Как пишется эссе - ПОСТТРАДИЦИОНАЛИЗМ

[Владимир Владимирович]

далее

Но не физикой или биологией прославилось православие в последние десятилетия.  Царица наук – история.  В физике и биологии мало кто разбирается, и совсем немного людей считают себя знатоками этих наук, даже если ничего не читали, кроме школьного учебника.  А вот в истории все считают себя специалистами.  И православные публицисты сварганили ужасный винегрет из теории заговора, бабьих басен, теологических легенд и собственных комплексов, которые проясняют происхождение многих «исторических открытий» современных православных публицистов.  Их творчество (равно как и значительная часть перестроечных и постперестроечных «исторических трудов») мало что даст в изучении прошлого, но зато послужит неисчерпаемым источником информации будущим историкам-психиатрам в изучении истории постсоветской России.  Конечно, никакое прошлое никого ничему не учит, и думать иначе было бы классицистически наивно, но важность изучения истории для правящих элит и мало-мальски образованных людей самоочевидна.  Изучение прошлого дает ответ на вопрос: а как сформировалось то настоящее, которое нас окружает.  Знаток истории не может прибегнуть к универсальной отговорке верующего: «мы не можем знать этого».  Это удар по агностицизму.  Марксистская концепция истории была по своему логична и целостна (причем не бездумно тотальна, а очень гибка и – посредством диаклектического подхода – давала возможность переориентации в меняющихся условиях).  На Западе было и есть множество исторических концепций и схем, но в целом со времен Просвещения западная историческая наука разочаровалась в возможности построения стройных систем.  Современный западный историк занят, прежде всего, собиранием фактов и идет от фактов к теориям, но никак не наоборот.  Тоска по марксистской стройности исторического процесса проявляется… да, да, в попытках создать столь же стройную православно-идеологическую систему истории.  Очередная зависть самой безуспешной идеологии к самой на наших российских просторах успешной.  Разумеется, эти попытки абсолютно бесплодны.  Они не дают даже объективно-идеалистической картины общественных отношений и очень быстро скатываются в субъективный идеализм и даже солипсизм, что выражается в неизменном присутствии в любом православном «учебнике» истории намеков и открытой презентации теорий заговора.  Иногда теории заговора существуют разрозненно, иногда они сливаются в единый клубок, где уже не отличить личные страхи создателя теорий от расхожих заблуждений.  Теория заговора – отдельное большое явление в историографии, и она потребовала бы специального многостраничного исследования, но ответ на вопрос: а почему возникают теории заговоров и почему именно православная историография больше всего от них страдает? – достаточно прост.  Причем как раз в сравнении с марксизмом.  Этот последний был идеологией борющегося класса/партии/группы, которые были настроены на победу и, надо сказать, ее добились.  Это был взгляд вперед, замысел прогресса, апология развития и гуманистического (раз уж никто не даст нам избавленья, только собственная рука!) видения мира.  Православная идеология (особенно в последние десятилетия) – это не просто реакция, это нескончаемый скулеж проигравших на исторических путях, это апология нелепых правителей, ошибочной политики, проигранных войн, утерянных привилегий, конфискованных земель – в общем, один сплошной перечень исторических поражений.  Лишенные методологической способности к подлинно научному анализу причин и следствий исторических событий, православные горе-историки неизбежно будут интерпретировать любое общественное развитие, как чей-то тотальный заговор, оказавшийся успешным, а потенциально всесильные сущности (божество, нация, церковь) у них неизменно оказываются беспомощными.  Подчас это граничит с примитивным манихейством.  Насколько далеки от реального научного анализа потуги религиозных историков в целом, видно на следующем примере: попробуйте спросить исламского историка – почему аллах помогал в первой мировой войне не правоверной Турции, а ее заклятым врагам?  Да, менее всего мировая история похожа на водительство некого сверхразума.  Но теория заговора – единственный яркий, живой компонент православной историософии.  Все остальное – унылое пространство пересказывания небылиц и вздорных слухов, полное пренебрежение исторической критикой в угоду провозглашения определенных принципов.  В общем, православным историкам не позавидуешь.  Легко описать подвиг советского народа в борьбе с фашизмом.  А попробуйте проделать тот же фокус на материале первой мировой?  Как это не смешно, православных публицистов нередко заносит в самое примитивное язычество (а как иначе оценить утверждения о национальном характере православия в России?)  Сам по себе факт наличия, помимо православно-святой (допустим) Руси и примитивных инородцев, целых цивилизаций, более далеких или более близких российской, рушит псевдоеврейскую концепцию «избранности».  Если Византия была на определенном отрезке своей истории сверхдержавой, то Россия стала сверхдержавой уже в обойме СССР и исключительно благодаря безбожному «жидокоммунизму» (ведь совершенно невозможно допустить, чтобы православное самодержавие, которое необоснованно считается официальной идеологией дореволюционной России (на самом деле никакой идеологии не было тогда вообще), вызывало бы аналогичный энтузиазм на всем пространстве от революционных каудильо Латинской Америки до интеллектуалов Европы).  Но то был коммунизм с его юностью и радостью, а православие набивается стать идеологией «доживания» (этим термином собакозащитники именуют последние месяцы существования старой и больной собаки).

