы соответствующих народов, и влияние это распространяется на интеллектуальный характер, обычаи, манеры, нравы и счастье народов»[4].

Но на вопрос о том, почему в данную эпоху в обществе существует именно такой, а не иной экономический строй, и почему происходит смена одной экономической организации другой, а тем самым и переход от одной формы общества к другой, Р. Джонс четкого ответа не дал. Столь же неопределенными являлись и его представления о том, какие именно способы производства и распределения существуют и в каком порядке они сменяют друг друга.

В качестве первого цивилизованного способа производства и распределения он выделяет такой, при котором вся земля является собственностью правителя страны, в силу чего все земледельцы обязаны платить ему ренту. Рента идет на содержание правителя, его двора и подчиненного ему аппарата управления.

Последним из известных является капиталистический способ производства и распределения. Представления Р. Джонса об остальных способах производства и распределения не очень четки. Рабство, в частности, он не считал особым способом производства и распределения.

Несколько раньше Р. Джонса своеобразная концепция философии истории была создана А. Сен-Симоном. Он исходил прежде всего из окончательно утвердившегося к началу ХIХ в. в исторической науке подразделения писаной истории человечества на эпохи античности, средних веков и нового времени. А. Сен-Симон пришел к выводу, что каждая из этих эпох связана с определенной формой организации общества. Античная эпоха — с общественной системой, основанной на рабстве, средневековая — с феодальной, основанной на крепостничестве, новая — с обществом, которое он именовал индустриальным. Переход от одной такой системы к другой и лежит в основе замеченной историками смены мировых эпох. Движущей силой истории А. Сен-Симон считал человеческий разум.

Завершением всего этого развития философской, исторической и экономической мысли было возникновение материалистического понимания истории. Рассматривая основные положения этой философско-исторической и одновременно общесоциологической концепции, я в то же время попытаюсь выявить, насколько они верны.

Первое положение исторического материализма состоит в том, что необходимым условием существования людей является производство материальных благ. Материальное производство есть основа всей человеческой деятельности. Возьмется ли кто-нибудь из ученых оспаривать это положение? Думаю, что вряд ли.

Второе положение заключается в том, что производство всегда носит общественный характер и всегда происходит в определенной общественной форме. Общественной формой, в которой идет процесс производства, является система экономических или, как еще называют их марксисты, производственных отношений. Думаю, что и это неоспоримо.

Третье положение: существует не один, а несколько типов экономических (производственных) отношений, а тем самым и несколько качественно отличных систем этих отношений. Отсюда вытекает, что производство может происходить и реально происходит в разных общественных формах. Таким образом существует несколько типов или форм общественного производства. Эти типы общественного производства были названы способами производства. Каждый способ производства есть производство, взятое в определенной общественной форме. Существование рабовладельческого, феодального и капиталистического способов производства по существу признается сейчас почти всеми учеными, в том числе и теми, кто не разделяет марксистскую точку зрения и термином «способ производства» не пользуется.

Рабовладельческий, феодальный и капиталистический способы производства суть не только типы общественного производства, но и стадии его развития. Ведь несомненно, что зачатки капитализма появляются лишь в ХIV–ХV вв., что ему предшествовал феодализм, который оформился, самое раннее, лишь в VI–IХ вв., и что расцвет античного общества был связан с рабством. Бесспорно и существование преемственной связи между античной, феодальной и капиталистической экономическими системами.

И поэтому с новой силой встает вопрос: почему в одну эпоху господствует одна система экономических отношений, в другую — другая, в третью — третья. На глазах К. Маркса и Ф. Энгельса шла промышленная революция. И там, куда проникала машинная индустрия, с неизбежностью рушились феодальные отношения и утверждались капиталистические. И естественно напрашивался ответ: характер экономических (производственных) отношений определяется уровнем развития производительных сил общества. В основе смены систем экономических отношений, а тем самым и способов производства лежит развитие производительных сил. Таково четвертое положение исторического материализма.

В результате был подведен прочный фундамент под давно утвердившееся у экономистов убеждение в объективности, если не всех, то, по крайней мере, капиталистических экономических отношений. Стало ясным, что не только капиталистические, но все вообще экономические отношения не зависят от сознания и воли людей. И существуя независимо от сознания и воли людей, экономические отношения определяют интересы как групп людей, так и отдельных людей, определяют их сознание и волю, а тем самым и их действия.

Таким образом, система экономических (производственных) отношений является не чем иным, как тем самым объективным источником общественных идей, который тщетно искали и не могли найти старые материалисты, представляет собой общественное бытие (в узком смысле) или социальную материю. Пятое основное положение исторического материализма — тезис о материальности экономических (производственных) отношений. Как видно из сказанного, когда марксисты говорят о материальности производственных отношений, то они отнюдь не подменяют философское понятие материального бытовым. Система экономических отношений материальна в том и только в том смысле, что является первичной по отношению к общественному сознанию.

С открытием социальной материи материализм был распространен и на явления общественной жизни, стал философским учением, в равной степени относящимся и к природе и к обществу. Именно такой всеобъемлющий, достроенный доверху материализм и получил название диалектического. Таким образом, представление о том, что вначале был создан диалектический материализм, а затем он был распространен на общество, глубоко ошибочно. Наоборот, только тогда, когда было создано материалистическое понимание истории, материализм стал диалектическим, но никак не раньше. Суть нового материализма — в материалистическом понимании истории. Поэтому называть его диалектическим вряд ли правильно. Не в диалектике заключается его существо.

Не прав Л.Б. Алаев не только в главном, но и в частностях. В применении к обществу материалистическое положение о первичности бытия и вторичности сознания звучит вовсе не как тезис о определяющей роли базиса по отношению к надстройке, а как положение о первичности общественного бытия (социальной материи) и вторичности общественного сознания. Дихотомия «базис» и «надстройка» далеко не совпадает с дихотомией: «общественное бытие» и «общественное сознание».

В свете материалистического понимания истории то, что старые материалисты (и не только они) именовали общественной средой, распалось на две качественно отличные составляющие. Первая — система экономических отношений. Она существует независимо от общественного сознания («общественного мнения» старых материалистов и не только их) и определяет его. Вторая составляющая — все прочие общественные отношения людей и их узлы, обычно именуемые общественными институтами, учреждениями и т.п. В отличие от экономических отношений они зависят от общественного сознания, порождаются им, являются волевыми или, как часто их именуют, идеологическими. Этот своеобразный блок общественных явлений, с одной стороны, создается людьми в соответствии с их взглядами и тем самым зависит от общественного сознания, а с другой, будучи создан, существует вне их сознания. Я впредь буду называть эту составляющую социальной (общественной) конструкцией. Она состоит из множества отдельных социальных конструктов, к числу которых относится государство, политические партии, церковь, академии, университеты, семья, родство, торговые и промышленные предприятия, фирмы, этносы, нации и т.п. и т.д.

