Вера или идеология? Христианские идеалы, навязанные пропагандой, будут лишены внутренней жизненной силы
--------------------------------------------------------------------------------
Христианские идеалы, навязанные пропагандой, будут лишены внутренней жизненной силы, став атрибутами "православного" атеизма. На протяжении всего постсоветского времени в отношениях между церковным обществом и миром наблюдается некоторое встречное движение, которое представляет реальную угрозу тому делу, к которому призвана Церковь. Имеется в виду насущная для утратившего прежние ориентиры общества потребность в "новой государственной идеологии".
Идеология – это система идей и взглядов, направленная на поддержание определенного порядка в обществе.
Человеку трудно без каких-либо общепризнанных ценностей. Педагогам нужны твердые идеалы для воспитания нового поколения. Политическим партиям хотелось бы иметь безотказное идейное оружие. Государство не может справиться с обществом без мощной самоорганизующей силы. В поле таких поисков все чаще оказывается Православная Церковь. Пройдя через жесточайшие гонения и бури века, Церковь не только сохранилась, но еще более утвердила свой авторитет.
На фоне всевозможных идейных метаний незыблемыми остались только христианские ценности. То, что казалось многим "изжитым" и "несовременным", обернулось знаком вечности и абсолюта.
К Церкви обернулись взоры и надежды множества людей. Такой авторитет и влияние Церкви мир не прочь прибрать к рукам. При этом "убивается два зайца". С одной стороны, есть шанс воспользоваться мощной общественной силой, которую можно приложить к своим мирским задачам, а с другой - саму эту силу можно "обезопасить" в духовном плане, принизив ее до уровня прикладного орудия по решению земных задач. Еще недавно полустыдливые и неопределенные позывы Церкви и государства к некой новой симфонии ныне обрели уже вполне явные и осязаемые формы.
Только внутрицерковное "смешение языков" помешало соорудить вавилонскую башню в виде совершенно безыдейной, но крайне идеологизированной "христианской" партии, единственным объединяющим принципом которой должно было бы стать страстное желание подстелиться под власть, дать ей что-то вроде религиозного благословения на нынешние и будущие труды.
Из той же коллекции и вполне бредовая идея о теологическом образовании для неверующего в своей массе контингента. Думается, что это только первые ласточки сюрпризов нового "средневековья". Действительно, почему бы и нет? Если переход от имперской симфонии к коммунистической еще мог поразить своей новизной, то нынешний переход к симфонии либеральной уже вполне "естественен" и реален. Труден только первый шаг. Если же торг уже начался, то весь стыд пусть окупится по крайней мере выгодностью сделки. Видимо, этот зуд "не упустить шанс" и одолевает не только идейно бесчувственные круги общества, но и народ церковный. В самой Церкви наблюдается заметное стремление ответить на "запрос времени". Этому способствует ряд факторов.
Церковь наполнилась неофитами, людьми новоначальными, многие из которых, пусть даже помимо своей воли, находятся в плену еще не изжитого идеологического мышления. Недостаточно вникнув в существо христианской веры, они с прежним комсомольским задором пытаются внедрять те приемы пропаганды и агитации, которые сызмальства прививались господствовавшей еще недавно лжерелигией. Многие из таких людей - это бывшие идеологические работники и учителя. Их организаторские и педагогические способности востребованы Церковью и для воскресных школ, и для катехизаторской работы. Обычно такие люди очень быстро оказываются на первых ролях и, как бы даже укрепленные в своей правоте, вовсю вливают "новое вино" христианства в "ветхие мехи" привычной для них идеологии.
Такое явление опасно даже на методологическом уровне, о чем будет еще сказано. А ведь нередко происходит даже смешение идей, в результате чего рождаются чудовищные мутанты крайне политизированного мышления с претензией на православность, в которых нераздельно сплетаются и коммунизм, и монархизм, и даже фашизм.
