Удивительно, но факт: история страданий и смерти Иисуса является самым "сильным" местом для верующих во всех Евангелиях. Но суть в том, что вся эта история так пестрит откровенными противоречиями и несуразностями, что только остается удивляться, как думающие люди до сих пор могут вдохновляться всем этим бессмысленным и смешным в своей нелепости эпизодом. Судите сами.
История начинается въездом И.Х. в Иерусалим. Это не просто прибытие очередного путешественника, но триумфальное шествие истинного иудейского царя:
Мк. 11:8-10[/url]"]Многие же постилали одежды свои по дороге; а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге. И предшествовавшие и сопровождавшие восклицали: осанна! благословен Грядущий во имя Господне! благословенно грядущее во имя Господа царство отца нашего Давида! осанна в вышних!
Весь иудейский народ любит Иисуса, признает его, и только "первосвященники и книжники" (аристократия и буржуазия) по совершенно естественным причинам относятся к нему крайне враждебно: И.Х., опираясь на широкую поддержку масс, ведет себя нагло - выгоняет торговцев и менял из цитадели иудейства - из Храма. А ведь известно, что торговля и ростовщичество - конек евреев с незапамятных времен, и все это происходило традиционно в центрах цивилизованной иудейской жизни - в храмах, ибо священники совмещали в своих руках духовную власть и финансовые потоки. Поэтому то, что иудейские священники, мягко говоря, недолюбливают И.Х. вполне понятно - кто-то покушается на их исконное право власти.
Все это, однако, не может быть правдой ни в каком случае. Во-первых, такое поведение неизбежно вызвало бы общественную сенсацию. И.Флавий, скурпулезно фиксирующий каждое незначительное событие, обязательно обратил бы на это внимание, однако он чудесным образом оставляет это без внимания. Одно это заставляет усомниться в правдивости евангелической картины событий. Второе - никакие пролетарские элементы (ни ессеи, ни зелоты - рабы, люмпен-пролетариат, рабочие и ремесленники и радикалы-террористы) не были в Иерусалиме настолько сильны, чтобы без существенных потерь организовать такое событие, как полновластное хозяйничание И.Х. в храме. Это нонсенс. Любое более-менее радикальное движение в Иерусалиме всегда мощно подавлялось силами саддукеев и фарисеев (эти политические группы объединяют светскую аристократию, военных, буржуазию и духовенство), в руках у которых находились все рычали силового воздействия. Чтобы сделать то, что сделал И.Х., ему для начала надо было одержать победу в уличных столкновениях, которые неизбежно были бы вызваны тем пристальным вниманием, которое оказывали ему пролетарии. Такие столкновения для того времени были вполне обычны.
Итак, въезд в Иерусалим Иисуса отличается тем важным обстоятельством, что население встречает его как носителя «царства отца нашего Давида». Это говорит о том, что Иисус воспринимается народом прежде всего (если не единственно) как реставратора независимости иудейского государства, а это, в свою очередь, значит, что Иисус заявлен как противник не просто иудейской правящей элиты, но и как противник самого Рима, в подчинении которого в то время находилась Иудея. И, по-видимому, именно здесь скрывается одно из тех исторических зерен, которые потом обросли огромным массивом вымысла.
Далее по преданию следует суд синедриона. Надо сказать, что суд этот престранный: он собирается немедленно после ареста обвиняемого, да еще и не в здании суда, а во дворе первосвященника. На этом суде выступают лжесвидетели, которые, несмотря на то, что Иисус никак не реагирует на их обвинения и на то, то они не подвергаются перекрестному допросу, чудесным образом не могут сказать ничего, что могло бы помочь синедриону осудить Иисуса. В конце концов, Иисус обвиняет сам себя, признает, что он мессия [Мк. 14:55-64]. Неизвестно, для чего же тогда нужны были лжесвидетели, если они оказываются совершенно бесполезными. Единственное разумное объяснение: лжесвидетели - это наивный вымысел, ложь, призванная очернить иудеев, показать все их коварство и злобу.