Волевые или идеологические отношения в конечном счете зависят от материальных. Система экономических отношений, детерминируя сознание и волю людей, а следовательно, и их действия, тем самым определяет какие именно волевые отношения и их узлы они создают. По отношению к волевым связям система материальных отношений не может выступать как общественное бытие. Понятие «общественное бытие» имеет смысл только по отношению к понятию «общественное сознание» и никакому другому. Нужен был другой термин. И он был создан — «базис». Парой к нему стал термин «надстройка», который был создан для обозначения одновременно и общественного сознания и неразрывно связанной с ним и зависящей от него системы волевых отношений (социальной конструкции).


https://scepsis.net/library/id_3500.html
Правила форума
Нет рабства более позорного, чем рабство добровольное. Сенека.

Оффлайн Vivekkk

  • Администратор
  • Почётный Афтар
  • *********
  • Сообщений: 8 615
  • Репутация: +13/-0
3. Споры вокруг теории общественно-экономических формаций.

Согласно материалистическому пониманию истории система экономических (производственных) отношений является основой, базисом любого конкретного отдельного общества -социально-исторического организма (социора)[5]. И естественным было положить в основу классификации социально-исторических организмов, их подразделения на типы характер их экономического строя, их экономической организации. Социально-исторические организмы, имеющие своим фундаментом одну и ту же систему экономических отношений, основанные на одном способе производства, образуют один тип общества. Социально-исторические организмы, базирующиеся на разных способах производства, относятся к разным типам общества. Эти выделенные по признаку социально-экономической структуры типы общества получили название общественно-экономических формаций. Их столько, сколько существует основных способов производства.

Подобно тому, как основные способы производства представляют собой не только типы, но и стадии развития общественного производства, общественно-экономические формации представляют собой такие типы общества, которые являются одновременно и стадиями всемирно-исторического развития. Это шестое основное положение материалистического понимания истории.

В основе схемы смены общественно-экономических формаций, созданной К. Марксом и Ф. Энгельсом, лежит утвердившаяся к тому времени в исторической науке периодизация всемирной истории, в которой первоначально выделялись три эпохи (античная, средневековая, новая), а в дальнейшем к ним была добавлена в качестве предшествующей античной эпоха Древнего Востока. С каждой из этих эпох основоположники марксизма связали определенный способ производства, а тем самым и определенную общественно-экономическую формацию. Вряд ли нужно цитировать известное высказывание К. Маркса об азиатском, античном, феодальном и буржуазном способах производства. Отметим лишь ошибочность утверждения Л.Б. Алаева, что «азиатская» формация у Маркса — это «образное выражение для первобытности»[6]. К. Маркс, следуя в этом отношении за Р. Джонсом, которого высоко ценил, всегда рассматривал азиатский способ производства как антагонистический, присущий классовым, цивилизованным обществам Востока.

Продолжая разрабатывать свою схему, К. Маркс и Ф. Энгельс в дальнейшем, базируясь в основном на труде Л.Г. Моргана «Древнее общество», пришли к выводу, что антагонистическим способам производства предшествовал первобытно-общинный или первобытно-коммунистический. Согласно разработанной ими концепции социализма на смену капиталистическому обществу должна прийти коммунистическая общественно-экономическая формация. Так возникла схема развития человечества, в которой фигурируют пять уже существовавших и отчасти продолжающих существовать формаций: первобытно-коммунистическая, азиатская, античная, феодальная и буржуазная, и еще одна, которой еще нет, но которая, по мнению основоположников марксизма, должна неизбежно возникнуть, — коммунистическая.

Сейчас теорию общественно-экономических формаций опровергают все, кому не лень. Доводы приводятся самые разные.

«Бесспорно, — говорит, например, Л.С. Васильев, — что стержневым центром формационной теории была идея о том, что на смену всем прежним формациям, а точнее, последней из них, капиталистической, должна прийти принципиально новая, социалистическая. И вот здесь-то, в ключевом для Маркса пункте его предсказания не сбылись... И если теоретическая схема не сработала, если на практике все выглядит иначе, то едва ли стоит искать извиняющие теорию обстоятельства. Вернее сказать иначе: неверна теория»[7].

Положение, которое Л.С. Васильев считает бесспорно верным, на деле является бесспорно ошибочным. Суть теории формаций заключается в том, что выделенные по признаку социально-экономического строя типы общества одновременно являются сменяющими друг друга стадиями общественного развития. Вопрос же о числе и последовательности смены формаций не является принципиальным. По отношению к прошлому и настоящему человечества это вопрос фактов и только фактов. И, разумеется, из теории формаций, взятой само по себе, не вытекает никакого предсказания относительно будущего. Предвидеть будущее развитие можно основываясь исключительно лишь на фактах, опираясь только на анализ процессов, происходящих на самой последней из достигнутых обществом стадий развития. К. Маркс и Ф. Энгельс, для которых вопрос о перспективах развития современного им общества был действительно ключевым, обосновывали свой прогноз не ссылками на теорию формаций, а анализом процессов, происходивших как в базисе, так и в надстройке современного им капиталистического общества.

И самое, пожалуй, интересное, что, категорически отвергая теорию формаций, Л.С. Васильев тут же, если не полностью, то частично принимает ее. Недаром же Н.А. Иванов видел «главную трудность» в том, что

«аналитическая мысль многих, если не большинства историков-востоковедов никак не может выйти из тупиков и лабиринтов марксистского менталитета, отказаться от самой привычки оперировать категориями марксизма»[8].

Л.С. Васильев, например, утверждает, что наша «социалистическая система» в действительности представляет собой не что иное, как модификацию той формации, которую К. Маркс назвал азиатской. Как указывает он, эта формация была основана на особом способе производства, который он именует государственным[9]. Выходит, что, по меньшей мере, одна общественно-экономическая формация, причем в строго марксистском смысле этого термина, существовала.

Этой формации предшествовала первобытность, которая «едина, при всем ее конкретном многообразии»[10]. Таким образом, существовал еще один тип общества, который одновременно был и стадией его развития, т.е. еще одна общественно-экономическая формация. Единым был путь развития человечества не только на стадии первобытности, но и на последующей. В IV–II тысячелетиях до н.э. все «постпервобытные общества» при всем их разнообразии принадлежали к одному типу и «шли в русле единого общего пути»[11]. В VII в. до н.э. случилось «нечто вроде социальной мутации» и возникла качественно отличная от «азиатской» «античная структура»[12]. В результате история человечества раздвоилась. С этих пор начали существовать два параллельных потока, два пути развития: восточный и западный.