Здесь не последнюю роль играют и разного рода дельцы, которые готовы паразитировать на любых идеях, делать на них карьеру или деньги. Они перебросились в церковную среду, когда Церковь перестала быть гонимой. Теперь им этого мало, хочется, чтобы используемая идея стала как можно более господствующей, "привилегированной", тогда и они автоматически взлетят на более высокую ступень общественной иерархии. Но дело не только в этих безусловно негативных факторах. Многие достаточно сознательные христиане нередко склоняются к мысли, что союз с государством позволит эффективнее вести христианскую проповедь, перед их взором открывается "зеленая улица", по которой православие победно шествует к триумфальной победе над миром.
Такие мечтания подогреваются и, казалось бы, положительными примерами из истории: что-то похожее было и в Византийской империи, и в дореволюционной России. Но такие примеры убедительны только на первый взгляд.
Вглядываясь в прошлое, нельзя не признать, что та Россия, "которую мы потеряли", была потеряна главным образом именно по причине нездорового идейного состояния общества. Идеология, кратко выраженная формулой "самодержавие, православие, народность", дала сокрушительную трещину, а самые мощные удары революции пришлись как раз на эти три составляющие.
Таков результат того, что Церковь была принуждена исполнять ту функцию, которая ей несвойственна и даже вредна. Вера рождается в глубине человеческих сердец под действием Божественной благодати в результате свободных и личных поисков. Благодатная жизнь в вере постепенно орошает все формы человеческой деятельности, воплощается во всем жизненном укладе, в мировоззрении, в нравственных нормах. Только таким путем в обществе закрепляются христианские ценности.
Поверхностный взгляд судит только по внешнему результату этой внутренней работы. Предлагающие христианство в качестве государственной идеологии фактически намереваются начать с конца, поскольку способы идеологического воздействия на общество со стороны государственных институтов возможны лишь извне, в той или иной форме насилия.
Но невозможно государственным повелением "ввести" благодать. Христианские идеалы, навязанные пропагандой, будут лишены внутренней жизненной силы, став атрибутами некоего "православного атеизма".
Такой результат неизбежен не потому, что государство "плохое", а Церковь "хорошая". Просто задачи государства и Церкви резко различаются. В поле зрения государства общество, а не человек. Для Церкви нет большей ценности в мире, чем душа человеческая. Государство не может не прибегать к силе и принуждению, ибо его важнейшая функция - пресечение зла. Как говорил русский философ Владимир Соловьев, государство нужно не для того, чтобы на земле был рай, а для того, чтобы на ней не было ада. Оно не побеждает зло, а лишь ограничивает его действие. Церковь же призвана реально побеждать зло и осуществлять добро в мире, что возможно только через свободное веяние Духа Святого в душах человеческих.
Христианство как государственная идеология - это смешение двух совершенно разных путей и призваний. Такие эксперименты заканчиваются трагически и для Церкви, и для государства.
Нужно пристальнее всматриваться в "доброе старое время", прежде чем его копировать. Сейчас раздаются голоса за включение в школьную программу уроков Закона Божия. Многим кажется, что таким образом школьники узнают о Боге и обретут прочные нравственные ориентиры. По таким же соображениям приветствуется и уже упомянутая теология в вузах. Однако опыт преподавания Закона Божия в дореволюционной России свидетельствует об обратном. Вместо личного и интимного откровения веры - рутина зубрежки, домашних заданий и "двоек". В результате представления о Боге и Церкви надолго, если не навсегда, ограничиваются воспоминаниями о школьной "обязаловке". Преуспевавшие ученики до конца жизни могли назубок пересказывать полученные знания, но Церковь для них так и оставалась чужой, а некоторые даже стали яростными гонителями, как, например, семинарист-отличник Иосиф Джугашвили. Приходящим же к Богу нередко с большим трудом приходилось преодолевать школьные впечатления. Похожее явление, кстати, всем известно - школа надолго отбивает интерес к классикам.
Столь же опасно внедрение в народное сознание некоторого комплекса оценочных категорий, которые бы составили некий "идеологический пакет", приукрашенный псевдоправославным антуражем. В "НГР" от 7.03.2000 главный редактор "Православного книжного обозрения" Виталий Аверьянов предлагает в качестве "упрощенной системы идей" для неверующего сознания весь тот, якобы "консервативный", компот, который приготовили "Радонеж", "Русский дом" и прочие. Посмотрите, говорят нам, как они не податливы духу времени, как они бескомпромиссны и неполовинчаты.