Тут же, непосредственно выносится смертный приговор, что было грубейшим нарушением судебных норм того времени, которые иудеи соблюдали очень тщательно: сейчас же произносился только оправдательный приговор; осудить суд мог только на следующий день после разбора дела.
Но интересно другое: «Ужа за сорок лет до разрушения Иерусалима у Израиля отнято было право суда над жизнью и смертью» [Сангедрин, цит. по Каутский К. Происхождение христианства: Пер. с нем. – М.: Политиздат, 1990. С. 370]. В любом случае, даже если синедрион мог выносить смертный приговор, он по-любому должен был получить на казнь санкцию прокуратора. Это отражено в том, что по окончании процесса синедрион не казнит Иисуса, а передает его руки Пилата для суда по совершенно другому обвинению: заговор против римлян, состоящий в том, что Иисус хотел стать иудейским царем и, следовательно, освободить Иудею из-под римской власти. Стоит задуматься: синедрион (правящая элита, которая по логике вещей должна стремиться к освобождению от власти римских завоевателей) подбрасывает Пилату обвинение Иисуса в том, что тот хочет того же, что и сам синедрион.
Далее следует суд Пилата:
Мк. 15:1-14[/url]"]Немедленно поутру первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион составили совещание и, связав Иисуса, отвели и предали Пилату. Пилат спросил Его: Ты Царь Иудейский? Он же сказал ему в ответ: ты говоришь. И первосвященники обвиняли Его во многом. Пилат же опять спросил Его: Ты ничего не отвечаешь? видишь, как много против Тебя обвинений. Но Иисус и на это ничего не отвечал, так что Пилат дивился. На всякий же праздник отпускал он им одного узника, о котором просили. Тогда был в узах некто, по имени Варавва, со своими сообщниками, которые во время мятежа сделали убийство. И народ начал кричать и просить Пилата о том, что он всегда делал для них.
9 Он сказал им в ответ: хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского? Ибо знал, что первосвященники предали Его из зависти. Но первосвященники возбудили народ просить, чтобы отпустил им лучше Варавву. Пилат, отвечая, опять сказал им: что же хотите, чтобы я сделал с Тем, Которого вы называете Царем Иудейским? Они опять закричали: распни Его. Пилат сказал им: какое же зло сделал Он? Но они еще сильнее закричали: распни Его. Тогда Пилат, желая сделать угодное народу, отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие
Матфей дает несколько иную картину событий. У него Пилат умывает руки и дистанцируется от смертного приговора:
Мф. 27:24[/url]"]Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы
В конце концов, Лука вообще обходит молчанием факт того, что Иисуса судил синедрион. У Луки он только доносчик перед Пилатом.
Лк, 23-1:5[/url]"]И поднялось все множество их, и повели Его к Пилату, и начали обвинять Его, говоря: мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем. Пилат спросил Его: Ты Царь Иудейский? Он сказал ему в ответ: ты говоришь. Пилат сказал первосвященникам и народу: я не нахожу никакой вины в этом человеке. Но они настаивали, говоря, что Он возмущает народ, уча по всей Иудее, начиная от Галилеи до сего места
Лука подходит, таким образом, ближе всего к исторической реальности: у него Иисус прямо обвиняется в государственной измене и не отрицает своей вины. На вопрос Пилата о том, действительно ли он царь иудейский и борец за независимость иудейского народа, Иисус отвечает: «Ты говоришь это». Иоанн осознает, насколько неудобен этот последний остаток иудейского патриотизма, и поэтому изменяет слова Иисуса: «Царство Мое не от мира сего: если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня». Поскольку Евангелие от Иоанна является наиболее поздним из четырех, оно демонстрирует, как долго колебались евангелисты перед тем, как окончательно изменить первоначальный «состав преступления» Иисуса.