Если бы Л.С. Васильев был бы последователен, то должен был бы сказать, что «бифуркация» произошла не в VII в. до н.э., а в IV тысячелетии до н. э., когда возникли общества азиатского типа и одновременно продолжали существовать общества первобытные. Ведь, скажем, в Австралии последние общества были единственно существующими вплоть до конца ХVIII в. Таким образом, следуя логике Л.С. Васильева, нужно говорить о существовании, начиная с IV тысячелетия двух параллельных потоков развития: первобытного и постпервобытного, а с VII в. трех: первобытного, восточного и западного.

Конечно, Л.С. Васильев может возразить, что различие между первобытным и азиатским обществами носит чисто стадиальный характер. В применении к первобытным обществам после IV тысячелетия ни о каком особом пути развития говорить не приходится. Это просто общества, в силу тех или иных причин застрявшие на первой стадии развитии. Иное дело восточные и западные постпервобытные общества. Различия между ними не носят стадиального характера. Они имеют совершенно иную природу. Но так ли это на самом деле?

Разумеется, античные социально-исторические организмы возникли не в результате трансформации азиатских. Они пришли на смену первобытным, точнее, предклассовым социорам. Но не следует забывать, что система социально-исторических организмов античного типа возникла в зоне интенсивного влияния огромной ближневосточной системы социально-исторических организмов азиатского типа. Именно усвоение и творческая переработка достижений цивилизаций Ближнего Востока сделало возможным появление общества нового, более прогрессивного типа. А того, что античное общество было более прогрессивным, чем азиатское, не отрицает и Л.С. Васильев. Он только не связывает этот прогресс с освоением древневосточного наследия. Вот ему и приходится говорить, что «античная структура» возникла «в результате до сих пор еще не вполне ясных процессов»[13].

А между тем глубокая преемственная между древневосточным и античным обществами отмечается многими исследователями.

«Прошли те времена, — писал еще в 1928 г. известный английский археолог Л. Вулли, — когда начало всех начал искали в Греции, а Грецию считали возникшей сразу, вполне законченной, точно Афина из головы олимпийского Зевса. Мы знаем теперь, что этот замечательный цветок вобрал в себя соки мидийцев и хеттов, Финикии и Крита, Вавилона и Египта. Но корни идут еще дальше: за всеми ими стоит Шумер»[14].

«Влияние Востока, — вторит археологу-ориенталисту Л. Вулли античник В.П. Яйленко, — не ограничивается сферой искусства — это был всеобъемлющий процесс воздействия восточной цивилизации на складывающуюся культуру архаической Греции. Воздействие ближневосточной цивилизации на пробуждавшуюся от первобытной примитивности культуру греков, почти все достижения которой сводились к геометрическому орнаменту да эпическим сказаниям, было многоплановым: градостроительство и архитектура, скульптура и торевтика, керамическое и ювелирное производство, оружейное дело и кораблестроение, культурная лексика и литература, фольклор и мифология, религия и магия, законодательство, врачевание, бытовые обычаи, ассортимент культивируемых растений и птиц, начала математики и астрономии — вот неполный перечень сфер воздействия ближневосточной цивилизации на греческую»[15].

Во всяком случае бесспорным фактом является, что везде, где классовое общество возникало вне сферы влияния уже существовавших цивилизаций, оно всегда принимало форму азиатского.

Таким образом, различие между восточным и западным обществами было не только типологическим. Оно было стадиальным. И подобно тому, как аборигены Австралии вплоть до конца XVIII в. оставались на первой стадии развития человеческого общества — первобытной, социально-исторические организмы Востока вплоть до ХIХ в. продолжали принадлежать ко второй стадии его эволюции — азиатской или, как я предпочитаю ее именовать, политарной[16]. Не было двух параллельных, равноправных потоков, путей развития.

Говоря о «западном пути» развития, Л.С. Васильев набрасывает знакомую всем картину: развитие и крушение античного мира, европейское средневековье, зарождение и победа капитализма. Собственно говоря, всеми историками так или иначе выделяются такие основные типы общества, как первобытное (примитивное, эгалитарное и т.п.), восточное (азиатское),античное, средневековое (феодальное) и капиталистическое. Эти общества столь отличаются друг от друга, что изучаются разными специалистами: первобытное общество исследуют этнографы, азиатское (политарное) — ориенталисты (востоковеды), античное — античники (антиковеды), западноевропейское средневековое (феодальное) — медиевисты. Это разделение труда возникло стихийно без какого-либо воздействия марксистских идей.

Столь же ясным является для всех историков, что первобытное общество было первоначальным, что восточное (политарное) возникло не раньше IV тысячелетия до н. э., античное — не раньше VIII в. до н.э., феодальное — не раньше VI в. н.э., а капитализм стал утверждаться лишь начиная с XVI в. Не могли они не заметить и существования преемственной связи между первобытным и азиатским (политарным) обществами, между античным и феодальным («романо-германский» синтез). Совершенно очевидным является, что капитализм зародился в недрах феодального общества. Под сомнением для многих оставалась преемственная связь между восточным и античным обществами. Но как мы уже видели и в этом вопросе многое к настоящему времени стало на место. Иначе говоря, для историков все более становится ясно, что все основные стихийно выделенные ими типы общества являются одновременно и последовательно сменяющимися стадиями его развития.

Марксизм просто подвел под эту стихийно сложившуюся, чисто эмпирическую стадиальную типологию социально-исторических организмов прочную теоретическую основу и выдвинул предположение, что в основе поступательного развития человечества лежит эволюция общественного производства. Отказ от теории общественно-экономических формаций, к которому нас сейчас призывают со всех сторон, равнозначен разрыву со всем предшествующим развитием исторической и не только исторической мысли.

Но при всем при этом против теории общественно-экономических формаций выдвигаются возражения, которые несомненно заслуживают внимания. Но направлены они не против теории формаций как таковой, а против одной из ее трактовок. Последняя состоит в том, что нарисованная основоположниками марксизма схема смены общественно-экономических формаций (из которой исключалась азиатская) рассматривалась как такая, которая должна реализоваться в развитии каждого социально-исторического организма, взятого в отдельности. С такой точки зрения история человечества представала как совокупность историй огромного множества отдельных обществ, каждое из которых в норме должно «пройти» все стадии, все формации. «Минование» тем или иным социально-историческим организмом той или иной формации рассматривалось как отклонение от нормы и требовало специального объяснения. Руководствуясь этим в истории Китая, например, пытались выделить первобытную, рабовладельческую, феодальную и капиталистическую стадии и, конечно же, ничего не получалось. Ведь в действительности на территории Китая на смену первобытно-общинному строю пришел азиатский (политарный), который и просуществовал вплоть до начала ХХ в. Ни рабовладельческой, ни феодальной формации в истории Китая не было, а капитализм был привнесен извне.