Да в том-то и дело, что они ангажированы и конкретно направлены на власть! Их оппозиционность столь же условна, как всякая оппозиционность в демократическом обществе. Они порождение того либерализма, с которым воюют. Кроме того, при демократической системе правления оппозиция сама в некоторой мере является властью, поскольку оказывает на нее влияние и даже конкретно представлена в институтах государственного управления.
В одной куче оказываются и генералы КГБ, и коммунисты, и "черносотенцы", и нацисты. Да любой, лишь бы против ненавистного Запада. И все это уготовано представить народу как проявление "истинного" православия, "луч христианской мысли". Такая вот "проекция "сверху", "извне", культурный и стилевой синтез, приемлемый для "нецерковного народа". Вот именно, что для нецерковного. Ведь внутреннего религиозного опыта он не имеет, вот мы ему и яичницу вместо Божьего дара. Хороший иммунитет выработает - если и встретит потом Христа, то не узнает. Наш будет, "истинный". Послушная пешка в игре.
Только рано или поздно эта далеко задвинутая пешка поймет, зачем городился весь этот огород и за кого ее принимают. Тогда берегись! И не только игроки, но и те идеи, на которых они спекулировали. Вера это живое чувство, особая новая жизнь во Христе, а не навязанный извне страж от "общественно опасных" соблазнов. К реальному воплощению этой жизни и должен стремиться каждый христианин. Не менторского назидания жаждет мир, а действительного осуществления Царства Божия здесь, рядом, среди таких же, казалось бы, людей. И не надо всеобщего "охвата". Нужен луч надежды, пусть почти неприметный, но явно утверждающий: да, есть оно это самое "не от мира сего".
Истинно верующий как-нибудь обойдется без суррогатов веры в виде "национальных" и "державных" идей. Из Вечности к нам струится Свет Истины, он светит через наши сердца; и чем чище они будут, тем больше будет правды на земле.
священник Александр Шрамко,
"ДРУГИЕ НОВОСТИ"
14 февраля 2007 г. (впервые опубликовано в 2000 году
Православный вулкан. Церковь становится средоточием консервативной оппозиции демократическому государству
--------------------------------------------------------------------------------
Тесная связь государства с Церковью уже давно никем не оспаривается, а заявления иерархов о независимости церковных институтов от власти стали довольно редкими. Намного громче и отчетливей, в особенности после последних, пятнадцатых по счету, Рождественских чтений звучат высказывания об ущербности демократического светского государства, о его неспособности сделать общество – справедливым, культуру – нравственной, а людей – чистыми и светлыми. В этой связи "Союзом православных граждан" был резонно поставлен вопрос о том, как Церкви выходить из гетто, то есть стать влиятельной общественной силой. И в данном случае по причине уже имеющейся и неизбежной жесткой спайки иерархии с государством встал важный вопрос: а лояльна ли Церковь по отношению к власти?
У церковной лояльности в советской и постсоветской России одна природа. Московская патриархия соблюдает верность любой устойчивой власти, которая покровительствует ей и дает определенные гарантии ее священноначалию. В эпоху Сталина, Хрущева, Брежнева патриархии, несмотря на стесненные условия и гонения, было достаточно тех гарантий и денег, которые власть давала церковному начальству. Тем более, что за советской властью РПЦ МП была как за каменной стеной, ей не грозила ни пресса, ни разного рода интернет-издания, ни разоблачения ее финансовых махинаций, а немногочисленные приходы, по крайней мере, в крупных городах существовали относительно богато.
В нынешней России никаких гарантий для полного спокойствия священноначалия РПЦ МП уже нет. Покровительство власти не абсолютно, хотя и дает Церкви массу преимуществ, намного больших, чем в советское время. Епархиям возвращается собственность, православие становится одним из ключевых государственных символов. Но это не удовлетворяет церковное руководство. Идеологи РПЦ МП подвергают государство критике за то, что оно слишком либерально и не в состоянии, к примеру, ввести институт военного духовенства и внедрить обязательный предмет "Основы православной культуры" в школах, а также сделать хотя бы часть СМИ православно ориентированными. Вся эта критика объясняется тем, что в новых "демократических" условиях, после того, как власть сама долгое время возбуждала и насыщала аппетиты церковного руководства, Московская патриархия ищет устойчивого покровительства власти на новом уровне – условно говоря, она просит не только черные "Волги" (сегодня уже не "Волги", а бронированные "Мерседесы" – ред.) и резиденцию в Чистом переулке, но и инструменты общественного контроля.