[Anonymous]

Молодцов

Государственные трансформации типа «Киевская Русь - Московская Русь – Российская империя – СССР – РФ» сами по себе несущественны с чисто патриотической точки зрения, так как при этом не исчезает историческая преемственность одного и того же Отечества.

Россия -это отечество для русских
А СССР государство созданное на территории России
И не государство русского народа, а государство рабочих и крестьян
Поэтому невозможно быть патриотом России и СССР одновременно

[Владимир Владимирович]

В желании синтезировать все ненавидящие друг друга патриотизмы прошлого нет ничего противоестественного.  Тем же самым занимались французы весь XIX век (помните у Виктора Гюго - Меч Маренго и Меч Фонтане?)  Только я подозреваю, что в данный момент нам придется еще один "патриотизм" завести.

[Владимир Владимирович]

далее:

Нет надобности перечислять все навязчивые мнения и глупости, которыми православные «историки» пытаются разукрасить историю.  Вот один пример: с пониманием истории по православному (равно, как и по инославному)  связана проблема признаваемости.  Здесь дело вот в чем.  Христианские публицисты очень любят часами рассуждать на тему того «огромного вклада», который «внесла церковь» в развитие цивилизации в прошлом, и вообще, до I века н.э. мы, по всей фоменкологической видимости, сидели еще на ветках.  Да и современный мир они, при случае, не прочь приватизировать.  Однако, при ближайшем рассмотрении, на текущий момент православных в мире, по самым оптимистическим расчетам, - не более 100-120 миллионов человек (т.е. 1,5% населения Земли).  При этом, они населяют отнюдь не самые развитые и влиятельные страны, а даже в эпоху расцвета Византии удельный вес православных в мировом населении никогда не превышал 7%.  Правда, публицист (историком, само собой, его назвать нельзя) попробует отбрехаться тем, что есть еще другие христиане (в 1900 удельный вес христиан доходил до 34% мирового населения).  Однако, тогда ему придется признать определенное равноправие всех христианских конфессий, начиная с «поганого католицизма».  Ведь тот же православный публицист только что утверждал, что все иные церкви – это не церкви, а предательства и отступничества.  Поэтому говорить о влиянии православной церкви на историю США посредством роли методистской церкви – верх бессмыслицы. (Здесь очевидна дискретность – в стиле средневековой схоластики – любой религиозной методологии: она может приходить к определенным выводам только в рамках соответствующей темы, и не может использовать эти же полученные выводы уже в иных темах; т.е. религиозный анализ фактов заведомо проигрывает научному, где таких барьеров практически нет).  И если на протяжении всей истории православия оно обреталось в среде нескольких процентов населения Земли, то эту ситуацию можно трактовать с богословской т.з. лишь как цепь предательств (модная в богословии XIX века концепция утверждала даже, что первобытные люди были сплошь монотеистами (хорошо хоть, что не сплошь православными!) и лишь потом началось «отступничество»), и уже одно это не позволяет говорить о всеобщем влиянии церковной организации на историю человечества.  Прибавьте сюда тот факт, что единственно истинными религиозными организациями считают себя все (без исключения, а иначе это выглядело бы нонсенсом) религиозные организации, и отбрехач: «это наша национальная традиция» (вообще-то национальная традиция восточных славян осталась в дохристианской Руси), тянет на язычество в стиле туземцев бананового острова.  Там тоже туземцы были уверены, что их боги всем управляют, пока на горизонте не появились паруса невиданных кораблей, и веселые колонизаторы не поработили землю обиженных богов.  А догмат богоруководительства и непогрешимости религиозной организации довершает общую картину невменяемости религиозного сознания.  Верующий может признавать все гадости и мерзости, творящиеся его религиозной организацией, но тут же оговаривается, что она возглавляется самим его божеством, а поэтому критиковать его нельзя и ее - тоже.  На практике это выглядит довольно туповато.  Например, в 1999 году Кураев, откликаясь на педерастические скандалы в РПЦ - http://kuraev.ru/index.php?option=com_c ... &Itemid=38, почему-то обвинил во всем произошедшем японских самураев и греческих богов с Олимпа (!)  Ну не мог же он, в самом деле, обвинить руководство РПЦ во главе с Иисусом Иосифовичем Христосом?