Изложенная выше трактовка теории общественно-экономических формаций и сейчас многими рассматривается как единственно возможная, отождествляется с самой этой теорией. Это хорошо видно из статьи Л.Б. Алаева, в которой утверждается, что

«...Ничего иного, кроме общих закономерностей, марксисты в своем арсенале не имеют, и история человечества представляется им как большое количество совершенно одинаковых движений по одной и той же шкале. Каждая “страна” (а что это такое в исторической перспективе, совершенно непонятно) самостоятельно преодолевает предназначенные всем ступени, в лучшем случае отличаясь от других “запаздыванием”, “местными особенностями” или “влияниями”»[17].

Но такое понимание смены общественно-экономических формаций не выдерживает никакого соприкосновения с действительностью. Нельзя найти ни одного социально-исторического организма, который просуществовал бы не только на протяжении всей истории человечества, но хотя бы в течение последних двух тысяч лет. Социально-исторические организмы сосуществовали не только в пространстве, но и во времени. Вся история классового общества (и не только его) представляет собой картину непрерывного возникновения, расцвета и исчезновения социально-исторических организмов. Нет ни одного социально-исторического организма, который «прошел» бы все формации. Но было множество таких, в истории которых никакой смены формаций не происходило. Именно это и привело многих исследователей к выводу, что теория общественно-экономических формаций есть чисто умозрительная схема, не имеющая отношения к исторической реальности.

Но в действительности ошибочной является не теория формаций, а только рассмотренная выше ее интерпретация. Возможна и другая ее трактовка, состоящая в том, что созданная основоположниками марксизма схема является выражением внутренней необходимости развития не каждого социально-исторического организма, взятого в отдельности, а только всех их вместе взятых, т.е. человеческого общества в целом. Формации есть прежде всего стадии развития человеческого общества в целом. Поэтому развитие человечества, как это имело место при переходе от политарной формации к античной и от античной к феодальной, могло носить характер эстафеты. Объем статьи не позволяет мне подробно изложить стадиально-эстафетную концепцию мировой истории. Поэтому я вынужден отослать читателя к моим работам «Теория общественно-экономических формаций и всемирный исторический процесс», опубликованной, кстати, в журнале «Народы Азии и Африки»(1970, № 5), «Теория общественно-экономических формаций и всемирная история» («Общественно-экономические формации. Проблемы теории». М., 1978), «Переход от первобытного общества к классовому: пути и варианты развития» («Этнографическое обозрение», 1993, № 1 и № 2), в которых эти идеи развиты и обоснованы.

У Н.А. Иванова основанием для отказа от материалистического понимания истории вообще, теории общественно-экономических формаций в частности является, как он выражается, «абсолютная невозможность дать марксистскую интерпретацию истории Востока»[18]. Эта абсолютная невозможность выразилась, в частности, в попытках «гальванизировать концепцию “азиатского способа производства”, от которой отказались сами классики марксизма» и которая была в 1931 г. официально осуждена как «троцкистско-зиновьевское извращение ленинско-сталинского учения», а также в создании различных теорий тысячелетней «переходности», «многоукладности» и даже «межформационности»[19].

«Все, даже само их возникновение, — пишет Н.А. Иванов, — свидетельствует об одном — об абсолютной невозможности понимать и объяснять историю Востока в соответствии с основными постулатами марксизма, прежде всего с тезисами о классах и классовой борьбе, о телеологическом характере истории и соответственно о формациях и формационной лестнице, о детерминированности исторического процесса, прежде всего об экономике как детерминативе истории»[20].

Начну с того, что классики марксизма никогда не отказывались от концепции азиатского способа производства. Нелепо говорить о «гальванизации» этой теории, ибо оно никогда и никем не была опровергнута, т.е. никогда не умирала. Другое дело, что она была когда-то осуждена и запрещена. Но ведь когда-то и теория Коперника была осуждена и запрещена.

Совершенно непонятно, почему характеристика стран Востока как относящихся к особой общественно-экономической формации, отличной от рабовладельческой, феодальной и капиталистической, свидетельствует о невозможности марксистского подхода к их истории. Скорее это свидетельствует о противном. Как о само собой разумеющемся Н.А. Иванов говорит об отсутствии в странах Востока антагонистических классов и, соответственно, классовой борьбы.[21] В действительности во всех без исключения восточных обществах существовало деление на эксплуататорскую верхушку и эксплуатируемое большинство, основную массу которого составляло крестьянство. И эти группы представляли собой самые настоящие общественные классы. Они отличались друг от друга и отношением к средствам производства, и ролью в организации труда, и способом получения и размерами получаемой доли общественного богатства. Именно различие в отношении к средствам производства позволяло одной из этих групп эксплуатировать другую. Кому из востоковедов неизвестно, что, например, на всем протяжении истории китайской цивилизации страну потрясали грандиозные крестьянские восстания. Если это не классовая борьба, то что? И классовую борьбу в самых различных формах мы наблюдаем во всех восточных обществах. Таким образом, история Востока полностью согласуется с марксистскими постулатами о классах и классовой борьбе.

Н.А. Иванов характеризует теорию общественно-экономических формаций одновременно и как телеологическую и как детерминистическую, по-видимому, даже не подозревая, что эти понятия исключают друг друга. Никакой телеологии в этой теории нет. Что же касается детерминизма, то он налицо. Н.А. Иванову не нравится положение о детерминированности исторического процессе. А что он предлагает? Взгляд на исторические события как на не имеющие причин? Вряд ли с этим согласится хотя бы один историк. Может быть, Н.А. Иванов просто неудачно выразился? Он против не детерминизма вообще, а только взгляда на экономику как определяющий фактор истории. Это уже другой вопрос.
Правила форума
Нет рабства более позорного, чем рабство добровольное. Сенека.

Оффлайн Vivekkk

  • Администратор
  • Почётный Афтар
  • *********
  • Сообщений: 8 615
  • Репутация: +13/-0
4. Что такое экономика и как она определяет ход истории.

Насколько плохо наши историки, даже творчески мыслящие, понимают исторический материализм, свидетельствует та же статья Л.Б. Алаева. Отчасти это уже было показано. Но далеко не все.

«Специфическое раннекапиталистическое состояние умов, — пишет он, — увидевших вдруг, что люди “гибнут за металл” и что “металл” дает его обладателю уважение и власть, позволили классикам марксизма сформулировать тезис о первичности экономики и вторичности всего остального. Но они не сделали следующего шага — не разграничили объективное действие экономики как подсистемы общества, с одной стороны, и субъективное стремление к выгоде, характерное для некоторых групп на определенном историческом отрезке — с другой. Опять, как и в случае с материалистическим пониманием истории и тезисом о классовой борьбе, теоретическое (историческое) снижено до бытового. Если экономика определяет интересы, значит(?) каждый человек всегда ищет только и исключительно личной материальной выгоды. Для практической истории этот подход имел разрушительные результаты — заставлял игнорировать реальные силы, двигавшие людьми: престижные, религиозные, нравственные, психологические и заменять их при объяснении исторических событий взятыми из учебника “движущими силами”, одинаковыми во всех случаях»[22].