Пилат был в полном праве казнить Иисуса как изменника, противника римской власти – это его прямая обязанность. Следовательно, он исполнил бы это, не моргнув глазом. Но уж кто-кто, а иудейская толпа не имела ровно никаких оснований для ненависти к человеку, который призывал к освобождению от власти чужаков-римлям и к тому, чтобы не платить податей кесарю. Действия Иисуса ближе всего к зелотизму, который призывал к освобождению и был доминирующим течением в иудейских массах. Отсюда прямо и логично следует, что народ Иудеи должен был испытывать к Иисусу глубокую симпатию и считать его своим лидером, а Пилат, напротив, не должен был сомневаться ни секунды перед тем, как осудить Иисуса.
Чудесным образом в Евангелиях все наоборот: несмотря на то, что Иисус сам признает свою вину, Пилат ее в упор не видит, постоянно повторяя, что обвиняемый на самом деле невиновен и спрашивая, что он сделал злого. Один этот факт может показаться странным, но еще более странным кажется то обстоятельство, что Пилат, считая Иисуса невиновным, не отпускает его. Могло быть так, что прокуратор находил дело слишком запутанным для самостоятельного суда и тогда отправлял в Рим на суд императора. Такие случаи имели место. Но возможно ли, чтобы прокуратор, римский патриций, представитель власти богоподобного императора Тиберия, господин над жизнью и смертью, который даже не считает дело сложным, а убежден, что обвиняемый невиновен, спрашивает разрешения у толпы оборванцев, плебеев, собравшихся у здания суда, чтобы те позволили ему оправдать невиновного, а когда те не соглашаются – умывает руки? С полным правом можно сказать, что такого просто не могло быть.
В том, что этого не могло быть, можно еще больше убедиться, если вспомнить личность исторического Пилата. Известно, что Пилат был человеком непреклонным и жестоким. В письме к Филону Александрийскому Агриппа I обвиняет Пилата в “лихоимстве, хищениях, насильственных действиях, злоупотреблениях, оскорбительном обращении, непрерывных казнях без всякого суда (Sic!), бесконечных и невыносимых жестокостях» [Агриппа I, цит. по Каутский К. Происхождение христианства: Пер. с нем. – М.: Политиздат, 1990. С. 372]. В конце концов, жестокость и зверства Пилата обратили на себя внимание центральной римской власти и заставили отозвать его с поста прокуратора Иудеи в 36 г. И этот монстр проявляет чудеса сострадания к какому-то очередному бродяге, а ведь такие, как Иисус, ходили в то время косяками, и все эти косяки проходили через чуткие руки Пилата, направлявшего на казнь чуть ли не каждого, кто давал хоть малейший повод для обвинения.
Даже необразованные евангелисты, проморгавшие ряд вопиющих, невозможных противоречий, смутно почувствовали, что для таких, мягко говоря, нетипичных действий прокуратора надо ввести некий предлог, который сделает историю более достоверной. Этот предлог – праздник Пасхи, в честь которого прокуратор по собственной доброй воле (Sic!) якобы мог отпустить по просьбе народа одного осужденного. И когда он предлагает толпе отпустить Иисуса, та отвергает его предложение и требует: «...нет, отпусти нам лучше разбойника Варраву».
Тут странным является тот факт, что о такой юридической практике сообщают только Евангелия. Такая практика находится в прямом противоречии с учреждениями римского права, которые не давали прокуратору чрезвычайные полномочия помилования виновного и осужденного. Кроме того, находится в вопиющем противоречии со всей исторической юридической практикой то обстоятельство, что право помилования предоставляется не коллегии специалистов, а просто собравшейся толпе. Римское право – классическая основа всей современной юридической системы, и такие вопиющие нарушения юридических принципов просто немыслимо.
Но дело доходит до смешного: даже если предположить, что иудейская толпа чудесным образом имеет права помилования, это никакого отношения к делу не имеет. Функция Понтия Пилата заключается в том, чтобы решить, виновен ли Иисус в государственной из