[Владимир Владимирович]

далее

История хороша тем, что случилась давно, зачастую следов в современности не оставила, и здесь можно заниматься безопасным систематическим враньем (по методике абстрактных живописцев: а я так вижу!)  Другая, совсем безнадежная задача – натянуть рваный презерватив религиозной веры на нашу угловатую современность: этика, эстетика и прочие сферы повседневной жизни.  Верующие делятся на «либералов» и «консерваторов», отличие которых друг от друга состоит в том, что «консерваторы» стремятся подражать давно отжившим формам общества и человеческих отношений (при этом зачастую выдуманным самими консерваторами, но, в общем и целом, отличающимся от окружающей среды, что дает «консерваторам» некий тщеславный флер состояния «не от мира сего», раз не от мира сего, то какой с него спрос? - это, как мы помним, главная задача религиозного сознания), а «либералы» настаивают на том, что все, что не появляется на свете, уже давно предсказано и санкционировано ни кем иным как их любимой религиозной организацией, и без нее ни пароходы бы ни ходили, ни люди бы детей не рожали.  Скажем так, если рабство отменено, религиозники до небес возносят свою религиозную философию, которая дала людям свободу, а если рабство не отменено, те же самые личности заверяют нас, что религия испокон веков стояла на страже частной собственности.  О религиозном понимании свободы надо упомянуть особо (в том-то и дело, что оно значительно отличается от обычного человеческого ее понимания).  Все религии наперебой уверяют нас, что именно они дали человечеству эту ценность, а без них… и т.д.  Впрочем, понимание там очень специфическое.  Все религии отдают себе отчет в том, что свобода – это свобода.  Человек вправе их принимать, а вправе не принимать (кошмарный сон!)  Поэтому была выдумана сложная конструкция, напоминающая оруэлловский слоган «свобода – это рабство».  Например, вам очень не хочется производить некое действие, не имеющее никакого смысла и не дающее вам ничего.  С т.з. религии вы должны «свободно» сделать то, что вам не нравится и ничего не дает, да еще и «полюбить» процесс деланья того, что не нравится.  Напоминает это какую-то разновидность мазохизма, что неудивительно, ведь религии изначально создавались именно садомазохистами: нормальному человеку в голову такое бы не пришло.  Все религии согласны в том, что некогда сотворенный божеством человек (по образу и подобию божию, то есть божество антропоморфно) воспользовался свободой для непослушания.  Выходит, свобода – это проблема, которую надо решать.  Ведь следствием «грехопадения» (непослушания) стали все беды, обрушившиеся на человечество, включая войны, нападения диких дверей, эпидемии и землетрясения.  Но допустим, это правда.  Мы можем говорить о злой воле нападающих на некую страну неприятелей (у религиозного человека в войнах всегда виноваты «враги», и он ведет себя как первоклассница на переменке: аооооооннннннааааа первааааааая началаааааааааа!), но чей злой умысел в нападении на охотника хищного зверя или землетрясении?  Последнее уж совсем патологически выглядит, ведь, согласно, православной (и инославной тоже) физике, природа управляется божеством (ведь нельзя сказать, что магма при извержении вулкана свободно «решила» выйти из кратера?)  Из этого следует, что погибший в буре моряк уничтожен любящим его боженькой (а кем же еще?)  Верующие возражают на это, что «все люди грешны», что в райском состоянии даже хищники питались травой (отбрехач в кармическо-веганском стиле, тем более негодный, что растения – тоже живые существа, и если уж жалеть, то все и сразу), а получается опять садомазохизм («бьет, значит, любит!»)
Между прочим, к смерти верующие относятся вполне атеистически: они ни в какую не хотят умирать.  Какие бы райские кущи не обещала бы им религиозная теория, на практике (кроме единиц неадекватов, почитающихся за святых) ни один верующий не желает умирать, считает это самой страшной трагедией, и окружающие с ним вполне согласны.  Т.е. налицо обычный для всех людей страх смерти.  Вот на этом примере видно, как беспомощна религия в столкновении с реальностью.  Есть факт смерти, и с ним даже самая правильная религиозная организация ничего поделать не может.  А ее попытки интерпретировать факт в своих религиозных интересах (как в бородатом анекдоте: «спасется только рабочий класс и трудовое крестьянство!»), даже самих верующих не убеждает.  Проблема теодицеи (богооправдания всего происходящего) не была решена ни до Лейбница, ни после него.  Лейбниц, похоже, был «пофигистом», т.е. одобрял заранее все, что управляющий миром боженька не учудит (это высмеял впоследствии Вольтер), другие верующие все, что им не нравится («добро – это когда мы у соседнего племени баранов угнали, а зло – это когда они – у нас»), отдают специально придуманному по этому случаю сатане, который в итоге правит бал, а боженька сидит со страдающим верующим в подполье и строит заговор по разрушению нового мирового порядка, третьи, как уже говорилось выше, страдают садомазохизмом (Леонтьев и Достоевский, при всех отличиях, в их числе) – и все это только из нежелания назначать все сотворившего за все ответственным (по образу и подобию своему).