Как уже отмечалось, экономические отношения были открыты как связи рыночные, товарно-денежные. Некоторые исследователи и сейчас только рыночные, товарно-денежные отношения рассматривают как экономические. В результате у них получается, что в докапиталистических обществах экономических отношений вообще не существовало. Соответственно, когда заходила речь, об экономической детерминации поведения людей, она сводилась ими исключительно лишь к поискам экономической или материальной (в бытовом смысле) выгоды. Отсюда следовал вывод, что и при капитализме поведение людей определяется не только экономическими, но и качественно иными факторами (религиозными, нравственными и пр.), а в докапиталистических — исключительно лишь неэкономическими факторами. А раз так, то экономический детерминизм мало что дает для понимания поведения людей при капитализме и совсем ничего — для понимания действий людей в докапиталистических обществах.

Прежде всего следует сказать, что основоположники марксизма никогда не сводили экономическую детерминацию поведения людей к стремлению к личной выгоде. В противном случае им пришлось бы отказаться от попытки создать материалистическое понимание истории. Они всегда исходили из того, что существует несколько качественно отличных систем экономических отношений, каждая из которых по-своему детерминирует поведение людей. Одна система порождает одни стимулы, другая — другие. Стремление к личной материальной выгоде, столь характерное для капитализма, порождается далеко не всеми системами производственных отношений. Более того, некоторые из них полностью исключают такое стремление.

В качестве примера можно рассмотреть первобытную экономику на самом раннем этапе ее развития. Сразу же оговорюсь, что он заимствован не из трудов К. Маркса и Ф. Энгельса, которые первобытной экономикой не занимались и вообще мало что о ней знали.

На ступени раннего первобытного общества на все, что добыли те или иные члены общины, имели право и остальные ее члены. И имели они это право исключительно лишь в силу своей принадлежности к этому социально-историческому организму. Других оснований не требовалось. Собственно, и сами добытчики имели право на долю данного продукта не потому, что участвовали в его добывании, а исключительно лишь в силу членства в данной общине. Они имели на эту добычу нисколько не больше прав, чем люди, не принимавшие участие в деле. Вся добыча, совершенно не зависимо от того, кем она была добыта, распределялась между всеми членами общины по потребностям. Здесь мы сталкиваемся с определенными отношениями распределения — коммунистическими или коммуналистическими. И эти отношения были одновременно и отношениями собственности — коммунистической, коммуналистической, общественной или общинной. Все члены общины имели право на долю добытого, потому что оно было собственностью всех их вместе взятых, их совместной собственностью.

В связи с этим нельзя не коснуться еще одного места в статье Л.Б. Алаева, в котором он осуждает «придание особого статуса в производственных отношениях отношениям собственности»[23]. При этом, как выясняется из дальнейшего изложения, отношения собственности он понимает как только юридические. В действительности существуют два вида отношений собственности: экономические (материальные) и волевые (в классовом обществе они принимают облик правовых). Экономические отношения собственности существуют не рядом с отношениями распределения и обмена как особый элемент системы производственных отношений, а только в отношениях распределения и обмена и не иначе. Отношения распределения и обмена и есть экономические отношения собственности. Как особое явление, отличное от отношений распределения и обмена, существуют лишь волевые отношения собственности. Но они не входят и не могут входить как элемент в систему производственных отношений.

Несомненно, что между экономическими и волевыми отношениями существует теснейшая связь. Первые не существуют и не могут существовать без вторых. В обществе, где существуют классы и государство, отношения собственности обязательно закрепляются в праве, в котором выражается воля государства. В первобытную эпоху государства не было. Поэтому экономические отношения собственности закреплялись в морали, которая была выражением воли общества в целом. Важнейшей нормой первобытной морали было обращенное к каждому члену коллектива требование делиться всем созданным и добытым со всеми остальными его членами. В этой норме выражалась и закреплялась общинная собственность на весь общественный продукт.

На этом примере наглядно видно, насколько неверно в применении к первобытности противопоставлять экономический и нравственный факторы поведения людей. Бесспорно, что действия людей в сфере распределения пищи определялись моралью. И многие исследователи ограничивались констатацией этого несомненного факта, оставляя без ответа главный вопрос: почему моральные нормы, нравственные идеалы были именно такими, а не иными. А ответ довольно прост: потому что такими были экономические отношения. В морали выражались интересы общества, а они уходили корнями к существующей в обществе системе производственных отношений.

Характер же экономических отношений определялся объемом общественного продукта. Пока весь или почти весь общественный продукт был жизнеобеспечивающим, пока избыточного продукта не было или он был невелик, никакой другой системы распределения, кроме распределения по потребностям существовать не могло. А последняя с необходимостью предполагала существование общественной, коммуналистической собственности на весь продукт. Коммуналистическая собственность и коммуналистическое распределение — это две стороны одного и того же явления.

В свою очередь, объем общественного продукта зависел от уровня развития тех сил, которые его создавали, т.е. производительных сил общества, был показателем уровня развития этих сил. Таким образом, на примере раннего первобытного общества можно наглядно видеть насколько верным является материалистический подход к обществу и его истории. Уровень развития производительных сил определял характер существовавших в нем экономических отношений, а система этих отношений в свою очередь детерминировала общественное сознание, в частности, если не все, то важнейшие моральные нормы и ценности[24].

И Л.Б. Алаев, и Н.А. Иванов критикуют марксизм за крайне упрощенное понимание роли человека даже в производстве, не говоря уже об остальных сферах жизни.

«Излишне жесткое противопоставление материального и идеального, — пишет первый, — привело к разложению на составные части человека и к механистичности понимания способа производства. Если понимать человека как “рабочую силу”, которая “соединяется” со средствами производства, то невозможно обосновать главный постулат марксистского исторического мировоззрения — о поступательном поэтапном развитии человечества. Ставится под вопрос механизм развития через рост производительных сил и совершенствование производственных отношений. Основная производительная сила конечно же, человек, но вместе с его уровнем культуры, духовным состоянием, нравственностью, желанием (или нежеланием) работать. Нравственное состояние общества — на это хотелось бы обратить особое внимание — одна из важнейших составляющих уровня развития производительных сил»[25].

«Ведь в марксистской концепции производительных сил человека нет, — вторит ему Н.А. Иванов, — есть непосредственный производитель, безликая рабочая сила, главным свойством которой является мускульная сила. В марксизме человек труда — это раб, озабоченный только одним: получить средства к существованию. Отсюда многочисленные метафоры о наемном рабстве при капитализме, об отчуждении и присвоении труда и т.п. При этом нет “человеческого фактора”. В марксизме совершенно не учитываются и даже не подразумеваются менталитет человека, культура труда (в широком смысле) и мотивы трудовой деятельности — одним словом, все, что не относится к биологической и материальной природе человека»[26].