Тем не менее, идеал этого устойчивого покровительства все также остается в сталинско-брежневском времени. Значительная часть и епископов, и священников, начиная с митрополита Климента (Капалина), полагает, что нравственность была выше именно в советскую эпоху, массовый патриотизм и жертвенность тогда существовали в большей степени, чем сейчас, государство же больше внимания уделяло воспитанию народа, а Церковь была некоей частью патриотической культуры, что осознавали и Сталин, и, наверное, КГБ, когда использовали духовенство в "патриотических" целях.
Постперестроечный период в глазах идеологов РПЦ МП видится намного более худшим, так как при Ельцине власть оставила Церковь наедине с самой собой, с "новыми русскими", с обществом в целом и с гуманитарной помощью. В эпоху Ельцина страну наводнили многочисленные "сектанты", а православие фактически растерялось – общество стало равнодушным к вере (как пишет социолог религии Сергей Филатов) и атеистически-сектантским.
Путинская ностальгия по всему советскому, казалось, стала для Церкви спасением, но на деле патриотическая православная идеология лишь на словах гарантировала ведущую и направляющую роль РПЦ МП как традиционной религии. На практике при Путине были сохранены хотя бы внешние атрибуты светского государства. И тогда особенно стало ощущаться радикальное отличие требований церковной идеологии, которая добивается последовательной реализации формулы православного государства, от того, что на практике совершает власть. Лояльность Церкви, требующей железных и абсолютных сталинских гарантий своего положения, по отношению к представителям Кремля и к проекту построения демократического государства стала стремительно исчезать, приобретая лукавые византийские формы.
Первым об относительности лояльности заявил один из видных идеологов консервативной общественности Кирилл Фролов, лидер московского отделения "Союза православных граждан". В своем интервью "Обсуждение Социальной концепции РПЦ свернуто" Фролов дает соответствующую духу времени и нынешним запросам РПЦ МП трактовку Декларации митрополита Сергия от 1927 года о лояльности советской власти. По его словам, "сам термин "сергианство" — условный. И никто не утверждает, что митрополит Сергий сознательно предавал Церковь. На самом деле, Церковь никогда не призывала к безусловному подчинению любой власти. Это – миф. Исходя из учения о Церкви, не всякой власти следует подчиняться". При этом непонятна ценность осуждения сергианства в Московской патриархии – ведь условной оказывается всякая лояльность Церкви власти, особенно нынешней. К. Фролов четко обозначает, какой власти Церковь не будет верна: "Лично я слышал от многих высокопоставленных российских чиновников администрации президента России, что они обеспокоены пунктом о нелояльности Церкви власти. Но ведь к ним, к нынешней власти этот тезис не имеет никакого отношения. Другое дело, что этот пункт имеет прямое отношение, например, к власти Ющенко на Украине. И там этот пункт, эту норму Социальной концепции Церкви пора уже применить". Между тем, сам К. Фролов успешно применяет пункт о "нелояльности" к российским чиновникам – достаточно вспомнить его выпады в адрес главы Миноборнауки Андрея Фурсенко и других либералов во власти.
Правая православная общественность, которая выражает во многом мнение традиционалистского слоя духовенства и священноначалия, призывает избавиться от всего, что напоминает демократию или светское государство, с ностальгией вспоминая советскую идеологическую империю.
Одним из первых жесткой критике подвергается президент РФ Владимир Путин. Главный редактор дружественного "Союзу православных граждан" сайта "Правая.ру" Илья Бражников в статье "Диктатура закона" в благодатной стране (полемика с В.В. Путиным и газетой "Русская мысль")" восклицает: "Что же касается Владимира Путина, то слова его сегодня вызывают недоумение: зачем нам "диктатура закона", если она не предуготовляет Благодать? … Так всё-таки, Владимир Владимирович, зачем нам диктатура либерального американо-французского законодательства?"