[Anonymous]

Собственно патриотизм это простая вещь
Это значит работать за небольшие деньги на правительство

[Владимир Владимирович]

Значит, для патриотизма нужны, как минимум, правительство и потребность в дешевом труде?

Нет, это эмоциональная реакция на собственные неудачи.

[Anonymous]

Все хотели бы платить меньше
Поэтому "потребность в дешевом труде" есть просто разумная экономическая политика

гражданину по молчанию должно быть выгодно жить в стране, выгоден ее успех
Собственно так же как работнику фирмы, выгодно процветания фирмы
Если же человека начинают призывать делать что то "ради фирмы"
Значит хотят что бы он делал бесплатно (дешевле)
Если такие призывы очень интенсивны, значит за ними стоит организационный центр, а именно -топ-менеджеры.

[Владимир Владимирович]

Вы смотрите на мир, как турист на залитую солнцем лужайку.

У патриота совсем иной взгляд (выгодно, не выгодно - это из другой оперы).  Мир патриота трагичен.  Он (патриот) всегда страдает, всегда предан, всегда против него (патриота) составлен заговор и т.д.  Если спросить патриота: как живет страна? он всегда ответит - плохо.  Причем, это совершенно вне зависимости от реальности и конкретики страны.  Из интереса - походите по форумам патриотов, любых, хоть русских, хоть украинских, американских, французских, грузинских, сербских, израильских, индийских, хоть папуановогвинейских.  Все похожи как матрешки.  Все в один голос говорят, что их родина вот-вот погибнет.  Трагизм - не просто признак патриотизма, а его непременное условие.