Увы, почти все сказанное выше о марксизме характеризует отнюдь не марксизм, а понимание марксизма данными авторами и не более. Можно было бы разобрать все приведенное выше слово за словом и показать, что вся эта критика направлена совершенно мимо цели. Но это отняло бы слишком много места. Поэтому ограничимся лишь главным.

Конечно, рассматривая человека как элемент производительных сил, любой исследователь отвлекается от многих других его сторон, не имеющих прямого отношения к этому вопросу. Но так делают все науки. Психологи, например, берут лишь психику человека, отвлекаясь от всего остального, эстетики рассматривают лишь его эстетическое отношение к действительности и т.п. Такого рода абстрагирование в науке неизбежно и ничего плохого в себе не таит. Но рассматривать человека даже исключительно как элемент производительных сил, вовсе не значит отвлекаться от его менталитета, культуры и т.п. Ведь даже в учебниках исторического материализма, в которых материалистическое понимание истории излагалось как набор формулировок, всегда подчеркивалось, человек является производительной силой лишь в том случае, если знает как приводить в движение и умеет приводить в движение средства труда, т.е. обладает культурой труда и т.п.

И, разумеется, понятие о человеке как производительной силе необходимо включает в себя представление о тех стимулах, которые толкают его заниматься производством. Н.А. Иванов утверждает, что марксизм игнорирует все то, что не относится к биологической и материальной природе человека. Трудно понять, что он имеет в виду, когда говорит о материальной природе человека, отличной от его биологической природы. Но, во всяком случае, марксизм при объяснении развития человеческого общества меньше всего обращается к биологии. Это делают другие мыслители. В отличие от них марксизм всегда искал социальные стимулы производства.

По-видимому, авторов во многом сбила с толку известная формула, что источником развития производительных сил являются производственные отношения. Они поняли ее так, что она исключает участие в этом процессе самого человека. Но ведь совершенно же ясно, что, скажем, совершенствовать технику производства может человек и только человек. И естественно встает вопрос, почему человек не просто трудится, но переходит к более совершенным формам хозяйства, вводит новые системы земледелия, модернизирует технику и технологию и т.п. Ссылка на стремление получить средства существования мало что дает. Стремление получить наибольшую материальную выгоду? Но оно действует не всегда, а лишь тогда, когда существуют определенные экономические отношения. Именно система этих отношений, а не некая вечная природа человека, порождает такое стремление и тем самым стимулирует развитие производительных сил. В других условиях действуют иные стимулы, но они всегда тоже уходят своими корнями к существующей системе экономических отношений, хотя внешне они могут выступать как такие, которые никакого отношения к экономике не имеют.

Например, когда в раннем первобытном обществе возник пусть сравнительно небольшой, но регулярный избыточный продукт, появилась возможность социального паразитизма. В этих условиях необходимыми стали новые стимулы к труду. Объективная заинтересованность общества в том, чтобы все его члены и на этом этапе продолжали трудиться с полной отдачей, проявилась в особом почете, которым стали окружаться люди, вносившие больший чем остальные вклад в создание общественного продукта. Лучшие охотники и лучшие собиратели пользовались большим престижем. И стремление добиться престижа стало важным стимулом к труду. Л.Б. Алаев рассматривает стремление к престижу как особую побудительную силу, не имеющую никакого отношения к экономике. Но в данном конкретном случае стремление добиться престижа имело экономическую основу и одновременно экономическое значение. Экономический фактор действовал через престижный.

Однако рано или поздно этот стимул в данном его варианте исчерпал себя. Дальнейшее развитие производительных сил требовало новых стимулов к труду, что предполагало изменение системы экономических отношений. Наряду с продолжавшим еще долгое время существовать распределением по потребностям начало возникать распределение по труду, что дало мощный толчок развитию производительных сил. И опять-таки новые стимулы к производству не выступили на поверхности как чисто экономические в привычном смысле слова — как стремление к наибольшей материальной выгоде.

С переходом к распределению по труду ранее существовавшее стремление к престижу, получив новую экономическую основу и соответственно новое обличие, достигло наивысшего развития. Произошло расщепление первобытной экономики на жизнеобеспечивающую и престижную. Возникновение престижной экономики в огромной степени способствовало развитию производительных сил и тем самым появлению все большего и большего избыточного продукта, который начал превращаться в прибавочный. По достижению производительными силами определенного уровня престижно-экономические отношения начали отмирать, уступив место новым экономическим отношениям, а тем самым и новым стимулам производства.[27]

Пожалуй, ни на каком другом материале не видна с такой наглядностью правота материалистического понимания истории. Определенные производственные отношения, возникая, стимулируют развитие производительных сил. По достижении последними определенного уровня они из движущей силы превращаются в тормоз. Возникает нужда в новых стимулах производства, а тем самым и в новых экономических отношениях. Перестройка системы производственных отношений обеспечивает возможность нового подъема производства, который, в конце концов, делает необходимым очередную трансформацию экономических отношений и т.д. На протяжении всего периода первобытного, а в значительной степени и предклассового общества все это происходило без революций. Шел процесс постепенной эволюции. Не было революции и при переходе от предклассового общества к первой форме классового общества — политарной общественно-экономической формации.

В этой связи нельзя не коснуться еще одного места в докладе Н.А. Иванова. Он начинает с изложения взглядов марксистов на эволюцию производительных сил и производственных отношений, причем, к сожалению, далеко не объективного. Достаточно сказать, что он приписывает марксистам взгляд, что «паровая машина привезет нас в капитализм»[28]. А далее он с торжеством заявляет, что «в истории все происходило прямо наоборот»[29]. Как известно, К. Маркс никогда не утверждал, что паровая машина привела к капитализму. Как раз, наоборот, в строгом соответствии с фактами он считал, что именно возникновение капитализма повлекло за собой изобретение и распространение паровых машин. Не довольствуясь достигнутым успехом, Н.А. Иванов приводит и другие примеры, в том числе относящиеся к первобытности. Увы, они свидетельствуют лишь об одном: о первобытном обществе он ничего не знает. Не лучше обстоит дело и с примерами, относящимися к Востоку.

Возвращаясь к вопросу о роли экономики, напомним, что Л.Б. Алаев видит ее действие только там, где существует стремление к личной материальной выгоде. И эту точку зрения он приписывает К. Марксу и Ф. Энгельсу. Но в действительности в материалистическом понимании истории этому стремлению никогда не придавали слишком большого значения. И не только потому, что оно характерно не для всех обществ, а только для некоторых. Но и в буржуазном обществе, где оно проявляется с наибольшей силой, стремление к личной выгоде действует главным образом в сфере повседневной жизни людей, да и то далеко не монопольно.