Мягкие уколы в сторону Кремля делают фактически все убежденные православные публицисты, хотя и не все имеют мужество оценивать с точки зрения своей идеологии президента. Наиболее ярко и честно это делает Владимир Карпец, в материалах которого фактически нет существенной разницы между "оранжевой" властью Виктора Ющенко в Украине и реальной политикой президента Владимира Путина. В статье "НАТО внешнее и НАТО внутреннее" Карпец дает разгромную характеристику кремлевской политике: "Приходится констатировать, что позиция самого Владимира Путина в противостоянии "внутреннего НАТО" и "внутреннего анти-НАТО" является крайне противоречивой. Эта противоречивость проявляется не только в его упорном отказе – со ссылкой на "нормы демократии" – от "третьего срока", без которого сегодня, по-видимому, невозможно обеспечить преемственность не только самого "путинского курса", но и государственности как таковой, но и – на самом деле, прежде всего, – в том, что, проводя внешнюю политику в пользу суверенитета – пусть в рамках "суверенной демократии" и также исключительно в рамках возможного и "малыми шагами",– он одновременно является сторонником преимущественно рыночных методов в экономике, что крайне негативно влияет и на внешнеполитический курс, и на сам суверенитет, чему примером является фактический распад не успевшего сложиться Российско-белорусского союза из-за навязываемых, увы, Россией "рыночных" цен на газ – или все это только повод сделать так, чтобы ничего не было? – но и упорное нежелание расстаться с "агентами иной цивилизации" в собственном правительстве. Если это, конечно, не необходимое "инь внутри ян". Одна из статьей Владимира Карпеца осуждает Путина за то, что то заявил об отказе России от названия "ядерной супердержавы" и заверил, что не пойдет на третий срок. Статья называется "Путин, будь мужиком!" Ее автор отмечает: "В этом случа, неужели нам остается пропеть Владимиру Владимировичу: "Есаул, есаул, что ж ты бросил страну…"? В другой своей статье Владимир Карпец вообще ставит вопрос так: "Конституция или Россия?"
Вслед за Путиным, естественно, объектом критики становится и один из его возможных преемников – Дмитрий Медведев. Причем, обвинения в адрес Медведева еще более разгромные, чем в адрес действующего президента. Так, в статье "Демократия – угроза суверенитету" говорится: "Дмитрий Медведев сегодня открыто выступил в качестве политического дублера Михаила Касьянова, от "идей" которого интервью Медведева не отличается ничем; равно как и его "социальные инициативы" ничем не отличаются от демонстративных заигрываний Касьянова с коммунистами. То, что перед нами почти открыто провозглашенный преемник президента Путина, выглядит довольно зловеще…" Очевидно, что исходя из этих правых идей и призывов К. Фролова "выйти из гетто" вопрос о лояльности, по крайней мере, при нескольких преемниках будет стоять довольно остро, пока правые не превратятся в цивилизованную консервативную силу в демократическом обществе, а Церковь не смирится с официальной ролью культурного символа.
Оппозиционные настроения аккумулированы в коммунистическо-православном консервативном срезе общества – правые православные консерваторы будут критиковать власть, пока она не перестанет быть светской и демократической. Церковь не удовлетворяют теперь отдельные преференции, ведь одно дело, когда Рязанский Кремль отдается православным государем в руки Церкви, а другое дело, когда он со скандалом переходит в РПЦ МП, что раздражает как общество, так и Церковь.
Любые "оранжевые" демократические выступления и митинги (а может быть, и революция), благодаря, в том числе, и реакционному облику оппозиции, будут вполне благожелательны по отношению к той части кремлевской бюрократии, которая и в настоящее время, и в будущем будет настаивать на построении демократии и соблюдении Конституции РФ. Пусть формально таких прагматиков-демократов на публике немного, но они есть. Однако и современные демократы, и патриоты во власти – все они сидят на православном вулкане, потому что, развращая церковные институты деньгами, собственностью и привилегиями, чиновники сыплют порох в жерло этого вулкана.
Р.Л.