[Владимир Владимирович]

далее

Но отмахнувшись от заумных неправославных физик и историй, которые понятны только педантам, православная публицистика обращается к своей коренной «сфере влияния» - к смыслу жизни.  Тут-то они дадут сто очков любому безбожнику!  Ведь у них есть смысл, а у безбожника – нет.  Автору этих строк приходилось вести с верующими совершенно однотипные диалоги на эту тему.  Обычно все начинается с того, что верующие декларативно уверяют нас, будто религия, вера делает человека честнее, лучше, законопослушнее, многодетнее и т.д. и т.п.  В ответ на это приводим примеры: разве верующий бандит перестал резать людей или верующая проститутка ушла в монастырь?  Кивание на «советский опыт» целомудрия и законопослушности опять выдает в верующих черную зависть к советской идеологии и ничего не объясняет.  Средний верующий ничуть не лучше среднего атеиста.  На это нам верующий возражает, что очень хорошо, что братки и проститутки стали православными братками и православными проститутками.  Стоп! – говорим мы, а ведь вы чуть выше обещали, что православизация улучшит население.  А где это улучшение?  Этот последний вопрос, как правило, остается без ответа.  По той же банальной причине: для попов и их приспешников важно не улучшение населения, а как бы избежать ответственности, если начнут с них спрашивать.  Вот, что дает человеку православие.  И попу, откровенно говоря, гораздо важнее, чтобы буржуй «из чувств верующего» подарил мерседес, чем то, заплатил ли буржуй зарплату рабочим.  Мне помнится, питерский «православный политик» Мусаков с упоением называл работу в условиях невыплат зарплат богоугодной формой «юродства».  Декларируя смысл христианства в свободе личности, попы только тем и заняты, чтобы эту личность поставить под свой контроль.  С православным патриотом разговор начинается со свободы, как смысла христианства (не то что какие-то рабы-муслимы!), а заканчивается констатацией, что никакой свободы допускать нельзя, потому что кругом одни сплошные враги, а поэтому надо предоставить половые органы всего населения в распоряжение православного патриота, потому что только он должен решать вопросы рождаемости и «морального обеспечения» этого процесса (т.е. брачности).  Именно с разведением рогатого скота ассоциируются религиозные представления о браке: прочли молитву над парой скота, покрыл бык корову – вот и весь патриотизм! – чем больше стадо, тем лучше.  А свобода?  Агент врага в православном тылу.  И эти люди еще обвиняют материалистов в «недуховности».  Смысл жизни по-православному, таким образом, сводится к послушанию попу, а все остальное не так уж важно.  Это даже, если оставить в стороне высокие материи религиозной аксиологии, которая, на проверку, сводится к тому, что «добро» и «зло» определяет бог: что он назовет «добром», то и есть добро.  Во всяком случае, гуманизмом здесь и не пахнет.  При этом попы могут в одной фразе открещиваться от «атеистического гуманизма» и тут же провозглашать, что гуманизм – это лишь сожительство с их божком.  Странный какой-то гуманизм.
Сожительство с богом (очень хорошее и раскрывающее сущность определение религии) существенно повлияло на эстетику религий.  Монотеизм неизбежно приводит (в зороастризме это еще слабо ощущалось) к поиску одиноким божеством себе «невесты» внизу – т.е. среди сотворенного им населения.  Этот вывод религиоведы сделали давным-давно (см. «Мифы народов мира»), но окончательно подтверждается это только на практике.  Православие предстает миру в образе бородатого, толстого и пугливого существа, которое именуется уменьшительно-ласкательным женоподобным (хотя, нет, бабоподобным) термином «батюшка».  И это существо (мужчиной его не назовешь) уверено, что все человечество – аналогично ему, и точно также ни о чем другом и не мечтает, только бы вечно существовать в каком-то параллельном мире (разумеется, под вечным контролем попа-трансвестита).  Жесткая конкуренция религиозных организаций с магами, колдунами, экстрасенсами и проч. понятна: они борются за одну и ту же относительно небольшую аудиторию.  Столь же понятна неприязнь религиозных организаций к гомосексуалистам (особенно на фоне рекламируемой любви к сверхъестественному существу мужского пола).  Вот вам и национальная идея в православном исполнении.  Сознательно культивируя аналогичные представления и эстетические ценности, православие извращает мужественность, превращая ее (в соответствии со своей тягой к садомазохизму) в болезненное страдание как смысл жизни.  Впрочем, женщины в православной эстетике тоже должны страдать, а потому перенесение страданий нельзя считать главной православно-мужской добродетелью.