Любое же понимание истории предполагает поиски объяснения не столько повседневной деятельности людей, сколько крупных событий, в которых участвуют множество людей. А эти события, даже если ограничиться эпохой ХVI–ХХ вв., нельзя объяснить лишь мотивом достижения наибольшей личной материальной выгоды. Л.Б. Алаев в качестве еще одной из реальных движущих, не имеющей отношения к экономике сил назвал религию. Бесспорно, что, например, Нидерландская буржуазная революция происходила под знаменем протестантизма. Большинство ее участников было глубоко убеждено, что они восстали против испанского владычества потому, что так им велел господь. И «железнобокие» Кромвеля шли в бой убежденные, что отстаивают божье дело, ради победы которого можно отдать и жизнь. Ну, а что стояло за эти взрывом религиозного энтузиазма?

В Англии XVII в. назрел резкий конфликт между старой феодальной и зарождавшейся буржуазной системами экономических отношений. Объективные интересы английского социально-исторического организма требовали ликвидации феодального уклада, а тем самым абсолютистского политического режима, стоявшего на его страже. Но автоматически это произойти не могло. В Англии того времени были социальные слои, кровно заинтересованные в сохранении старых порядков. И они были достаточно сильны, чтобы не допустить радикальных реформ. В результате оставался один возможный выход из положения — революция.

В Англии этой эпохи были и такие социальные слои, интересы которых совпадали с потребностями развития социально-исторического организма, которые были кровно заинтересованы в преобразовании общества. Но самого по себе наличия таких слоев населения было совершенно недостаточно. Нужно было, чтобы они пришли в движение, стали подлинной силой, способной преобразовать общество. А это было невозможно без осознания необходимости перемен, в частности ликвидации абсолютизма. Короче говоря, нужна была новая идеология, которая обосновала бы необходимость перемен и подняла бы на борьбу против изжившего себя строя. Такой идеологией и стал пуританизм. В нем в иллюзорной форме была осознаны объективные потребности общественного развития, сформулированы задачи, стоявшие перед новыми общественными силами, обоснована и оправдана борьба за реализацию поставленных целей.

Но экономика определяет лишь основное содержание революционной идеологии, но отнюдь не форму, которая зависит от множества других факторов. В Франции ХVIII в., например, объективная потребность в ликвидации старого порядка была осознана в совершенно иной форме, не религиозной, а сугубо светской. Необходимость уничтожения старого строя обосновывалась тем, что он находится в противоречие с вечной природой человека, что он калечит, уродует эту природу, не дает реализоваться естественным правам человека. Лозунг «Свобода, равенство, братство» поднял французский народ на борьбу против абсолютизма и феодального строя.

Таким образом, марксизм ни в малейшей степени не отрицает огромного значения идеальных побудительных сил, приводящих людей в движение. Он просто ставит вопрос о том, что лежит в основе действия этих бесспорно духовных сил. И находит, что за ними скрываются, в конечном счете, экономические факторы, которые являются разными в разных обществах и в разные эпохи. Корни всех великих перемен в истории общества марксизм ищет в развитии общественного производства.

Многие авторы приписывают марксизму «формационный редукционизм, т.е. тенденцию сводить все многообразие общественной жизни к формационным (нередко экономическим) характеристикам»[30]. Возможно, что некоторые, а, может быть, даже и многие ученые, считавшиеся себя марксистами, именно так понимали исторический материализм и именно так действовали. Но само материалистическое понимание истории здесь не при чем. Как говорится: заставь дурака богу молиться... Раскрытие глубоких экономических корней идеальных побудительных сил, ни в малейшей степени не означает отказа от необходимости их самого тщательного исследования. Выявления социально-экономического типа общества, т.е. выявление принадлежности данного социально-исторического организма к той или иной общественно- экономической формации ни в коем случае не означает игнорирования индивидуальных его особенностей.

Любая наука, если она настоящая наука, никогда не ограничивается описанием индивидуального. Она всегда занимается выявление общего, сущности, необходимости, что предполагает отвлечение от единичного, индивидуального. Но выявление сущности явления, ни в коем случае не означает пренебрежения явлением. Это — единственный путь к пониманию природы этого явления. Другого — нет. И познавая сущность, мы тем самым лучше познаем явление во всей его неповторимости и специфичности.

Важно подчеркнуть, что марксизм никогда не считал экономику единственным фактором, влияющим на ход истории.

«Я определяю, — писал Ф. Энгельс Й. Блоху, — Ваше основное положение так: согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни.. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную, бессмысленную фразу. Экономическое положение — это базис, но на ход исторической борьбы также оказывают влияние и во многих случаях определяют преимущественно форму ее различные моменты надстройки: политические формы классовой борьбы и ее результаты — государственный строй, установленный победившим классом после выигранного сражения, и т.п., правовые формы и даже отражение всех этих действительных битв в мозгу участников, политические, юридические, философские теории, религиозные воззрения и их дальнейшее развитие в систему догм. Существует взаимодействие всех этих моментов, в котором экономическое движение как необходимое в конечном счете прокладывает себе дорогу сквозь бесконечное множество случайностей (т.е. вещей и событий, внутренняя связь которых настолько отдалена или настолько трудно доказуема, что мы можем пренебречь ею, считать, что ее не существует). В противном случае применять теорию к любому историческому периоду было бы легче, чем решать уравнение первой степени... Маркс и я отчасти сами виноваты в том, что молодежь иногда придает большее значение экономической стороне, чем это следует. Нам приходилось, возражая нашим противникам, подчеркивать главный принцип, который они отвергали, и не всегда находилось время, место и возможность отдавать должное остальным моментам, участвующим во взаимодействии. Но как только дело доходило до анализа какого-либо исторического периода, т.е. до практического применения, дело менялось, и тут уже не могло быть никакой ошибки. К сожалению, сплошь и рядом полагают, что новую теорию вполне поняли и могут применять сейчас же, как только усвоены основные положения, да и то не всегда правильно, И в этом я могу упрекнуть многих из новых “марксистов”; ведь благодаря этому также возникала удивительная путаница»[31].
Правила форума
Нет рабства более позорного, чем рабство добровольное. Сенека.

Оффлайн Born

  • Модератор
  • Оратор форума
  • *********
  • Сообщений: 10 317
  • Репутация: +508/-461
Давно надо было написать, но пока первоисточник не прочёл ( "Марксизм и востоковедение" Л.Б.Алаева), писать нельзя ни строчки. Начну с того, что Леонид Борисович крайне эрудироавнный историк-востоковед, более полувека занимавшийся Индией и вопросами сельских общин в кастовом ( как ныне говорят стратифицированном обществе). Однако, отдавая дань его безусловным научным заслугам в востоковедении, марксист из него никудышный. Критика марксизма и исторического материализма, в его изложении, схематична, кое-где нелепа. Он критикует какой-то карикатурный вульгарный марксизм и делает вывод о его несостоятельности. Читая его статью, понимаешь, что сам Леонид Борисович стоит на идеалистических позициях, близких, на мой взгляд, Шопенгауэру. У Алаева есть понимание того, что история должна излагаться в едином ключе, но почему -то нет диалектического понимания своеобразия форм этого исторического бытия  разных народов. Зачем-то взялся сводить труд Маркса только к раскрытию механизма получения прибавочной стоимости, хотя не менее, а если не более, важная его работа о ценообразовании при капитализме. Но нет. марксизм в изложении Леонида Борисовича сеть штампов и клише, куда загоняется его любимое востоковедение. Капиталист, по Леониду Борисовичу, живёт на зарплату! Вот так, не много, ни мало. а прибавочная стоимость как-то сама собой у него наверное падает с неба прямо в карман несчастному капиталисту, живущему от и до зарплаты! Не спорю, что изложение исторического материализма в 50-70-е годы( позже уже и даже не пытались думать над развитием идеи) было крайне догматично и роль недоброй памяти, начётчика-инквизитора М.А.Суслова здесь велика, но понимая это, зачем брызгать ядом индийской кобры в сам исторический материализм? Уж коли ты понимаешь. что бытиё первично а сознание вторично, то чего пытаться ставить телегу впереди лошади и религиозную философию и деспотизм, как приводной ремень кастового общества Индии, объявлять причиной неразвитости производственных отношений?  Всё наоборот на 180 градусов, неразвитость базиса экономических отношений и является причиной деспотизма. повальной неграмотности и религиозности и кастовог общества.Не нравится глубокоуважаемому востоковеду и экономические формации. Рабовладения. если его послушать, в Индии не было. А вот сравнить экономическое положение ( отношение к средствам производства и возможности пользоваться плодами труда) у "рабоа Рима" и низших варн Индии эрудиции не хватает. То же самое можно сказать о его парадоксальном выводе об отсутствии феодализма в Индии. Это уже то. что называется "горе от ума".т.е многознание частностей затмило ему многообразное единство форм человеческого бытия. К столь парадоксальным выводам, пожалуй что, и матёрые идеалисты не приходили. Объявлять отсутствие феодализма в классической средневековой Индии раджастанов это уникально!. Отдельно надо сказать про понимание Леонидом Борисовичем роли богемы (назвать интеллигенцией писателей, поэтов, художников,актёров не поворачивается язык) и священничества в бытии обществ. Чистейшая пристяжная болонка к лошади и телеге любой формации. обслуживающие интересы и вкусы правящего класса, у того вдруг стали определять всё общественное бытиё. Прямо как у Гундяева "мы не надстройка, мы базис. мы пашем и сеем и куём и чертим". Воля личности к формированию общественного бытия вдруг стала причиной этого бытия. Чистый Шопенгауэр! Вот какие метаморфозы бывают с глубокоуважаемыми историками. решившими, что "многукладности-многовекторности" и прочая болтовня и макулатура заменят единое понимание эволюции классовых обществ.
« Последнее редактирование: 24 Август, 2023, 13:07:43 pm от Born »
Ваша свобода заканчивается там,где начинается моя.

Оффлайн Vivekkk

  • Администратор
  • Почётный Афтар
  • *********
  • Сообщений: 8 615
  • Репутация: +13/-0
Полагаю, что не все историки владеют научной методологией истории, а также не все историки изучали теорию общественно-экономических формаций в разрезе марксизма.
Действительно, часто историки критикуют вульгарный советский марксизм, необоснованно отождествляя его с, собственно, марксизмом.
Я лично, как и многие историки-теоретики, не вижу развитие исторической науки без теории общественно-экономических формаций. Соглашусь со словами Ф. Энгельса о том, что Маркс своей теорией превратил историю в науку, как в свое время Дарвин превратил своей теорией биологию в науку.
Правила форума
Нет рабства более позорного, чем рабство добровольное. Сенека.

Оффлайн Born

  • Модератор
  • Оратор форума
  • *********
  • Сообщений: 10 317
  • Репутация: +508/-461
Вот, последнее время, развелось большое количество инфоцыган от науки и разных там футурологов - которых кроме как футуролухами назвать трудно. Однако, эти блаженные мужи выпускают книги, возглавляют "институты" и "фонды"( количество работающих в этих почтенных организациях, один человек). Ведут блоги на ю-тубе, с довольно большим количеством просмотров и даже мелькают на радио и телевидение. Итак, видео этих несомненно научнейших мужей. убелённых сединами и лаврами всех наук в студию!


Некто Сергей Борисович Переслегин собственной персоной. Автор трудов "научных" а также низкопробной фантастики и прочей лабуды."Эксперт" во всех науках и не науках.




Михаил Леонидович Хазин - "независимый экономист" Автор книги, в которой пророчит уже 20 лет США всеми карами экономическими и полным крахом.
Ваша свобода заканчивается там,где начинается моя.

Оффлайн Vivekkk

  • Администратор
  • Почётный Афтар
  • *********
  • Сообщений: 8 615
  • Репутация: +13/-0
Думаю, дело в деньгах )))
Правила форума
Нет рабства более позорного, чем рабство добровольное. Сенека.

Оффлайн Shiva

  • Модератор
  • Почётный Афтар
  • *********
  • Сообщений: 8 581
  • Репутация: +378/-426
 Да, есть такой подход - когда не понятно из-за чего сделано то или иное - предполагай, что из-за денег и, как минимум, в 90% не ошибешься.
Всё бы ничего, если б не конечно, а то, не приведи чего зря - вот тебе и пожалуйста.

Оффлайн Vivekkk

  • Администратор
  • Почётный Афтар
  • *********
  • Сообщений: 8 615
  • Репутация: +13/-0
Практика - критерий истины, но и головой тоже надо предварительно думать. Есть научные методы проверки утверждений.
А все эти фрики (типа Петрика) просто эксплуатируют невежество депутатов, чиновников, обычных людей, прикрываясь фальшивыми или купленными званиями, степенями, тем самым, нанося вред России.
Скотство это.
Правила форума
Нет рабства более позорного, чем рабство добровольное. Сенека.

Оффлайн Born

  • Модератор
  • Оратор форума
  • *********
  • Сообщений: 10 317
  • Репутация: +508/-461
Вопрос, только в том, кто платит за этот "информационный мусор"? Если это официальные государственные структуры. то непонятео, проверяющие и ревизоры бюджетных средств не привлекли к ответственности за бессмысленное расходование денег? Если это чистые грантососы западных фондов, то почему у них ярлык не наклеен? Хотя, это не грантососы, потому что несут эти типы какую-то "патриотическую" лабуду в духе " у нас всё ОК, а запад неизбежно загнётся сам-собой". Про частные пожертвования говорить не приходится, тут помочь может только карета скорой психиатрической помощи. Есть ещё парочка подобных фриковатых типов. Например, некто "политический консультант" Лев Ремович Вершинин. Прошу любить и жаловать. Из испанского далека, этот одесский прохиндей "консультирует" каких -то уже совсем безумных о "политических рисках".


Ваша свобода заканчивается там,где начинается моя.